Илья Гордон - ТРИ БРАТА
– Какая там еще Эстер? – бросил в ответ Виля. – Номер 27, что ли?
– Чего ты дурака валяешь, будто не знаешь, кто такая Эстер Ходош? – вспыхнула Марьяша.
– Я уже забыл еврейские имена, – нагло отозвался Виля.
– А для меня она не номер такой-то, а Эстер, и о ней я хотела с тобой поговорить. Ты как будто на днях отправляешь ее в Гончариху вместе с другими?
– Iawohl, да! – кивнул Виля.
– Тогда и я поеду с ней, одну я не отпущу ее.
– Worum so?23 – спросил Виля. – Эта старуха никакой пользы мне принести не может.
– А, вот как! Ты и из меня хочешь сначала выжать все соки, а потом уже отправить куда прикажут? Так уж лучше сразу же, теперь, вместе с Эстер! – возмущенно крикнула Марьяша.
– Никуда ты не поедешь, ты останешься тут, – вкрадчиво сказал возбужденный присутствием молодой женщины Виля и хотел было ее обнять, но Марьяша оттолкнула его.
– Ты же чистокровный ариец, а я еврейка, – насмешливо сказала она.
– Чего ты смеешься? Ты ведь знаешь, что я давно…
– Что? Что давно? – притворяясь непонимающей, спросила Марьяша,
– Ты хорошая, – льстиво начал Виля, – ты самая красивая из всех еврейских женщин. Краше я не встречал. Да ты вовсе и не похожа на еврейку… Зачем тебе эта старуха?… Пусть она поедет куда надо, а ты оставайся тут… Даже если еще потребуют партию, я и тогда тебя отвоюю, в крайнем случае скажу, что ты умерла. Хорошо, Марьяша?
Марьяша отрицательно покачала головой.
– Не хочешь, значит? Спастись не хочешь? – спросил Виля, похотливо оглядывая ее с головы до ног.
– Что будет со всеми, то и со мной, – гордо вскинув голову, ответила Марьяша. – Я для себя ничего не прошу, я прошу только, чтобы ты оставил здесь Эстер.
– Nein! Это невозможно. Я не могу отдать здорового человека взамен старухи. Да и что ты так вцепилась в эту Эстер – ей так или иначе скоро подыхать.
– Прошу тебя, Виля, – заставила себя Марьяша поласковей заговорить с Бухмиллером, – оставь ее, пусть она хоть немного еще побудет со мной!
– Nein, – упрямо покачал головой тот, – Nein, ausgeschlossen!24… Кто она тебе? Мать родная? Да, я помню, слыхал – ты чуть было не вышла замуж за ее сына Эзру. Так ведь с тех пор немало воды утекло – ты вышла за другого, Эзра тоже обзавелся семьей… В чем же дело? Неужто ты до сих пор думаешь о нем?… Так запомни – с войны он уже не вернется, да и муж твой тоже.
– Почем знать, – возразила Марьяша.
– Нет, уж это наверняка: если они попадут в плен, им, как евреям, несдобровать, а может, и в бою уложит немецкая пуля. Так или иначе, а в живых им не остаться.
Марьяшу так и подмывало швырнуть в самодовольного наглеца чем попало, но, надеясь как-нибудь облегчить судьбу Эстер, она опять взяла себя в руки. Однако на все ее настойчивые просьбы Бухмиллер упрямо твердил свое:
– Nein, nein und noch ein Mahl nein. Das ist unmoglich.25
Разбитая, отчаявшаяся, Марьяша ушла домой.
– Это ты, Марьяша? – заслышав шаги, окликнула ее Эстер, сидевшая, пригорюнясь, в дальнем углу комнаты.
– Я…
– Где ты была так долго? Ну как, увозят нас? Марьяша не знала, что и ответить: сказать правду было трудно, а солгать не позволяла совесть.
– Кто знает, – неопределенно ответила она.
– А я-то думала, что ты ходила к старосте узнать о нашей судьбе.
Как ни хотелось Марьяше утешить чем-либо старуху, но сознание, что она, Марьяша, проводит последнюю ночь вместе, с Эстер и что, быть может, никогда ее больше не увидит, сковывало ей язык.
Во дворе жалобно и протяжно, будто предвещая беду, завыл пес. И такая безнадежность, такая тоска охватила их, что обе женщины горько заплакали, каждая в своем углу.
– Хоть бы одним глазом взглянуть на своих детей! – прерывающимся от слез голосом сказала Эстер. – Неужели я навек простилась с Шименом? Неужели мне не суждено больше встретиться с Эзрой?
И вдруг в напряженной тишине осенней ночи раздался нетерпеливый стук в дверь.
– Кто бы это мог быть? – всполошилась Эстер. – Неужто за мной? Так рано?
Затаив дыхание, она засеменила к дверям и робко спросила:
– Кто там?
– Открой, это я, – послышался такой знакомый, такой дорогой ей голос, что у Эстер сердце оборвалось.
