Людвига Кастеллацо - Тито Вецио
Тем временем на следующую ночь из лагеря восставших вышел человек и был беспрепятственно пропущен часовыми, что говорило о значительной должности, занимаемой ночным путешественником, отправлявшимся, скорее всего, на разведку.
Было темно, холодный порывистый ветер бушевал в горных ущельях, леденя тело, мелкий дождик бросал в дрожь. Аполлоний, который и был этим таинственным незнакомцем, шел вдоль горы по дороге, ведущей к храму богини Дианы Тифатинской. Мысли злодея были также мрачны, как и ночь.
— Здесь какая-то тайна, — говорил он, — которую мне необходимо поскорее разгадать. Эта размягченная под дождем почва поможет мне завтра рассмотреть следы их лошадей. Да, все складывается для меня как нельзя лучше: темная ночь, дождь и человеческая слабость. Будь я суеверен, то подумал бы, что духи зла Тифон[209] или Ариман[210] нашли во мне своего помощника на земле. Я убил отца и мать, а кроме этого помог умереть множеству людей, и вот теперь мне предстоит братоубийство. Вся эта пролитая кровь могла бы довести до сумасшествия любого человека, но только не меня. Я верю в будущую жизнь и верю в то, что люди должны быть наказаны за их преступления, если не сами, то их потомки, из поколения в поколение. Страшны предания о наших египетских богах. Халдеи поклоняются всеистребляющему огню и приносят ему человеческие жертвы. Стремление вредить больше, чем благодетельствовать составляет величие властелина молний. Чем же я виноват, что создан для зла? Добро и зло в сердце человека, возвысившегося над остальными, не звуки ли это неведомого инструмента, несущего жизнь или смерть? Почему овца лижет руку жертвоприносителя, тигр насыщается только мясом растерзанных им животных, ядовитая змея, спрятавшись среди прекрасных луговых цветов, смертельно жалит неосторожного? Почему все так устроено? Нет, человек, одаренный талантами, неизмеримо превосходящий толпу, не должен придерживаться унылой добродетельной стези, он для достижения своих целей, для завоевания власти не может брезговать никакими средствами. Его великая миссия и состоит в том, чтобы подчинить себе природу, извлечь выгоду из добра и зла, из людей, их умственных способностей, страстей, добродетелей, пороков, из земли, неба и ада!..
Тито Вецио мне мешал и мешает, я должен его устранить. Это неизбежно так же, как и законы природы. Его гибель будет звуком того самого инструмента, на котором веками играют самые великие артисты и бездарные невежды.
Рассуждая таким образом, этот хитрый философ еще раз осмотрел местность и дорогу, ведущую к храму Дианы Тифатинской, после чего вернулся в лагерь.
МАКЕРО И ЧЕРЗАНО
Два дня спустя после поражения римского отряда в лесу Клании, в то время, когда в Капуе народонаселение обоего пола спешило толпами в храмы богов молиться о спасении города, которому ежечасно грозил приступ мятежников, в караулке около ворот Юпитера в первом часу ночи собралось около двадцати легионеров. Все они были в самом лучшем расположении духа и, нисколько не думая об опасности, пили вино, играли в кости и болтали.
Шлемы, дротики, мечи и вообще всякого рода оружие стояло в углу, солдаты, полулежа и сидя на грязных скамьях, страшно шумели и если бы в это время в караульню заглянул кто-нибудь из начальников, то был бы не слишком доволен поведением своих подчиненных.
Римское войско все больше и больше предавалось разврату, пьянству и игре. В распущенных легионерах претора Лукулла уже нельзя было узнать победителей латинцев, этрусков, галлов, Пирра и Ганнибала. Гай Марий, разрешив прием в войска пролетариев, уничтожил право выбора и тем лишил войско людей из среднего сословия, сравнительно образованных и более воспитанных, чем выходцы из низов.
Нововведения Мария, как всякая реформа, были переходными. Легионеры не были ни солдатами ни гражданами, и впоследствии стали орудием в руках первого честолюбца, желавшего путем насилия и тирании достичь своих бесчестных целей.
Таким образом, Марий приготовил наемных убийц, которые впоследствии в руках Суллы обрушились на своего старого полководца и реформатора, загнав его в Минтурнские болота.
Этим же путем прошли и преторианцы, провозглашавшие впоследствии империю и продававшие ее с публичных торгов![211]
Среди компании пьянствовавших, игравших и шумящих солдат был и наш знакомый «храбрый» воин Макеро.
