Эдвард Радзинский - Распутин: жизнь и смерть
Деньги Распутина очень интересовали и Чрезвычайную комиссию. Но Комиссаров на следствии не сумел сказать о них ничего внятного: «Распутин никого не посвящал в свои денежные дела. Сам зорко следил за охраной своих интересов и никогда не прощал старавшимся надуть его в деньгах. Разоблачал их в „особых выражениях“ (то есть нещадно материл. — Э. Р. )».
Интерес к распутинским деньгам был вызван отнюдь не праздным любопытством. И оба чиновника, и Чрезвычайная комиссия понимали, что огромные деньги, которые Распутин получал от богатых просителей и банкиров, вряд ли могли быть целиком растрачены на кутежи, тем более что мужик кутил за счет тех же просителей.
Так куда же Распутин девал деньги? Один из адресов его трат оказался самым неожиданным…
На следствии Вырубова правдиво объяснит, что от Царской Семьи она денег не получала. Но при этом, едва оправившись после увечья, Подруга (вслед за царицей, имевшей свой санитарный поезд) откроет свой лазарет. И будет содержать его, несмотря на то что все цены во время войны стали безумными.
Из показаний Вырубовой: «От родителей я получала только 400 рублей в месяц. На эти деньги я должна была жить и одеваться… Трудно себе представить, как я тянулась (одна дача в Царском мне стоила 2250 рублей в год), до тех пор пока я не получила от… железной дороги 100 тысяч рублей за увечье. Из этих денег 20 тысяч я истратила на лазарет. Вот и все мои деньги и средства. А в газетах писали о том, что у меня чуть ли не 3 миллиона рублей. Мне приходилось, конечно, передавать Государыне те прошения, которые давал мне Распутин, но нужно ли прибавлять, что за это я никогда не получала ни копейки».
Но в газетах упорно писали о ее миллионах, ибо понимали, что на 20 000 в военное время лазарет содержать нельзя. И Вырубова была вынуждена раскрыть на допросе и иные источники средств: «Лица, которые заискивали передо мной и желали сделать мне что-нибудь приятное, обыкновенно жертвовали что-нибудь на лазарет… Хвостов и Белецкий в день открытия моего лазарета прислали мне каждый с курьером по запечатанному пакету. В каждом из этих пакетов было по 1000 рублей… Эти деньги своевременно были записаны на приход заведующим хозяйственной частью моего лазарета Николаем Ивановичем Решетниковым».
Из показаний Филиппова: «Решетников являлся передаточной инстанцией для всякого рода ходатайств и прошений, за которые им и получались с просителей деньги, якобы для нужд учреждений Государыни, хотя значительная часть оставалась на руках Решетникова и Вырубовой… И некоторая доля… не слишком большая, предоставлялась самому Распутину».
Оборотистый Решетников придумал своеобразный налог в пользу лазарета с распутинских просителей. Так из квартиры на Гороховой потекла денежная река в Анин домик. Но деньги предназначались не только Вырубовой…
Из показаний Филиппова: «Самое отвратительное в последнее время было то, что все эти посредники („секретари“ Распутина. — Э. Р. ), предлагавшие открыто исходатайствовать через Распутина определенные блага, утверждали, что часть ассигнуемых средств должна поступить госпоже Вырубовой, а иногда непосредственно и самой императрице, якобы на благотворительные дела»
Само это предположение кажется бредовым. Ну насчет Вырубовой — допустим… Но чтобы мужик давал деньги Государыне всея Руси?! Деньги за добытые им чины, за приемы у министров?!
Но предоставим слово самой императрице: «3 ноября 1915… Наш Друг сказал еще одну вещь, а именно: если будут предлагать большие суммы (с тем, чтобы получить награды), их нужно принимать, так как деньги очень нужны… поощряешь их делать добро, уступая их слабостям, и тысячи от этого выигрывают. Верно, но все-таки это безнравственно Но в военное время все по-иному… « Война пожирала и ежегодные отчисления казны на содержание Царской Семьи и их личные средства. Так что же — на помощь раненым приходилось тайно брать деньги у Распутина? «В военное время все по-иному… «
Так что в военное время мужик, возможно, в какой-то мере стал «кормильцем» царицы и ее подруги… И Аликс пришлось закрывать глаза на бесконечные прошения, которые Распутин щедро приносил во дворец.
Тогда же состоялось «испытание» Хвостова и Белецкого. Царица потребовала утихомирить Думу — чтобы не было впредь запросов о «Нашем Друге». Но оба чиновника не знали, как это сделать.
И Распутин дал им умный совет: он предложил направить в Думу… царя! Как показал Хвостов: «Распутин сказал, что уже не раз говорил с царем, что ему надо помириться с Думой, приехать в нее и сказать: „Я — ваш, а вы — мои, из-за чего нам ссориться?“
Николай еще раздумывал над этим предложением, а Хвостов и Белецкий уже начали готовить встречу. Оба понимали, что прежде всего надо умаслить председателя Думы Родзянко. Белецкий обратился к помощи мужика. И как только он заговорил о том, что Родзянко «нужны знаки царского внимания», Распутин все мгновенно понял и «сказал, что сделает все, чтобы Родзянко наградили орденом.