– Кто там? – не веря своим ушам, переспросила она, а дрожащие руки уже сами отодвигали засов, а полные слез глаза уже не отрываясь глядели и глядели на входящего.
Эстер никак не могла понять, снится ей это или все происходит наяву.
В неверном свете молодой луны перед Эстер стоял обросший густой темно-русой бородкой человек.
– Не узнаёшь, мама? – и вошедший бросился к Эстер.
– Шимен, сын мой, радость моя! – зарыдала мать. – Откуда ты? Только что я вспоминала о тебе. Приди ты на час позже, ты бы не только не застал меня, но и не узнал бы, пожалуй, где лежат мои кости.
– Почему ты не уехала? Я очень хотел тебя увидеть, но и застать здесь боялся! А мои где?
К нему кинулась Марьяша:
– Чудо, просто чудо, что ты застал нас здесь… А Эстер шарила по всем углам – авось найдется, чем угостить нежданно-негаданно явившегося сына.
Любой ценой Шимен решил спасти свою мать от гибели. Марьяша советовала на время спрятать Эстер в одном из ближайших украинских сел, а потом переправить ее в надежное убежище.
– К нам, – рассказала она, – вскоре после прихода немцев явился вместе с Аврамом Свидлером один человек, бывший лейтенант Охримчук. Оба они были контужены и отстали во время отступления от своей части… Как и ты, они переоделись в какой-то деревне, добрались до Миядлера и пришли к нам. Я их спрятала в подполе, и наутро Охримчук ушел домой, в шахтерский поселок. Там он добыл документы для меня и Свидлера и хотел увести нас в шахты, где начал действовать партизанский отряд. Свидлер ушел, а я не решилась оставить людей на произвол судьбы. Охримчук со Свидлером обещали прийти еще раз, но почему-то до сих пор не дают о себе знать.
– А где этот поселок? – спросил Шимен.
– На хуторе Михеево живет дядя Охримчука – у него можно будет это узнать, – ответила Марьяша.
– Ну, до Михеева далеко, сразу туда не доберешься. Попробуем пока дойти до Петерковки – там у меня есть знакомые… Многие оттуда приезжали к нам, в Миядлер, и среди них наверняка найдутся надежные люди. Ну, пойдем. Задерживаться здесь нельзя ни на минуту – к рассвету надо быть на месте, – торопил Шимен женщин.
Марьяша и Эстер быстро связали небольшие узлы с самыми необходимыми припасами и вместе с Шименом пустились в дорогу.
Луна спряталась за облака. Ветер улегся, ночь выдалась темная, облачная, но тихая.
Все трое торопливо шагали знакомой дорогой в сторону Петерковки. Шимен решил оставить женщин у своих знакомых в соседнем селе, а сам хотел пробраться в Михеево.
– Недалеко от Петерковки есть развилка дорог, там наверняка стоит крепкая охрана, – рассудил Шимен и отвел мать и Марьяшу в Камышовую балку, лежавшую несколько в стороне.
«Пусть они переждут, пока я разведаю дорогу и найду для них пристанище», – решил он и один отправился в Петерковку.
Светало. На востоке уже раскинула в небе свои красные полотнища заря. Мгла начала редеть, открывая глазам широкий простор. Степь здесь была изуродована, словно лицо человека, болевшего оспой, искорежена бесчисленными воронками, пулеметными гнездами, изрыта давно заброшенными траншеями и ходами сообщений; тут и там валялись скрученные и заржавевшие куски колючей проволоки; то и дело встречались на пути невысокие холмики, под которыми, оросив родную степь своей кровью, вечным сном спали солдаты; тут и там высившиеся курганы были изранены снарядами. Все говорило о том, какой лавиной прокатилась здесь война и какие глубокие опустошительные следы оставила она на своем пути.
Шимен свернул с дороги, чтобы избежать лишних встреч. Проселочными дорогами, тропинками, а то и прямиком добрался он до Петерковки.
В этом недавно еще цветущем селе многие дома были сожжены или разрушены, целые улицы сметены с лица земли, и Шимен так и не нашел своих знакомых. Он расспрашивал о них встречных, заходил из дома в дом, но никто толком не знал, где они и что с ними сталось. Шимен уже хотел повернуть в какой-нибудь хутор или в соседнее село, где у него тоже были знакомые, но тут ему встретилась высокая худая женщина в стареньком цветастом платке. Мельком взглянув на Шимена, она вдруг остановилась и, присмотревшись, нерешительно подошла к нему.
– Ваше лицо мне знакомо… Не помню только, где-я вас видела… Вы меня знаете? – несмело заговорила женщина.
Шимен не знал, что ей ответить. Лицо встречной действительно было ему знакомо, но вспомнить, кто она и где они встречались раньше, он не мог.
– Не знаю, не могу припомнить, – уклончиво ответил он, помолчав.
– Откуда вы? Из какого села? – еще пристальней вглядываясь в его лицо, спросила женщина.
Шимен пожал плечами и, безнадежно махнув рукой, ответил:
