Маргарет Джордж - Последний танец Марии Стюарт
Та, которую называли «чудовищным драконом» и «угрозой протестантизму», прилетела в Лондон и наконец увидела Елизавету во плоти. Она видела ее горе и потрясение, когда ей сообщили о казни, и теперь поняла, что министры и советники королевы привели приговор в исполнение по своей воле. Но это не имело значения. Она увидела празднества и поняла меру человеческой ненависти, но ее это не тронуло.
Мать отправилась в Шотландию и увидела Якова, взрослого мужчину, облаченного в черное. Она увидела и придворных, новых людей, которых не было во время ее правления. Старые же – те, кто властвовал над умами и сеял ужас в ее время, – теперь почти исчезли. Но Холируд и Эдинбургский замок остались такими же, как прежде.
Она увидела графа Синклера, идущего в доспехах, и услышала, как Яков сварливо спрашивает, почему тот не выполняет приказ носить траур по королеве Шотландии. Она увидела, как граф ударяет по своим доспехам, восклицая: «Вот настоящий траур по королеве Шотландии!» – и потрясает мечом.
Шотландия… не изменилась. Но теперь она могла любить ее.
Мария, дочь римско-католической церкви и мученица за веру, увидела обилие памфлетов, историй о ее благочестии, портретов и стихотворений, размножившихся сразу же после того, как ее слуги покинули Англию и отправились на континент, где рассказали о ее последних днях. Ее дух был тронут почтением и преданностью католиков, ее единоверцев. Но она не признала образ суровой и целомудренной пленницы, который они создали.
Состоялись две похоронные церемонии и два погребения. Первая прошла через полгода после ее смерти в соседнем соборе Питерборо. Это была англиканская служба, и ее провел настоятель собора. Ее дух не раздражило это обстоятельство; она испытывала лишь сострадание. Отец Депре с крестом на груди шел следом за ними. Елизавета была главной плакальщицей, но, разумеется, не присутствовала там лично. Она отправила на похоронную церемонию свою представительницу графиню Бедфордскую. День выдался очень жарким. Дух знал, что они заключили ее тело в тысячу фунтов свинца, как будто боялись, что она сбежит, поэтому гроб оказался необыкновенно тяжелым.
Прошло время, и состоялись вторые похороны. Гроб медленно ввезли в Лондон по приказу Якова, который теперь был королем Англии и Шотландии. Он хотел оказать честь своей матери и уложить ее на покой в соборе, где покоились останки ее прадеда Генриха VII[32]. В том же соборе под надгробием и статуей, изготовленными тем же скульптором, лежала Елизавета.
Дух увидел собственный гроб, проплывавший лишь в нескольких ярдах от монумента Елизаветы. Их разделяли неф собора, стены и резные скамьи, так что одно надгробие не могло «видеть» другое.
Величественный монумент Марии с черно-белым мраморным балдахином украшала ее статуя белого мрамора, возлежавшая на темной плите. Она была прекрасна, как только могут быть прекрасны земные вещи.
Поэтому дух любил посещать это место и задерживался здесь. Некоторые посетители ощущали ее присутствие, и вскоре пошли разговоры о чудесах и святости.
Они не понимали.
Ее дух печалило осознание того, как мало они понимают. Они не знали, что присутствие духа не являлось чем-то необычным, поэтому со временем мало-помалу дух утратил желание покидать свою обитель.
Он обрел покой в Боге, Который всегда понимал, что все образы Марии Стюарт были единым целым, созданным для вечности.
Изгнание завершилось. Она вернулась домой.
В моем конце – мое начало.
Послесловие автора
Утверждалось, что за «веком королей»: Генриха VIII, Франциска I и императора Карла V – наступил «век королев»: Елизаветы I в Англии, Екатерины Медичи во Франции и Марии, королевы Шотландии. Безусловно, во второй половине XVI века существовало необычно много женщин-монархов, если вспомнить, что перед Елизаветой правила Мария I (Мария Кровавая), а перед Марией Шотландской ее мать Мария де Гиз занимала пост регента. Джон Нокс в своем «Первом трубном гласе против чудовищного правления женщин» утверждал, что неестественно, когда во главе королевства стоит женщина. Он был заклятым врагом Марии Стюарт, королевы его собственной страны, и испытывал к ней личную, а не только принципиальную неприязнь.
Из всех этих правительниц только Мария, королева Шотландии, кажется самой трудной для понимания. При ее жизни мнения о ней сильно разнились, и четыреста лет мало способствовали примирению противоположных взглядов. Была ли она «порочной Иезавелью», созданной воображением Нокса, погрязшей в невежестве и разврате, или же самой терпимой королевой и страдалицей, обожествляемой ее сторонниками?
