Галина Серебрякова - Похищение огня. Книга 2
Они свободно владеют английским языком и довольно хорошо знают французский. По-итальянски понимают Данте, немного читают также по-испански. Только с немецким дело никак не идет на лад; хотя я стараюсь всеми силами время от времени разговаривать с ними по-немецки, они всегда неохотно идут на это, и здесь не помогает даже мой авторитет и их уважение ко мне. У Женни особые способности к рисованию… Лаура относилась к рисованию так небрежно, что мы, в наказание, перестали ее учить рисовать. Зато она прилежно учится играть на рояле и очень мило поет с сестрой немецкие и английские дуэты. К сожалению, девочки очень поздно стали учиться музыке — примерно лишь года полтора назад. Достать для этого денег было выше наших сил, к тому же у нас не было рояля, да и наш теперешний, который я взяла напрокат, настоящая развалина.
Девочки доставляют нам много радости своим милым скромным характером, а их младшая сестренка — кумир и баловень всего дома.
…Да и трудно себе представить более очаровательного, красивого, как картинка, наивного, забавного ребенка. Девочка особенно отличается своей удивительно милой болтовней и своими рассказами. Этому она научилась у братьев Гримм, ставших ее неизменными спутниками. Мы все до одурения читаем сказки, и горе нам, если мы пропускаем хоть один слог в «Белоснежке», у «Румпельштильцхена» или у «Короля-дроздовика». Благодаря этим сказкам девочка, наряду с английским, научилась немецкому и говорит по-немецки необычайно правильно и точно. Девочка — поистине любимица Карла и своим смехом и щебетанием отвлекает его от множества забот. В хозяйстве мне по-прежнему верно и добросовестно помогает Ленхен. Спросите о ней Вашего мужа, он Вам скажет, какое это для меня сокровище. В течение шестнадцати лет она делила с нами и радость и горе».
Далее Женни рассказывает о мучительной поре борьбы с клеветой Фогта и о полной победе Маркса в этом неравном бою, о своем заболевании черной оспой, едва не кончившемся смертью.
«Однако мой организм победил, нежнейший и преданнейший уход сделал свое дело, и вот я теперь снова сижу совершенно здоровая, но с обезображенным лицом, со шрамами темно-красного цвета вроде теперешнего модного цвета мадженты. Только в сочельник бедные дети смогли вернуться в родительский дом, по которому они страшно тосковали. Первое свидание было неописуемо трогательно. Девочки были глубоко потрясены и с трудом сдерживали слезы, увидев меня. Пять недель назад я еще вполне прилично выглядела рядом с моими цветущими девочками. У меня, как это ни удивительно, не было седых волос и зубы и фигура тоже еще остались хорошими, так что меня считали хорошо сохранившейся — и вот теперь всему этому пришел конец! Я сама себе казалась диковинным зверем, которому место скорее в зоологическом саду, чем среди представителей кавказской расы. Однако, не пугайтесь: теперь вид мой не столь ужасен и шрамы начинают заживать.
…Мои девочки сердечно кланяются Вашим милым детям и целуют их — одна Лаура целует другую — а я мысленно целую каждого из них. Вам, мой дорогой друг, я шлю сердечный привет. Будьте мужественны и стойки в тяжелые дни. Мужественным принадлежит мир. Оставайтесь твердой, верной опорой Вашего мужа, будьте крепкой духом и телом, будьте верным, не требующим чрезмерного почтения товарищем Ваших милых детей и при случае снова дайте знать о себе.
Ваш искренний друг Женни Маркс».
Красоцкие прибыли в Америку незадолго до начала великой войны между Севером и Югом. Переезд через океан длился более двух недель и, несмотря на то что Лиза и ее семья ехали в каютах первого класса, оказался чрезвычайно тяжелым. Помимо штормов и трудностей преодоления небольшим судном Атлантики, Лизу удручало зрелище нищеты переселенцев, находившихся в трюме, где везли также скот. Несчастнейшие из несчастных, ирландцы, немцы и выходцы из разных славянских стран устремлялись в Новый Свет в поисках хоть какого-либо заработка и угла. Они тяжело болели не только из-за лютой качки, но и от длительного недоедания. В пути умерло несколько детей и стариков. Наконец пароход добрался до Нью-Йорка. Жутко ступить на новую, незнакомую землю, которая должна заменить тебе навсегда родину. Чувство гнетущей тоски испытала и Лиза, сойдя на берег. Все было здесь чужим и казалось недружелюбным. Через несколько дней Красоцкие встретились с Иосифом Вендемейером, которому они привезли письма от Вольфа.
