Кристофер Хибберт - Королева Виктория
Она весьма неприязненно относилась к евангелической церкви и даже как-то заметила Дизраэли, что «строгие евангелические школы нанесли англиканцам не меньше вреда, чем католики». Особое неодобрение королевы вызывало их негативное отношение к театрам, танцам и строгое соблюдение субботы и воскресенья. «Я не очень одобряю наши тоскливые и скучные воскресные дни, — сказала как-то королева своей старшей дочери, —. так как считаю отсутствие невинных развлечений для бедных людей источником зла и многих несчастий». Королева всегда поддерживала и поощряла открытие воскресных картинных галерей и музеев, а когда правительство запретило воскресные выступления оркестров в парках, то выразила тут же свой протест премьер-министру по поводу столь «поразительной слепоты» сторонников подобного законопроекта. Вместе с тем она считала, что посещением церкви по воскресеньям ни в коем случае нельзя пренебрегать. « Позволь мне как твоей бабушке и крестной матери высказать еще одно напутственное слово, — заканчивала она письмо принцессе Виктории Гессенской. — Не пренебрегай своим долгом посещать церковь по воскресеньям, читать и перечитывать наиболее важные религиозные книги. Но ни в коем случае не увлекайся материалистическими произведениями, поскольку они вредны для каждого человека, и в особенности для людей молодых и неопытных».
Что же до епископальной церкви, то она накладывала такие же серьезные ограничения, как и правоверные иудеи, блюдущие субботу. «Знаете, — заметила однажды королева Гладстону, — я не очень-то хорошо отношусь к епископальной церкви». «Да, мадам, — грустно заметил тот, - мне это хорошо известно». Более того, королева зашла так далеко, что заявила, что не любит епископов. Когда леди Литтон посетила собрание большого количества епископов, королева не преминула заметить, что это была «чрезвычайно мерзкая вечеринка». «Однако ваше величество все же обожает некоторых епископов, — запротестовала леди Литтон. — К примеру, епископа Винчестерского». Королева действительно высоко ценила епископа Винчестерского, считая его человеком умным, обаятельным и обладающим прекрасными манерами. Рэндалл Дэвидсон, до того как стать епископом Винчестерским, был епископом Рочестерским. «Да, он мне нравится как человек, — ответила королева, — но не как епископ».
А когда епископ Дэвидсон переехал в Рочестер, королева написала очень сердитое письмо премьер-министру и строго отчитала его за то, что он не выполнил ее просьбу и не назначил Дэвидсона епископом в Винчестере. «Должна признаться совершенно откровенно, — высказалась она в послании, — что никогда еще не встречала человека, который сохранил бы прежние черты после назначения епископом. Надеюсь, что ничего подобного не произойдет с этим настоятелем».
Помимо того что королева Виктория неодобрительно относилась к епископам и резко критиковала христианскую церковь в целом, с не меньшим недоверием относилась она и к англиканским священникам. Однажды она сказала про одного человека, который был назначен воспитателем ее младшего сына, что тот «на редкость талантлив и к тому же прекрасно выглядит», но у него есть один недостаток — он священник. А в другом случае она выразила удивление, что священники так сильно убиваются по поводу бедных людей и прислуги. «Слуги — очень хорошие люди, — возмущалась она, — но почему бы не оставить их в покое?»[42].
Дневник королевы заполнен многочисленными нареканиями в адрес священников, которые устраивают слишком длинные службы и проводят чересчур длинные проповеди, во время которых она на старости лет просто теряла терпение. Герцог Портлендский вспоминал позже, что молодой кюре А.В. Бэйли, который позже станет настоятелем Виндзорской церкви, однажды обратился к сэру Генри Понсонби за советом относительно проповеди, которую должен был провести в присутствии королевы. Тот без колебаний ответил, что на самом деле «совершенно не важно, что ты будешь говорить, потому что королева плохо слышит. Самое главное, чтобы проповедь продолжалась не более пяти минут».