Благодаря протекции назначенный помощником центуриона в отряд Лукулла, храбрый воин, хотя и старался держать себя с достоинством, но, несмотря на свои клятвы Геркулесом и Марсом, служил предметом всеобщих насмешек.
В этот вечер Макеро был особенно не в духе.
— Теперь твоя очередь поцеловать амфору, — обратился к нему старый легионер Портений.
— Не хочу, сегодня у меня нет жажды, — отвечал Макеро, к величайшему удивлению всей компании.
— Именем всех богов и богинь! Неужели Макеро пить не хочет? Что с тобой случилось?
— Мне холодно.
— Пей — согреешься.
— Спать хочется.
— Пей — и уснешь.
— Не хочу пить, не до того; мне в голову лезет тысяча грустных мыслей.
— Пей, пей и пей!
— Неужели ты не можешь посоветовать мне ничего другого?
— А другое средство — игра. Ты вслушайся, какая приятная музыка от перемешивания костей в кубке. Рискни-ка несколькими десятками сестерций. Клянусь Геркулесом, ты более целебного средства от всех возможных недугов не найдешь. Вино, игра и вино! Изменила тебе любовница — играй в кости. Тебе не удается покорить жестокое сердце какой-нибудь красавицы — играй! А если тебя долги беспокоят — играй и пей, — Вакх[212] заставит тебя позабыть все заботы.
— Да, да! — вскричали хором все солдаты. Партений прав, нет заботы, которая устояла бы против вина. Пей, и ты увидишь, какое благотворное действие окажет оно на тебя.
Макеро, убеждаемый этой логикой и верный своему инстинкту, приложил губы к амфоре и весьма продолжительное время не выпускал ее из своих объятий.
Покончив с этим, храбрый помощник центуриона вытер рот обшлагом рукава, взял кубок с костями, начал их мешать и вскрикнул:
— Ну, кто поставит против меня двадцать сестерций?
— Я, я, я, — отвечали несколько солдат.
— А я отвечаю против всех! — говорил Макеро, входя в азарт и забывая то печальное обстоятельство, что фальшивую кость, налитую свинцом, он на этот раз не захватил с собой.[213]
Макеро бросил кости на стол и — о! ужас! — проиграл.
Партений в свою очередь бросил кости и сделал пятнадцать.
Солдаты завыли от радости.
Макеро побледнел и теперь только вспомнил, что он оставил на квартире свои заветные фальшивые кости!
Портений бросил еще раз, и опять ему выпало семь очков.
Макеро ободрился и пробормотал сквозь зубы: «Кажется, дело-то можно поправить».
— Что же ты там шепчешь? — кричали солдаты — кидай!
Макеро бросил — и опять проиграл.
Солдаты, не обращая внимания на ярость помощника центуриона, дружно хохотали.
— Браво, браво!. Опять собачий глаз. Тут что-то неладно, — говорили они, посмеиваясь, — это весьма скверные предзнаменования!
Макеро тоже силился улыбаться, но на его звериной физиономии ничего кроме отвратительной гримасы не выходило.
— Будь я на твоем месте, Макеро, — сказал Портений, — я бы испытал еще счастье.
— Конечно, лучшего средства нет для уничтожения дурного предзнаменования, — кричали собеседники.
— А если я еще раз брошу неудачно?
— Это невозможно!
— Я ставлю пятьдесят сестерций.
— Чтобы ни выпало, лишь бы не собачий глаз?
— Да.
— В таком случае было бы крайне глупо не пользоваться такими шансами. Я принимаю. Дайте мне кости.
— Идет, на три ставки! — вскричал один из играющих.
— Будет тебе каркать, проклятая ворона! — отвечал, побледнев, Макеро.
— В таком случае, ты мне должен отдать семьдесят сестерций.
— Нет, я предпочитаю попытать счастье, — сказал, побледнев, Макеро и дрожащей рукой бросил кости.
— Собачий глаз! — загорланили все солдаты, с суеверным страхом отходя от стола, на котором три раза выпал собачий глаз.
Игра прекратилась. Макеро сидел, потрясенный, с выпученными глазами, точно перед ним стояло приведение. После первого крика радости наступила тишина. Солдаты с удивлением глядели друг на друга, относя несчастье помощника центуриона к дурному предзнаменованию. Каждый из них украдкой целовал фаллум[214] и бормотал сквозь зубы магические слова: «ardanabon, duknaustra, abracadabra».[215]
Первым прервал тяжелое молчание Партений.
— Полно, дружище, не печалься, — сказал он, ударяя по плечу Макеро. Сегодня проиграл, ну, а завтра отыграешься. Авось и тебе фортуна улыбнется.
