Виктор Андриянов - Полынь чужбины
Помнится, во время путешествия по центру Европы председатель Карловарского комитета Союза чехословацко-советской дружбы Станислав Давидек, могучий великан с прокуренными усами, знакомил нас со своим районом. Он только что вернулся из Свердловской области, с которой соревнуется Западночешская область. Дорога то ныряла в густые рощи, то снова выводила «шкоду» Станислава Давидека на степное раздолье.
— В нашем районе трудятся замечательные люди,—рассказывал Давидек,—и, как водится у добрых друзей, мы часто ездим к вам, а ваши товарищи приезжают к нам. У нас много общих дел —и в хозяйствовании, и в культурном обмене. Я и сам не раз бывал на Украине —в Киеве, Ужгороде.
И Станислав Давидек рассказал, что хозяйству села Быхов на Тепле, куда мы держим путь, помогли закарпатские рыбоводы—и теперь здесь тоже разводят новую породу форели, а карловарские лесоводы делятся своими «секретами» с украинскими коллегами.
Сегодня мы снова вспоминаем встречи с чехословацким шахтером Зденеком Павликом, для которого поиск имен павших в борьбе за освобождение его родины советских солдат стал делом жизни.
— Я не люблю в общем-то громких слов,—говорил Зде-нек,— но думаю так: перед всеми павшими в борьбе с фашизмом чувствую себя в вечном долгу. Они погибли ради нас. Известно ведь, какую судьбу готовили нам гитлеровцы.
Да, известно. Чехословакия, утверждал Гитлер, выступая перед высшими генералами вермахта z8 мая 1938 года, должна исчезнуть с карты Европы. Зловещий посев той весны взошел очень скоро: мюнхенский сговор, предательство правящей буржуазии, свастика над страной.
Дорога к возрождению, к национальной и государственной независимости шла через Бузулук и Соколов, через муки Панкраца и отвагу Словацкого национального восстания, через омытую общей кровью Дуклу, шла с танками Рыбалко и Лелю-шенко, освобождавшими Прагу.
— Не будь Советского Союза, Советской Армии,—убежденно говорит Зденек Павлик, рабочий человек,—от моей родины остались бы одни руины. Я всегда об этом помню. И детям завещаю помнить.
Надо ли сегодня помнить обо всем этом?
Надо.
6Глубоко символично, что голоса дружбы сынов и дочерей разных народов прозвучали здесь, в самом центре Европы,— в городе Соколов.
Город, давший имя фестивалю политической песни, близкий сосед знаменитого курорта Карловы Вары. От популярных источников до Соколова всего два десятка километров. Только что машина шла мимо сплошного ряда пансионатов, гостиниц, санаториев. И вот уже за окном индустриальный пейзаж: на макушку террикона взбирается вагонетка, дымят трубы электростанции, тянутся закопченные заводские корпуса...
Соколов лежит на самом западе республики, в том углу, где сходятся границы Чехословакии, ГДР и ФРГ. Окрестные названия напоминают о древней славянской истории края: Соколов, Ходов, Краслице, Локет... Там, где река Огрже круто меняет русло, давным-давно поставили Локетский замок. Его называли «ключом к королевству Чешскому». Старые названия дошли через века, хотя не раз их пытались стереть с карты и из памяти. «Лес, река, города и села изменить свои славянские имена не хотят»,—писал когда-то чешский поэт Ян Коллар. Охотников переиначить на свой лад исконные имена, увы, немало находилось и позже.
В Соколове —его родословная, кстати заметить, уходит в XIII век, в средневековые копи — в городском музее есть любопытная карта. Издана она была в Мюнхене года три-четыре назад. По существу же, это слепок навсегда ушедшего времени, наглая попытка повернуть вспять историю, воскресить 1938 год, когда фашистские солдаты сбивали таблички у чешских городов и сел и ставили свои.
Совсем рядом проходит здесь граница с ФРГ.
— Всмотритесь теперь в ту опушку,—советует пограничник, передавая бинокль и показывая налево.—Там под деревьями укрыт бункер американской армии.
Так же тихо вокруг — только птицы слышны. Так же ласкова речушка. Только смотришь вокруг уже другими глазами. По ту сторону мостика не просто другая страна. Там, за флагами ФРГ и Баварии, другой мир.
Черта, у которой стоит пограничный столб с гербом Чехословацкой Социалистической Республики,— самая западная граница социализма. За спиной часового на фасаде контрольно-пропускного пункта лозунг: «Защищаем рубежи социализма». Да, старое понятие границы наполнилось новым смыслом. Оберегая свои пределы, Чехословакия обороняет и границы социализма. А рубежи социализма надежно защищают Чехословакию.