Больше всего королеве нравилось бывать в шотландской церкви. Именно в этом настоящем и истинном оплоте протестантизма она всегда чувствовала себя как дома и предпочитала ее всем другим религиозным учреждениям. «Я всегда была предана Шотландии и ее церкви, — заявила она однажды делегации шотландской церкви. — В этом смысле я ощущаю себя диссентеркой[43] и в еще большей степени пресвитерианкой». Основные преимущества шотландской церкви она видела в простоте церковной службы, в ясных и коротких проповедях и в спокойной рассудительности простых прихожан. Однажды она поразила окружение желанием во что бы то ни стало отвести своих придворных в шотландскую церковь, как сделала это со слугами в Балморале. А когда младший сын воспротивился этому, она очень разозлилась. «Позволь мне ясно и четко объяснить тебе, — сказала она сыну, — что твой священный долг участвовать во всех церковных мероприятиях вместе со мной. Я никогда еще не слышала ни единого сколько-нибудь серьезного возражения против таинства причастия вместе с родителями, в особенности если с такой просьбой выступает глава государства».
Королева с большой благодарностью вспоминала «восхитительные» проповеди «своего дорогого друга» и капеллана преподобного Норманна Маклеода, которого всегда слушала с огромным вниманием и постоянно выражала согласие кивком головы. «Все возвращались домой полностью удовлетворенными, — записала королева в дневнике после одной из таких проповедей. — От этого богослужения у меня даже в горле пересохло. Как приятно возвращаться из церкви в подобном настроении».
Такое же впечатление королева получила в следующем году от проповеди преподобного Джона Лэрда, приходского священника Эррола, который «наэлектризовал всех присутствующих своей удивительной и прекрасной проповедью. Она продолжалась не меньше часа, но все это время он держал верующих в состоянии напряжения». Это было в 1855 г., и с тех пор она больше никогда не сидела в церкви так долго. Королева не прерывала проповедника во время службы, как это часто делала королева Елизавета I, но при этом всем своим видом показывала, что он и так уже сказал все, что нужно.
39. ПРИНЦЕССА АЛЕКСАНДРА
«Если бы только он был достоин такого сокровища, вот в чем загвоздка».
Через пять дней после смерти принца Альберта королева отправилась в Осборн, хотя ей очень не хотелось оставлять дворец, где в ожидании похорон лежал любимый покойный муж. По словам сопровождавшей королеву герцогини Атолльской, та выглядела убитой горем, а ее «молодое лицо (42 года) было прикрыто траурной шляпкой и казалось окаменевшим. Почему-то в этот момент королева напоминала несчастного ребенка, внезапно лишившегося родительской ласки и опеки». Она все время обнимала герцогиню, а та с сочувствием поглаживала ее руку и думала при этом, что нет ничего такого, что она не могла бы сделать для своей хозяйки.
В Осборне королева приложила немало усилий, чтобы просмотреть накопившиеся за последние дни государственные бумаги и дипломатические ноты, стараясь во что бы то ни стало выполнить свой долг перед страной и правительством. При этом она пыталась вспомнить все те сложные моменты, о которых ей так подробно рассказывал в свое время муж. Как и в Виндзоре, а позже и в Балморале, королева не могла избавиться от мысли, что может сойти с ума от такого горя и невероятного нервного напряжения.
Вскоре она обнаружила, что не может принимать своих министров наедине, и сказала премьер-министру лорду Пальмерстону, чтобы члены кабинета решали все свои дела либо с принцессой Алисой, либо с генералом Греем, преемником личного секретаря принца Альберта Джорджа Энсона. После смерти принца генерал Грей стал ее личным секретарем. А когда премьер-министр стал настаивать на том, что такой метод ведения дел практически невозможен, королева неохотно согласилась с ним и пошла на некоторые уступки. В частности, она признала, что в таком состоянии вряд ли сможет посещать заседания Тайного совета. Словом, в такой нелегкой ситуации был достигнут довольно странный компромисс. Председателем Тайного совета являлся недавно назначенный на этот высокий пост Артур Хелпс, образованный и весьма тактичный человек, которому королева безгранично доверяла. В конце концов королева и ее премьер-министр договорились, что члены Совета во главе с председателем будут находиться в одной комнате, а королева в это время может сидеть в соседней комнате, дверь которой откроют настежь. Таким образом королева сможет слушать ход заседания и одобрять или отвергать все принимаемые членами Совета решения.
Примерно такое же отстраненное присутствие королевы наблюдалось и во время свадьбы принца Уэльского и принцессы Александры, которая состоялась 5 марта 1863 г.
