Гор Видал - Империя
— Остается лишь надеяться, что оно пригодится вам на бесчисленных подобных похоронах, — сказал Хэй, — пожилых дипломатов, например, или сенаторов моего возраста.
Теодор смотрелся в круглое зеркало, казалось, он, как и прочие, заворожен тем, что там увидел.
— После церковной службы здесь мне придется поехать в Кантон. — Он повернулся и, устроившись в кресле, вдруг затих. Как будто у игрушки кончился завод. Он и сидит, как кукла, подумал Хэй: ноги вытянуты, руки свисают по бокам.
— Мне тоже нужно ехать? — спросил Хэй.
— Нет, нет. Отныне вместе ездить нам не придется. Ведь если со мной что-нибудь случится, вам предстоит стать президентом.
— Несчастная страна, — сказал Хэй вставая. — Несчастный Джон Хэй.
— Довольно строить из себя старика. — Игрушка, словно взвинченная новым заводом, опять была на ногах. — В пятницу я встречусь с кабинетом, по возвращении из Кантона, в обычное время.
— Мы будем готовы. Что касается Элис, то если ей захочется приехать в Вашингтон, Элен приглашает ее остановиться у нас.
— Элис обожает ваших дам, — сказала Эдит; в ее словах не чувствовалось радости. — Они так хорошо одеваются, все время говорит она мне.
— Элис не нравится, что у нее бедные родители, — сказал президент, провожая Хэя к двери.
— Отдайте ее нам. У нас масса комнат.
— Может быть. Молитесь за меня, Джон.
— Я это уже сделал, Теодор. И сделаю еще.
3К своему удивлению, Блэз застал Шефа в его кабинете в редакции «Джорнел». Как правило, находясь в Нью-Йорке, Шеф предпочитал работать дома, но теперь такое бывало нечасто. В должности президента-вдохновителя демократических клубов он разъезжал по стране, сплачивал верных людей, готовился к предстоявшим через четыре года выборам. Когда застрелили Маккинли, он находился в Чикаго.
Брисбейн сидел на диване, а Шеф за столом, закинув на него ноги и глядя в окно, в котором не было видно ничего, кроме падающих хлопьев мокрого снега. Ни один из них с Блэзом не поздоровался: он был своим, членом семьи. Но когда Блэз спросил:
— Очень плохо? — Херст ответил:
— Плохо и становится только хуже, — и протянул ему газету «Уорлд». Четверостишие Амброза Бирса было набрано крупным шрифтом. Темой сопутствующей статьи было намеренное подстрекательство Херста к убийству. Пока Блэз читал, он слышал постукивание пальцев Шефа по столу — знак, что этот в общем флегматичный человек нервничает. — Они хотят доказать, что в Буффало в кармане убийцы был экземпляр газеты. Но это не так.
— Они что угодно придумают, — мрачно сказал Брисбейн. Отцы-основатели вымышленных новостей были недовольны, что кто-то другой столь же бесцеремонно выдумывает — на сей раз про них самих. Ирония ситуации не ускользнула от Блэза.
— «Чикаго америкэн» достигла трехсоттысячного тиража. — Мозг Херста напоминал первую полосу газеты, где соседствовали истории на самые разные темы, причем некоторые заголовки были крупнее других. — Я хочу добавить слово «америкэн» к названию «Джорнел». Особенно теперь. Крокер уходит из Таммани-холла. Его место займет Мэрфи. Держатель салуна, который одновременно был портовым инспектором. Его мы уличили в том, что у него акции компании по производству льда.
— Все равно готов биться об заклад, что он выдвинет следующей осенью вашу кандидатуру в губернаторы.
— Я в этом не уверен. — Шеф помахивал теперь правой ногой, а пальцы руки замерли; очевидно, вся энергия переместилась в противоположную часть тела. — Может быть, ты его прощупаешь? Спроси, не выдвинет ли он тебя в конгресс от Одиннадцатого округа. Заплатить придется всего лишь годовое жалованье конгрессмена. Потом они оставят тебя в покое в Вашингтоне, кроме тех голосований, что касаются Нью-Йорка, что никого не волнует.
— Я не собираюсь в конгресс, — начал Блэз.
— Я имел в виду Брисбейна, — отпарировал Шеф.
— Мы об этом уже говорили. — Благообразное выбритое лицо Брисбейна приобрело вдруг выражение государственного мужа. По слухам, он заигрывал с социалистами. — Своего рода пробный шар. Шефу нужно до девятьсот четвертого года избраться на высокий пост, и должность губернатора штата Нью-Йорк послужит ему трамплином в Белый дом.
