Валентин Лесков - Спартак
Яростные нападки на Помпея в сенате выглядели особенно контрастными на фоне безудержного его прославления среди римского народа. Плебеев прельщало обещание победоносного полководца вернуть им защиту трибунов с их властью в полном объеме, а также реформировать суд, запятнанный ужасающим взяточничеством и всевозможными злодеяниями.
Кроме того, народу Помпей нравился и как человек, ибо обладал он приятной, располагающей внешностью, живым, выразительным взглядом, приветливостью, умением убедительно говорить. Все хорошо знали его честность, сдержанность в изъявлении чувств, умеренность в личной жизни — о ней говорил его простой и скромный дом, — его постоянную готовность оказывать помощь людям из народа, беспредельную любовь к нему его воинов, главное правило жизни: «Превыше всего цени славу и уважение друзей и народа!»
По этим-то вот причинам в народном собрании с удовольствием слушали речи сторонников Помпея и его собственные письма, обращенные к народу. Польщенные плебеи с готовностью повторяли утверждения помпеянцев насчет решающих заслуг конницы Помпея в последнем сражении.
Красс и его легаты были озлоблены вестями об интригах Помпея и отвечали по его адресу грубыми ругательствами.[60] Они пытались привлечь на свою сторону М. Лукулла, находившегося в Брундизии. Но последний, человек умеренного честолюбия и хороший гражданин, «влиятельный, добросовестный и честный муж», настоящий «представитель римского народа», «поддерживающий авторитет его державы», как говорил о нем официально Цицерон, предпочел уклониться от решения спора между соперниками. Ему вовсе не хотелось заслужить ненависть Помпея и отравить себе будущее. Поэтому М. Лукулл не пожелал присоединиться к нападкам на Помпея. Узнав 8 января о гибели Спартака, он объявил войну с рабами законченной и немедленно распустил свои войска. После этого в сопровождении немногих близких ему людей Лукулл вернулся в Рим.
Он был довольно хорошо встречен в сенате, сделал ему отчет о своем наместничестве и войне с фракийцами. После этого, считая, что он вполне заслужил почетный отдых, Лукулл целиком ушел в личную жизнь, стараясь уладить свои семейные дела, бывшие уже давно неблагополучными.
Потерпев с М. Лукуллом досадную неудачу. Красс все-таки не отказался от попыток одолеть Помпея в дуэли происков и интриг. Стараясь подкрепить свою репутацию в качестве победителя и внушить рабам страх, Красс решил распять всех пленных. С этой целью (после того как его отряды и отряды Помпея в течение месяца прочесывали Апулию, Луканию, Брутий, Калабрий, Самний и Этрурию, вылавливая «остатки» спартаковских войск и уничтожая их при удаче) он воздвиг от Капуи до Рима 6 тысяч крестов. На них-то Красс и распял всех пленных повстанцев и тех, кого счел за них.
Помпей, более осторожный, нашел такой шаг опасным для будущего и непопулярным и предпочел возвратить захваченных им в плен рабов их бывшим хозяевам.
Сенаторы, испытавшие много волнений и страха за время войны со Спартаком, приветствовали доблестное, на их взгляд, деяние Красса, Помпея же подвергли осуждению. Выезжая группами и с близкими на Аппиеву дорогу, они с облегченными вздохами смотрели на распятые на крестах тела. В предчувствии поживы над ними кружили вороны…
Итак, как Красс и обещал сенату, он быстро закончил войну со Спартаком, потратив на нее шесть месяцев (Аппиан). Он ждал триумфа — желанной для него награды. Но неблагодарные сенаторы, еще не так давно трепетавшие перед Спартаком, теперь стали говорить, что война была ведена «не с настоящим противником», что имя врага «было низким и неподходящим» (А. Геллий) и что к «легкости такой победы более подходит зелень Венеры» (то есть миртовый, а не лавровый венок). По указанной причине, к великой досаде Красса, завистливый сенат не дал ему большого триумфа, а назначил малый — пеший — овации с миртовым венком.
