Эдуард Зорин - Обагренная Русь
— А может, и по князеву?
— Мне лучше знать, — спокойно возразил Чурыня. — И обретаешься ты в Киеве не потому, что вздумалось потолкаться на торговище.
— Да почему бы еще? Забот у меня иных нынче нет.
Тут Сдеслав управился наконец с карасишкой и тоже вступил в разговор:
— Слух такой прошел, боярин, будто объявился ты в Киеве накануне больших перемен.
— В Киеве завсегда перемены, — сказал Славн, — а я живу на покое. Не до вас мне. Вон и Миролюба спроси, почто я в городе объявился.
Миролюб открыл было рот, чтобы поддержать гостя, но Сдеслав отмахнулся от него, как от мухи, и снова впился пристальным взглядом в Славна:
— Твой хозяин тебя не выдаст. А вот ведь что мне на ум пришло. Сколь лет ты в своей вотчине, да в Киев раньше не наведывался. А только Рюрик занемог, так ты и здесь!
— Так и вы со мною раньше дружбы не водили! — засмеялся боярин. — А тут, гляди-ко, сыскали. С чего бы это?
Умел Сдеслав развязывать языки. Вот и Славну язык развязал. Дальше речь его покатилась плавно:
— Небось не мы одни, и ты смекнул, что Рюриковы дни сочтены.
— На сей раз не выбраться ему, — поддакнул Чурыня.
— Вот, — указал на него Сдеслав. — Кому, как не Чурыне, про это знать.
— Да уж кому-кому, а ему-то я верю, — сказал старый боярин и снова срыгнул. — Хороши у тебя карасики, Миролюб.
— Ты про карасиков забудь, — рассердился Сдеслав. — Ты от беседы не уходи.
— А ежели мне карасики куды как приятнее вашей беседы? — нахохлился Славн.
— Вот закончим подобру-поздорову, — терпеливо сказал Сдеслав, — так хозяин тебе еще карасиков подаст.
Миролюб, стоя у стола, угодливо закивал головой. Напугали его незваные гости, так он уж и не рад был, что приютил у себя Славна. Теперь не оберешься лиха, теперь и ему ответ держать.
Старый Славн заметил его растерянность.
— Ты, боярин, не бойся, — сказал он, — Это они со страху. Скоро кончится их время, вот и лютуют.
— Ишь, како запел! — так и взвился Чурыня.
— Вот, — кивнул в его сторону Славн. — Небось и сам зришь. Ничего они с нами не сделают.
— А вот и сделаем, коли упрямишься, — пообещал Сдеслав. — Из терема тебя не выпустим и кликнем отроков. Покудова в Киеве наша сила.
— То-то же, что покудова, — сказал Славн, — а завтра иные наступят времена.
— Тебя только разозлить, боярин, а после ты сам заговоришь, — рассмеялся Сдеслав, — Ну так сказывай, по чьему указу ты в Киев пришел. Может, и мы с вами.
— А почто вам с нами быть? Вам и с Рюриком хорошо, — смирившись с тем, что таиться без толку, отвечал Славн. — Мы с вами по разные берега, а река промежду нас. Оба берега вместе не соединить.
— Так вот ты соединил же.
— Я завсегда у одного берега был. Где Киев, там и я. А вы глядели, где посытнее. И нынче не о себе, и не о Рюрике, я пекусь, и не о Ростиславе. Все бояре, что поумнее, пойдут к Чермному на поклон. Не то испоганят нашу землю половцы и вот такие сребролюбцы, как вы с Чурыней.
Все высказал боярин, теперь задумка его была как на ладони.
— Видит бог, не хотели мы тебе зла, — сказал, вставая, Сдеслав. — Да сам ты, Славн, себя не пожалел. И коли нет среди вас и нам с Чурыней места, то благодарствуем на карасиках да и в путь.
И Чурыня привскочил, чтобы двинуться вслед за Сдеславом к двери. Но Славн остановил:
— Не поспешайте, бояре, а лучше поспрошайте хозяина, нет ли у него и еще чего, кроме карасиков.
— Такими-то яствами мы холопов своих потчуем, — оглянулся с порога Чурыня — Не застряла ли у тебя кость в горле, Сдеслав?
— Застряла, да еще какая, — в тон ему отвечал приятель. — Плохой у тебя сокалчий, Миролюб: карасики-то были не дожарены. Чего же еще от него ждать? Мы уж дома повечеряем.
<текст утрачен>дома вечерять. Вы шибко-то не рядитесь, бояре, а снова садитесь к столу, покуда мы не раздумали.
И Славн ложкой постучал по столешнице. Миролюб перекрестился и юркнул за дверь: вот — чего боялся он, то и сбывается. Уверял его старый боярин, что все обойдется без насилия, что людишек своих попрятал он по всем закуткам из осторожности. Ан, нет: неспроста таились в его тереме Славновы молодцы — теперь не иначе как повяжут передних мужей, а спрос будет с него. Никого не следовало ему пускать к себе на двор. И Сдеславу с Чурыней не нужно было открывать ворот.
