Алексей Салмин - Буря на Волге
— Ну, ты и дурак, Лукич, — сказал после некоторого молчания пристав. — Надо было его еще в дороге пришлепнуть.
— Нельзя было, вашбродь, капитан приказал привести на пароход, — сознался урядник.
— Что ж делать, коли так, Иди, обрабатывай хозяина.
— Вашбродь, сейчас еще рано, светло, вот немножко стемнеет, схожу, притащу его сюда, вы сами еще поговорите.
— Что же теперь делать?
— Придется вздремнуть до вечера.
Когда в саду совсем уже стемнело, пристав толкнул в бок урядника:
— Иди, иди к хозяину-то.
— Слушаюсь, — сказал Лукич, вылезая на четвереньках из стога.
Озираясь по сторонам, он пробрался к дому Расщепина. Услыхав во дворе покашливание хозяина, он спросил:
— Не спишь, Петрович?
— Кто это там? — спросил из-за калитки Расщепин.
— Мы это, мы. Выйди-ка на минутку, в стогу у тебя спасаемся.
— Теперь понял, — отпирая калитку, проговорил Расщепин. — Чего вы там на холоде сидите, зашли бы в горенку, погрелись, ведь кругом тихо, спокойно.
— Нет, нет, ты уж лучше к нам зайди, — отозвался Лукич.
— А может быть, чего-нибудь принести для подогревания? — заикнулся Расщепин.
— Есть, так захвати.
— Прошлый раз согрешил, выгнал немножко. Гостей ждал. А тут вот эфти сволочи нагрянули, мои гости-то и сбежали.
— Ну-ка, давай, тащи. И их благородию будет повеселее, не то, он совсем заскучал.
Вскоре, вползая в «убежище», Расщепили шептал:
— Где вы тут, мои родные зимогоры? Ну, как устроились? Не продувает, не холодно? Нате-ка вот погрейтесь... — Он подал бутылку первача и плошку с солеными огурцами, накрытую краюхой хлеба.
— Вот спасибо, — шептал пристав. — Все это хорошо, Петрович. За все мы тебе благодарны. Но вот загвоздка, чтоб тебе было не опасно, что мы в твоем стогу сидим, да и нам не зимовать здесь, переправь-ка нас к белым.
— Как же я могу вас переправить? — озадаченно засопел Расщепив.
— А вот Лукич тебе пояснит, у него вроде недурно получается.
Урядник выложил перед Расщепиным свой план побега.
— Значит, за туманом? — переспросил Расщепин. — А если накроют, тогда как?
Оба замолчали.
— Надеясь на бога, авось и проскочим, — вставил пристав. — Сам видишь, если накроют здесь, еще хуже тебе и нам.
— Это все верно, да переехать-то как? — Расщепин снова замолчал.
— Как фронт проедем, мы на берег, а ты обратно, — пояснял Лукич.
— Все понятно, только ехать-то обратно придется около берега, — могут красные сцапать, а от них пощады не жди.
— Обратно всего проще. Если поймают, скажешь — лодку унесло или угнал кто, за ней, мол, и ходил, — не отставал Лукич.
— Ладно, будем подготавливаться, — согласился Расщепин.
Глава двадцать третья
Весь следующий день Расщепин готовился к отплытию с приставом и урядником. То он выходил посмотреть на Волгу, то подходил к стогу и докладывал начальству, что по берегу и в деревне все обстоит благополучно, то укладывал в мешок съестные припасы. Вот и настала желанная ночь, небо покрылось звездами, на высохшую отаву легла обильная роса. От озер и затонов поплыл густой туман, обволакивая Волгу и ее гористые берега. Расщепин, тряся длинной бородой и озираясь по сторонам, пробирался к лодке, а вслед за ним, с оружием и мешком расщепинского провианта двигались фигуры пристава и урядника. План удался. погрузились в лодку и отъехали незамеченными. Расщепин посоветовал своим пассажирам лечь па дно лодки и прикрыл их парусом. Когда выехали на середину Волги, он перекрестился и, прошептав «Пронеси, господи, без задиринки...», — сложил весла.
Лодка чуть покачивалась, поворачивалась на водоворотах и тихо плыла, уносимая течением. «Скорее бы сбросить свой груз», — думал Расщепин, не на шутку беспокоясь о своей судьбе.
— Сколько уплыли, Петрович, — прошептал пристав, высунув голову из-под паруса.
— Жаль, часов нет, можно было определить точно, на перекате вода течет пять верст в час. Стоп, тише, — прошипел Расщепин. Его ухо уловило отдаленный колокольный звон. — Три часа пробило. Верст тринадцать укатили.
— Как ты узнал? — спросил пристав.
— В колокол-то три раза ударили. Это сторож часы отбивает.
— Спишь, Лукич? — ткнул в бок урядника пристав.
— Никак нет, ваше благородие.
— То-то, будь начеку, сейчас самое страшное...