— Когда я в ноябре тысяча восемьсот пятьдесят первого года, подобно вам, впервые коснулся ногой материка, несправедливо названного Америкой, а не Колумбией, то испытал великое разочарование. Прошло немало лет, а все еще нет во мне расположения к этому краю. Не потому, что он плох. О нет. Источники богатства этой страны бесчисленны. Она обладает плодороднейшими равнинами, богатейшими каменноугольными залежами, нефтяными источниками и различными рудами. Она производит огромную массу хлопка, убойного скота, зерна. Вы увидите здесь большие судоходные реки и озера с прекрасными берегами, безопасные гавани не только на побережье Атлантического океана, но и Тихого.
— Но что же тогда отравляет вам пребывание здесь?
— А то, что я не думаю, чтобы было еще какое-нибудь место на свете, где бы мышление лавочника встречалось в более отвратительной наготе. Всякая цель в жизни, кроме делания денег, считается здесь нелепостью, глупостью. Вы прочтете это на каждом встречном лице, на каждом камне. Это одна сторона медали, а вторая — нищета, крах многих надежд, тоска по родине.
— Ну, а вы как живете и устроены ли сейчас? — с истинным сочувствием спросил Сигизмунд. Ему, как и его жене, очень понравился Вейдемейер с первых же его слов. Лиза дружелюбно вглядывалась в большое, обветренное, сильное, честное лицо бывшего артиллерийского офицера, о котором с любовью говорил ей Вильгельм Вольф.
— Все бывало. Пытался организовать издание еженедельника. Это было азартной, отчаянной затеей, — рассказывал доверчиво Вейдемейер. — Представьте, без денег, без основательной поддержки все-таки издал «Восемнадцатое брюмера» Маркса. Великолепное произведение. Затем служил землемером, нотариусом, читал и читаю лекции по рабочему вопросу. Боролся и борюсь за свои коммунистические идеи. Я ведь из Вестфалии, Мы народ упорный.
— Что же, хотели вызвать революцию в Соединенных Штатах? — чуть улыбнулась Лиза.
— Нельзя, увы, искусственно создавать революции при помощи заговоров и каких-либо рецептов. Социальные кризисы обусловливают ее наступление, а они являются объединенным результатом борьбы классов скорее, чем мелких стараний отдельных людей, — сказал Вейдемейер очень серьезно.
— Узнаю друга Маркса или, как о вас писали, его «агента».
— Я не хотел бы повторять вам то, что писал в ответ на это прозвище, но придется, раз вы запомнили этот термин. «Агенты» знают, что единство действия, твердость и согласие в мыслях, которые всегда характеризовали их, поддерживали их во все времена, — не будут понятны их оппонентам, потому что у этих последних самих никогда не было твердо обоснованных принципов. Мы не агенты, мы верные друзья Маркса.
Хорошо изучивший Америку, отзывчивый Вейдемейер советами во многом помог Красоцким на первых порах их обоснования в Новом Свете.
Время было трудное. Маркс называл XIX век веком хлопка, и более всего название это подходило именно к пятидесятым и шестидесятым годам в Америке. «Царь-хлопок», как называли его американцы, господствовал безраздельно, и носителями этой силы были рабовладельцы. Хлопок, пользовавшийся огромным спросом на рынке, возделывался неграми-рабами в Южных штатах. Чем выше был спрос на хлопок, тем больше завоевывал он земель. Росли прибыли и вместе с ними потребность в рабах для владельцев хлопковых плантаций. Пиратская торговля захваченными в плен африканскими неграми бойко велась на рынках Виргинии, Миссури, Нью-Орлеана и многих других городов. Большие корабли снаряжались в Нью-Йорке и в гаванях Новой Англии за рабами. Ежегодно северные рабовладельческие штаты доставляли на хлопковые плантации не менее сорока тысяч рабов.
«Жители Виргинии, — как говорили американцы, — разводят рабов точно так же, как в Вермонте разводят лошадей».
Лиза содрогалась, видя воочию то, о чем читала в «Хижине дяди Тома». Но кроме черных невольников, она увидела и белокожих. Это были рабочие.
Очень скоро Красоцкие поняли истинное положение жителей Америки. Возделывание хлопка обогащало рабовладельцев, а обработка его и превращение в ткани — фабрикантов. Они были едины, пока дело шло о наживе, но начинали драться, когда приходило время делить добычу. Рабовладельцы требовали свободы торговли, чтобы ввозить дешевые иностранные товары и без всяких ограничений наслаждаться плодами труда своих черных невольников, а фабриканты настаивали на высоких охранительных пошлинах. Они стремились обогатиться благодаря дешевому труду закабаленных рабочих и урвать у рабовладельцев часть их добычи. Борьба между братьями-врагами непрерывно велась в конгрессе Соединенных Штатов, приближая войну.