Помпей торжествовал. Красса душила злоба. В конце января оба соперника решили возвратиться под Рим. Каждый из них старательно распространял о другом неблагоприятные слухи. По части очернения Помпея Красс проявил много искусства. «Поэтому было почти столько же людей, выходивших к нему (Помпею. — В. Л.) навстречу с дружескими приветствиями, сколько и тех, кто делал это из страха. Когда Помпей рассеял и это подозрение (что он станет искать единовластия. — В. Л.), объявив, что распустит войско сразу после триумфа, у его недоброжелателей остался только один повод для обвинений, а именно они упрекали Помпея в том, что он скорее держит сторону народа, чем сената, и решил восстановлением власти народных трибунов, которую отменил Сулла, добиться народного расположения. И это было верно, ибо ни к чему другому народ римский не стремился более неистово, ничего не желал более страстно, как видеть восстановленной власть народных трибунов. Поэтому Помпей считал большой удачей, что ему представляется удобный случай для проведения в жизнь этой меры: он полагал, что не найдет другого способа отблагодарить граждан за их любовь к нему, если этим средством воспользуется до него кто-либо иной.
Затем Помпею был назначен второй триумф, и он был избран консулом. Однако не эти почести вызвали удивление перед ним и делали его великим в глазах народа. Доказательством его славы было то, что Красс, замечательный оратор, один из самых богатых и наиболее влиятельных из тогдашних государственных деятелей Красс, который смотрел свысока на самого Помпея и всех прочих, не решился все же домогаться консульства, не испросив согласия у Помпея. Помпей, однако, с удовольствием принял просьбу Красса, так как давно уже хотел оказать какую-нибудь услугу и любезность, и обратился к народу, настоятельно рекомендуя ему Красса; он заявил открыто, что будет столь же благодарен гражданам за товарища по должности, как и за самую должность» (Плутарх).
Итак, примирившись по необходимости (иначе обоим было невозможно достигнуть высшей должности в государстве; Помпей еще не занимал ни одной государственной должности и не имел требуемого законом возраста — 42 лет[61]), оба соперника были избраны консулами. Опираясь на поддержку Помпея, Красс, «против обычая, отверг миртовый венок и добился благодаря своему влиянию, чтобы было вынесено сенатское постановление: быть ему увенчанным лавром, а не миртом» (А. Геллий).
В декабре 71 года, успевшие после выборов вновь поссориться, соперники справили триумф. Встречаемые восторженным народом, Помпей и Метелл, с лицами, выкрашенными киноварью (таков был обычай), проехали на почетных колесницах через весь город с лавровыми венками на головах, сопровождаемые победоносными войсками, и на Капитолии принесли благодарственные жертвы Юпитеру.
II
Феликс из Помпей проходил вместе с другими в рядах победоносной конницы. Он получил награду от Помпея, по так и не сумел добиться от сената признания своей заслуги в качестве «победителя Спартака». Он возвращался в Помпей к родным пенатам, обозленный на весь свет за допущенную по отношению к нему несправедливость. Тем не менее, не желая никому в угоду отказываться от своих притязаний, он призвал живописца и на светлой облицовке своего нового дома велел ему изобразить боевую схватку помпеянской конницы со спартаковской и затем свой собственный бой со Спартаком на коне и на земле. Живописец выполнил его желание. Картины эти, к сожалению в поврежденном виде, дошли до нашего времени и в 1927 году были найдены Майури, директором Неаполитанского музея.
III
На другой день после триумфа Помпея пеший триумф — но с лавровым, а не с миртовым венком — справил Красс. Самолюбие его страдало, и он мучительно завидовал сопернику, совершенно затмившему его.
Вновь ухудшившиеся отношения между двумя соперниками грозили всему Риму большими осложнениями, быть может, новой гражданской войной. Но ее не хотел никто, в особенности же демократия, более или менее воспрянувшая благодаря выполненным Помпеем обещаниям — восстановлению власти трибунов в полном объеме, а позже — реорганизации судов. Сторонники демократической партии опасались, что победитель в качестве нового диктатора вновь вернет дурные времена Л. Суллы. Были приняты решительные меры к тому, чтобы покончить дело миром. Сначала Помпей и Красс отказались примириться. «После того как некоторые предсказатели стали предвещать наступление многих ужасов в том случае, если консулы не примирятся, народ снова с плачем и унижением просил их примириться, ссылаясь на бедствия, бывшие при Сулле и Марии. Тогда Красс первый сошел со своего кресла, направился к Помпею и протянул ему руку в знак примирения. Помпей встал, в свою очередь, и подбежал к Крассу. Когда они подали друг другу руки, посыпались на них всякого рода благопожелания, и народ оставил собрание лишь после того, как оба консула объявили, что они распускают свои армии» (Аппиан).