Вошли в горницу Славновы люди. Чурыня попятился и повалился спиной на лавку, Сдеслав отскочил к столу.
— Так будем и дальше судить-рядить, бояре? — спросил Славн, улыбаясь, — Или тихо поладим? Эй, Миролюб, — крикнул он за дверь, — ты куды это запропастился?
3На Горе все сбились с ног, разыскивая Чурыню. Но толком так ничего узнать и не смогли. Потрясли челядь, тиуна допросили с пристрастием. Но тиун только и смог сказать, что заезжал к боярину как-то утречком Сдеслав, а после вместе они выехали, а куда — не сказывались. Как подъезжали бояре к усадьбе Миролюба, никто не видел. Так и оборвался в безвестности след Рюрикова любимца.
А князю с каждым днем становилось все бесприютнее и тоскливей. Все чаще преследовал его призрак приближающейся смерти.
И Рюрик не выдержал — запил снова. Впервые после долгого перерыва опять засветились в ночи окна княжеского терема, опять послышались веселые голоса скоморошьих дудок и сопелей, сгрудились у коновязей боярские холеные кони.
Выставлял князь меды и киянам, но кияне почему-то не веселились, хоть и не отказывались от угощения. Рюрик объезжал посады, удивлялся:
— Будто подменили моих киян.
А возвратившись в терем, говорил за ломящимся от яств столом:
— Это обо мне они скорбят.
И пил вино из большого рога. Не закусывал, не отдыхал, снова и снова подставлял рог виночерпию:
— Лей, не жалей! Уважь хозяина своего перед кончиной!
Или вдруг хмурился и начинал придираться к боярам. Как-то выбрал он среди всех Миролюба:
— Что это у тебя, боярин, рожа такая кислая?
— Да с чего ты взял, княже? — вздрогнул Миролюб.
— Весь вечер за тобою наблюдаю и все понять не могу: али пуще, чем меня, скрутила тебя хвороба? Ране-то ты куда как жаден был — пил за троих да еще норовил утащить в рукаве жареного гуся.
— Сроду такого не бывало, княже, — смутился боярин. — У меня и своих гусей полон двор.
— Так то свои гуси, а то княжеские. Коли тащил их со стола, значит, были они вкуснее.
Все посмеялись Рюриковой шутке, хлопали Миролюба по плечу:
— А как поглядеть, не спрятал ли он и нынче что-нибудь в свои рукава?
Дергали боярина со всех сторон, пьяно улыбались. Рюрик подозвал виночерпия и велел наполнить свой рог. Протянул Миролюбу:
— Пей.
У боярина глаза полезли на лоб:
— Разве мне с тобою, княже, потягаться? Да я с этого рога под столом проснусь.
— Вот и спи. Но покуда сидишь, от подарка моего отказываться не смей.
Не потому не пил боярин, что здоровьем был слаб, а потому что боялся: не дай бог, проговорится во хмелю, что гость у него в тереме. И с тем гостем под строгим присмотром живут-поживают потерявшиеся бояре — Чурыня со Сдеславом.
Невдомек ему было, что и другие многие из пировавших тоже со Славном виделись и были с ним в полном согласии. А ждали они только Рюриковой смерти, чтобы сразу же после этого слать гонцов к Чермному в Чернигов, звать его на киевский стол. И таких было даже больше, чем тех, что скорбели о близкой утрате. И выявлять они себя не спешили и делали вид, что все идет по-прежнему.
Миролюб принял от князя рог с поклоном, дрожащей рукой расплескал вино, перекрестился и выпил все до дна. Перевернув, потряс пустой посудиной над головой.
— Вот теперь иное дело, — сказал Рюрик, — вот теперь я вижу, что и ты любишь своего князя.
Дальше — больше, скоро бояре оглохли от скоморошьих гудков, Рюрик поднялся из-за стола, замахал руками. Гудки смолкли.
Тут все увидели, что князь необычно бледен. Глаза выкатились, на губах пузырится желтая пена.
Бояре повскакали со своих мест, одни кинулись к Рюрику, другие к двери…
Миролюб очнулся на дворе. Сквозь слипшиеся веки видел: на гульбище мечутся люди с факелами, на всходе беспомощно барахтается людской клубок. Истошный женский голос вопил:
— Христиане, куды вы? Князь наш преставился.
Кто-то подхватил боярина под мышки, поволок во тьму.
— Да что с тобою, батюшка, — постанывал у самого уха знакомый голос отрока, — чего это ты оброб?
Потом все покатилось во тьму. Очнулся Миролюб у себя в тереме на неразобранном ложе. Руки занемели, в голове клубился розовый туман.
Вдоль стен на лавках сидели Славн и некоторые другие знакомые бояре, улыбались. Миролюбу сделалось не по себе. С чего бы это такое сборище?
— Доброе утро, боярин, — сказал Славн. — Каково спалось?