Каждая эпоха оставляет свои символы интернациональной солидарности. Партизану, борцу Словацкого национального восстания, и сегодня слышится гул советского самолета, спешившего на помощь повстанцам. Сегодня самолет стал живым памятником. Как и танк в Праге, первый советский танк, прорвавшийся на помощь восставшей столице. Площадь, на которой он стоит, город назвал именем Советских танкистов. Чуть поодаль, на Кларове, там, где булыжная дорога крутым серпантином взбирается вверх к величавому утесу Града, открывая внизу островерхие, зеленые крыши, мосты через Влтаву,— там, справа от дороги, поднялся копер «Метростава» — новый символ нашей дружбы.
О копрах, вписанных в пражское утро, о партизанской беззаветной дружбе, о Гавроше и Щорсе, о непокоренных чилийских патриотах во весь голос пел Соколов. Эмблема фестиваля — гитара, из которой вырастает рука, сжатая в кулак.
Но представьте себе, что вот эта гитара
Для фашистов страшна, словно совесть земли.
В сентябре на допрос взяли Виктора Хару
И гитару его на допрос повели.
Чтоб бежать он не смог, его крепко связали.
Чтобы жить он не мог, расстреляли в ночи.
Чтоб играть он не мог, ему руки сломали,
И у песен, ребята, есть свои палачи.
С голубых Кордильер открываются дали.
Океанские ветры звенят, как струна.
А гитару его сапогами ломали.
И гитара поэта бывает страшна.
Так играйте, друзья, бейте в ваши гитары,
Воскрешайте шеренги великих имен,
Чтобы в ваших руках руки Виктора Хары
Продолжали бы песню грядущих времен.
Песню Сергея Никитина в Соколов привезли воронежские студенты. И как трепетно слушал их переполненный Дворец спорта, как скандировал вместе с нашими ребятами последние строки:
Чтобы в ваших руках руки Виктора Хары
Продолжали бы песню грядущих времен.
Молодежь разных стран — Советского Союза и Кубы, ФРГ и Бельгии, Чехословакии и Анголы, Болгарии и ГДР, Чили и Португалии — снова и снова утверждает свою солидарность в борьбе за мир, за разрядку международной напряженности, против фашизма и империализма. Песня летит к границам навстречу ядовитым волнам, и, верится, она сильнее их.
Дети разных народов,
Мы мечтою о мире живем...
Стремительно меняются ритмы, языки, костюмы, темы...
Музыка переносит с континента на континент, от забот и радостей человека к тревогам человечества. Слушаешь эту разноязыкую исповедь и думаешь, как точно сказано о песне— душа народа, как окрыляет и объединяет песня.
Нам вспоминается одно из писем Юлиуса Фучика своей Густе. Отправил он его осенью 1932 года из армии.
«Любопытный эпизод произошел вчера днем в нашей комнате. Ефрейтор (тот самый человек, которому вменили в обязанность неотступно следить за мной) вступил со мной в спор о немецком гимне. Потом мы заговорили о гимнах вообще, и он позволил себе шутку: «Вы, наверное, охотнее поете русский, чем наш». Я согласился с ним с видимой охотой. Тогда он полюбопытствовал: «А какой у русских гимн?» И я запел по-русски «Интернационал». Не особенно громко. Но все-таки это услышал один немец, который стоял, склонившись над своим чемоданчиком. Он вдруг выпрямился и запел вместе со мной «Интернационал» по-немецки. А тут присоединились и два словака, а потом еще один чех. И прежде чем мы успели спеть первую строфу, как уже все парни (кроме одного) стояли посреди комнаты, руки по швам —и «Интернационал» сотрясал стены казармы.
Такая случайность, а кончилось ведь дело настоящей демонстрацией».
Десять лет спустя в оккупированной Праге, когда гестаповцы выследили Фучика и бросили в тюрьму Панкрац, выстоять ему помогла песня. Откройте «Репортаж с петлей на шее», прочитайте эти строки:
«Камера N& 267 поет. Всю жизнь я пел песни и не знаю, с какой стати расставаться мне с песней сейчас, перед самым концом, когда жизнь ощущается особенно остро».
И дальше:
«Сегодня Первое мая 1943 года... Девять часов. Сейчас часы на кремлевской башне бьют десять, и на Красной площади начинается парад. Отец, мы с вами. Там сейчас поют «Интернационал», он раздается во всем мире, пусть зазвучит он и в нашей камере. Мы поем. Одна революционная песня следует за другой, мы не хотим быть одинокими, да мы и не одиноки, мы вместе с теми, кто сейчас свободно поет на воле, с теми, кто ведет бой, как и мы...