Время шло, лодку несло все дальше. Нигде не стреляли, никто не окрикивал, только туманная мгла колыхалась между берегами, да тихо шептались волны.
Вдруг кто-то в горной стороне забубнил...
— Кто это орет? — спросил пристав.
— Это филин, ваше благородие. Слава тебе, господи, прошли, — перекрестился Расщепин.
— Уже прошли, — радостно воскликнул пристав, откидывая парус.
— Теперь все, филин-то в горах живет. Вы на свободе.
Вдруг с луговой стороны донесся жуткий пронзительный крик.
— Нас заметили? — встрепенувшись, спросил пристав.
— Не-ет, — рассмеялся Расщепин. — Это сова кричит. Теперь уж все, мы в безопасности. Здесь, ваше благородие, вам можно на берег выходить, и сейчас же лугами дойдете до озера, оно очень длинное, так и валяйте по берегу этого озера. Как оно кончится, тут же поверните влево к сосновому бору, а под бором встретится вам дорога вправо, вот по ней и качайте, она вас выведет на другую торную дорогу. А та уж приведет вас аккурат на Каму. Там, бог даст, и пароход огорюете. Белые-то, слышь, там акупируются около Лаишева, — напутствовал Расщепин.
— Жаль, жаль, что уходит наше родное войско, — сожалел пристав.
В горной стороне перекликнулись петухи.
— Где это горланят? — спросил, вставая, урядник.
— Слыхали Антоновку?
— Знаю.
— Ну вот, мы как раз проплыли ее, а здесь и до Камы рукой подать.
— Ну, Петрович, за все мы тебе премного благодарны. Так и знай, что за эту оказанную нам помощь ты будешь награжден крестом, — сказал пристав, вылезая на берег.
— Эх, ваше благородие, ничего мне не надо, только бы все осталось по-старому.
— Ну дык, чудак ты какой, мы же за это самое и бьемся. Ну, бывай здоров! Скажи там нашим, что все благополучно.
— Дай бог вам счастливый путь! И скорее вернуться обратно! Вот тогда попируем! — кричал Расщепин, скрываясь в туманной мгле.
«Награду! На что она мне награда, самая лучшая награда — это вернуть все хозяйство обратно», — думал Расщепин, закидывая далеко вперед весла и выгибаясь всей фигурой. Лодка шла быстро по заводям луговой стороны. Он держался луговой стороны, чтоб в тумане не отбиться от берега. Вдруг что-то громко, со скрежетом, ударилось в дно, лодка подпрыгнула и чуть было не опрокинулась. У Расщепина и весла выскользнули из рук. Второй удар!
— Господи сусе, — в испуге произнес он.
Но позднее, поняв, что лодка наскочила на громадную спящую белугу. Расщепин рассмеялся:
— Ишь ты, шельма, заснула! Вот бы тебя неводом зацепить, была бы пожива...
Дальше Расщепин без всяких приключений вернулся домой.
А пристав с урядником, оставшись в темноте на берегу, долго сидели около кустарника, казавшегося в ночной мгле непроглядной черной стеной. Над их головами, то и дело свистя крыльями и крякая, кружились в воздухе дикие утки. Пристав вспомнил, что сейчас в этой местности как раз начиналась охота на диких уток, А высоко, где-то за туманом, курлыча, пролетали журавли.
— Вся птица летит на юг, в теплые места, а мы с тобой куда? Слышь, Лукич!
— Туда, к своим, — протянул урядник, зевнув.
— А что нас там ждет? Вот чего ты мне скажи... Эх, огонька бы теперь разложить да чаю такого горячего, чтоб по всем жилкам пробралось тепло, — ворчал пристав, ежась и вздрагивая.
— Да, ваше благородие, неплохо бы, — согласился урядник.
— Ну что ж мы с тобой сидим, давай двигаться.
— А куда пойдешь? Ничего же не видно, — возразил урядник.
Петухи в Антоновке снова перекликнулись, а туман еще плотнее, точно серым войлоком, начал обнимать Волгу и кустарники.
Пристав с урядником тихо полезли в мокрую чащу, останавливаясь, вслушиваясь в ночные шорохи и шуршание опавших листьев. Забрезжил рассвет. И теперь путникам ворона на кусте казалась сгорбленным всадником.
— Плохо, ваше благородие... — сказал урядник.
— Что такое?
— Заяц дорогу перебежал.
— Это рыбацкие бредни, будто рыба не клюет, когда путь перебежит косой. Чепуха. Мы ведь охотники, да еще какие, за красной дичью охотимся. Вот, черт ее дери, точно режут проклятую... Все кишки оторвались, — проворчал пристав, услышав крик совы.
Долго плутали они по мокрой траве и кустарникам, держа направление к сосновому бору, как советовал Расщепин. Достигнув его опушки, услышали собачий лай и мычание коров.
— Тут, видимо, близко деревня, давай правее брать, как бы опять не залететь в лапы красным, — сказал пристав и повернул вправо.