В попытке ответить на эти вопросы мне пришлось создать составной образ Марии как личности, во многом так же, как современные исследователи пользуются компьютерным моделированием и взаимно перекрывающимися фотографиями для картирования поверхностей, недоступных обычному наблюдению. Я не считала необходимым исключать любые материалы, так как некоторые из них взаимоисключали друг друга. Постепенно начал возникать связный образ женщины, которая была отзывчивой, преданной, храброй, щедрой и одухотворенной, но также не умевшей разбираться в человеческих характерах, непостоянной, импульсивной и склонной к решительным действиям, а не к обдуманной стратегии. Она была умной, но ее интеллект нельзя было назвать блестящим, она обладала художественным и поэтическим талантом, а также немалым обаянием и способностью легко вписываться в любую обстановку, будь то роскошь французского замка или простой купеческий дом в Сент-Эндрюсе. Она не особенно любила изысканную моду и драгоценности, а в ее характере проглядывали мальчишеские и даже воинственные черты. На более позднем этапе ее жизни появился мистический аспект.
Ни одна книга о Марии Стюарт не может обойти стороной спорные вопросы, связанные с ее жизнью.
Действительно ли она любила Джеймса Хепберна, графа Босуэлла и своего третьего мужа?
Кто написал «Письма из ларца»?
Кто организовал смерть Дарнли?
Хотела ли Мария убить Елизавету?
От ответов на эти четыре вопроса во многом зависит вердикт о ее характере.
Я считаю, что она действительно любила графа Босуэлла и добровольно вышла за него замуж. Она слишком решительно стремилась к этому, и я склонна верить ее легендарному заявлению о том, что она «готова отправиться с ним хоть на край света в белой нижней юбке». Почти невозможно поверить, что их роман начался только после смерти Дарнли, но, быть может, я просто хотела дать ей немного счастья, пусть и ненадолго.
Что касается «Писем из ларца», то после многократного анализа текстов знаменитое «второе письмо» выглядит именно так, как могла бы написать расстроенная женщина, страстно влюбленная, но мучающаяся двусмысленностью своего положения, поэтому я принимаю авторство Марии. Это не исключает возможности того, что другие письма, написанные другими женщинами (известно, что Босуэлл имел богатую романтическую историю), были добавлены к письмам Марии. Могла иметь место даже прямая фальсификация. Тон писем сильно варьируется, и некоторые из них действительно не похожи на то, что нам известно о Марии. Даже в любви Мария никогда не была мелочной (хотя могла быть ревнивой или сердитой), а определенные письма выглядят язвительными и злонамеренными, что совершенно не согласуется с ее характером. Ни один оригинал не сохранился, поэтому мы никогда не узнаем о возможных махинациях.
Что касается смерти Дарнли, то я пришла к выводу, что, хотя Мария стремилась освободиться от него, она не давала добро на его убийство. Существуют разные уровни знания, и на самом глубоком уровне она должна была каким-то образом быть в курсе происходящего, но она не была хладнокровной убийцей.
Вопрос о Елизавете – более щекотливая тема. Мы знаем, что во время своего заключения в Англии Мария участвовала в четырех крупных заговорах, и, хотя лишь последний из них конкретно предусматривал убийство Елизаветы, это условие негласно присутствовало во всех остальных. Как еще Мария могла бы стать королевой, если бы Елизавета не умерла? Но вопрос о том, имеет ли несправедливо заключенный человек моральное право на попытку побега любыми средствами, лучше оставить теологам и специалистам по этике и юриспруденции. В реальной жизни гордый и порывистый человек вроде Марии изменил бы собственной натуре, если бы не попытался обрести свободу. В ее истории имелись удачные побеги: из Холирудского дворца после убийства Риччио, из Бортвикского замка и из Лохлевена. Старые привычки умирают тяжело. Возможно, именно эта история придавала ей надежду и мешала понять, что ее положение в Англии коренным образом отличалось от предыдущего жизненного опыта. Ей так и не удалось сделать кого-либо из тюремщиков своими сообщниками и единомышленниками, как удавалось в Шотландии. Все они были верны Елизавете. Я считаю, что Мария сосредоточилась тогда на «аспекте побега», а не на судьбе Елизаветы, поскольку ей было свойственно стремиться к физическим действиям, а не обдумывать долгосрочные последствия. Ко времени «заговора Бабингтона» она, вероятно, оказалась слишком деморализована и не могла ясно мыслить.