— А как же полковник Рузвельт? Он же наверняка будет снова баллотироваться. — Блэз не представлял себе, что Шеф при всем его искусстве газетного издателя сможет составить достойную конкуренцию динамичному проповеднику Рузвельту. Кроме всего прочего, Шеф терпеть не мог публичных выступлений, ненавидел толпу, ненавидел пожатия рук — его вялое влажное рукопожатие служило поводом для насмешек в Газетном ряду.
Вошел помощник редактора с газетными гранками.
— Послание президента конгрессу. Только что получили по телеграфу. — Шеф взял длинный лист и начал быстро читать, нашел, что искал, и начал читать вслух, имитируя рузвельтовский фальцет, очень похожий на его собственный: — Леон, не знаю как произносится его фамилия, если верить нашему президенту, «воспламенился идеями профессиональных анархистов…»
— Бедная Эмма Голдман[128], — сказал Брисбейн.
— «… а также вероятно дерзкими речами тех, кто с трибун и со страниц публичной прессы, — это он обо мне; надеюсь, матушке это не попадется на глаза, — взывал к темным и пагубным духам алчности и зла, зависти и мрачной ненависти. Ветер сеют эти люди, исповедующие подобные доктрины, и они не могут уклониться от своей доли ответственности за поднятую бурю».
Херст скомкал листок в бумажный шар и швырнул с точным прицелом в корзину для мусора, что стояла сбоку от Брисбейна. Затем скинул ноги со стола, выдвинул ящик, достал револьвер и сунул его в карман пальто.
— Меня угрожают убить, — сказал он Блэзу. — И речь мистера Рузвельта только усугубляет эти угрозы. Что ж, мы доберемся вскоре и до него.
— Еще одной пулей, которая отправит его в последний путь? — мелодраматический взгляд Шефа на мир Блэз воспринимал как черную комедию.
— Боже упаси, — побледнел Херст. — Я ненавижу насилие. У меня свело живот, когда я услышал про Маккинли. Ужасно. Ужасно. — Блэз понимал, что Шеф живет в довольно причудливом сне, где реальные люди посредством его желтого искусства превращаются в вымышленных персонажей, которыми он манипулирует по своей прихоти. В тех редких случаях, когда его фантазия и реальный мир совпадали, он испытывал подлинный шок. Одно дело напечатать репортаж о том, как некий Джек отправился на небеса верхом на бобовом стебле, и совершенно другое дело, когда невыдуманный бобовый стебель вознес его над миром.
Брисбейн их покинул — послание президента нужно напечатать и дать к нему комментарий. Херст спросил о новостях с балтиморской газетой, и Блэз сказал ему правду.
— Это лишь камень, чтобы перешагнуть ручей.
— По дороге…
— В Вашингтон. В конце концов вы завладели всем, что стоило иметь.
— Ты мог бы управлять одной из моих газет. — Херст разглядывал снег, залепивший окно. Комната наполнилась странным голубоватым сиянием.
— Своими газетами управляете вы сами. Мне нужна собственная.
— В Балтиморе?
— «Икзэминер» — это лишь начало, пока… — Блэз сам не знал, что значит это «пока».
— Она скорее всего продала бы, если бы не погиб сынок Хэя. — Херст любил обсуждать дела Каролины. Вообще-то женщины как люди его не интересовали. Но Каролина была не просто женщиной, а издателем.
— Не уверен. Ей это нравится.
— Это чувство мне знакомо. — Херст позволил себе редкую для него шутку, касающуюся его самого. — Мне будет не хватать тебя здесь. — Это было прощание. Его финансовая помощь Херсту больше не требовалась; состояние матери уже намного превысило то, которое Херст когда-то подчистую растратил. Теперь, когда Блэз сам стал издателем, не было смысла продолжать отношения учителя и подмастерья. — Ты будешь жить в Балтиморе? — Это было искреннее любопытство.
— Нет. Нынешнее руководство справится без меня. — Это была неправда, но Блэз не хотел говорить Шефу, что он собирается осуществить налет на редакторский состав «Чикаго америкэн». Он присмотрел прекрасного ответственного секретаря, которому придется платить больше, чем ему платит Шеф, что и так было непомерно много, но если кто-нибудь в состоянии вытянуть «Балтимор икзэминер», то это Чарльз Хэпгуд, родившийся на восточном побережье Массачусетса и готовый расстаться с арктической зимой и тропическим летом Чикаго ради умеренного Балтимора.
— У тебя все будет в порядке. — В словах Шефа не слышалось убежденности. — Я хочу сказать, что у тебя есть деньги, а это главное. Найми лучших людей — другого способа не существует. — Бледные серые глаза на короткий миг взглянули на Блэза, и Блэзу показалось, что Шефу известно про Хэпгуда.