И вскоре Аликс написала Ники: «3 ноября… Хвостов находит, что ему (Родзянко. — Э. Р. ) надо бы дать теперь орден. Это ему польстило бы, а вместе с тем он упал бы в глазах левых тем, что принял от тебя награду. Наш Друг говорит, что это было бы правильным образом действий. Конечно, это очень несимпатично, но — увы!.. Теперь времена такие, что нужно из благоразумия делать такие вещи, которых не хотелось бы делать… « 6 декабря ненавистный царице Родзянко получил орден.
МЕЧТЫ «ТОЛСТОПУЗОГО»Между тем Хвостов принялся осуществлять свои планы. «В то время Хвостов уже бросил в Царском первые семена недоверия к Горемыкину в смысле неправильной его политики по отношению к Думе», — показал Белецкий.
У «Толстопузого» с самого начала была ясная цель — стать премьером вместо старика Горемыкина. И теперь вовсю шла обработка Распутина на конспиративной квартире, причем делалось это весьма откровенно. «Во время обедов Хвостов… убеждал Распутина, что самым лучшим председателем Совета министров будет он, Хвостов», — показывал Комиссаров.
При этом «Толстопузый» хотел не просто власти, а неограниченной власти — той, которой обладал великий Столыпин. «Хвостов убеждал Распутина, что должность премьера надо объединить с портфелем министра внутренних дел… ибо премьер без этого портфеля — ничто… „кот без яиц“… Распутин по своему обыкновению на все это определенного ответа не дал… будучи человеком хитрым… отделывался односложными ответами».
Но мужик и сам понимал: старику премьеру нужно уходить. И поговорил с «мамой»…
«6 ноября… Знаешь что, дружок, Он думает, что мне лучше теперь повидать старика и осторожно ему все сказать (ведь если Дума его ошикает, что можно будет сделать?)… Лучше ему уйти по твоему же желанию, чем вследствие скандала».
Но кого назначить? Она не знала. И опять пришло время «Нашего Друга»… Нет, он вовсе не собирался рекомендовать Хвостова — тот был слишком коварен и глуп. Нужен был совершенно другой, новый человек — которого примут и «наши», и Дума. Вот когда сказалось отсутствие знавшего всех и вся князя Андроникова! И Распутину, видимо, пришлось обсуждать возможные кандидатуры с «мозговым центром» (Симанович, Рубинштейн, Манасевич-Мануйлов).
Между тем сессия Думы приближалась. Новый премьер был пока не найден — приходилось спасать старого. Но для этого царю следовало сделать шаг к примирению с Думой. И мужик снова предложил свой великий ход — царю нужно явиться в Думу.
Николай был склонен принять предложение, но гордая Аликс относилась к нему весьма прохладно. Однако «Наш Друг» все ей объяснил… И 13 ноября царь, к своему изумлению, получил от нее такое письмо: «Если бы ты мог появиться и сказать несколько слов, совершенно неожиданно, в Думе (как ты это полагал), то это могло бы… стать блестящим выходом из положения… После этого старику стало бы легче».
Но Распутин понимал: так долго продолжаться не может. Так что надо было спешно найти нового премьера…
ДЕЛА ЦЕРКОВНЫЕПока шли поиски премьера, Аликс вновь пришлось заняться церковью.
Флегматичный барин Волжин, назначенный в Синод вместо Самарина, разочаровал царицу. Он вдруг повел себя независимо: попытался осуществить то, на чем сломал себе шею его предшественник, — отправить на покой Варнаву, о котором уже заговорили в Думе. Но она не отдала одного из «наших»…
«11 ноября… Тебе следует сделать Волжину хорошую головомойку… он слаб и напуган… Когда ты увидишь его, объясни ему, что он служит прежде всего тебе и церкви, и что это не касается ни общества, ни Думы».
В то же время в «царскосельском кабинете» возникла идея о назначении скандально известного Питирима Петроградским митрополитом. И Аликс снова привычно нажала на Ники.
«12 ноября… Душка, я забыла рассказать тебе о Питириме, экзархе Грузии… он человек достойный и „великий молитвенник“, как говорит Наш Друг. Он предвидит ужас Волжина… но Он просит тебя быть твердым, так как Питирим — единственный подходящий человек… Было бы очень хорошо, если бы ты это сделал тотчас по приезде, чтобы предупредить всякие разговоры, просьбы Эллы… „ Завершала букет государственных предложений еще одна идея „Нашего Друга“: „Он просит тебя немедленно назначить Жевахова помощником Волжина… возраст ничего не значит, он в совершенстве знает церковные дела. Это твое желание, ты — повелитель… „ Князь Жевахов — тот самый молодой человек, который стоял на снимке среди поклонников Распутина. Он был маленьким чиновником в Государственном Совете, но «Наш Друг“ сразу его отметил. По слухам, Жевахов тоже принадлежал к «сексуальному меньшинству“, что было пагубно для церковной карьеры, однако Распутин начал его выдвигать и вскоре ввел во дворец. И вот уже скромный чиновник по поручению царицы едет в Белгород «для устройства раки мощей святителя Иоасафа“.
