Уилбур Смит - Троя. Падение царей
Их быстро зарубили, но брешь за ними была уже завалена, и баррикада стала сплошной стеной.
Потом был отдан еще один приказ, хворост полили маслом, и с крыш ближайших домов были брошены горящие факелы. Через миг по рвам побежал огонь, подпитанное маслом пламя взметнулось высоко и осветило все вокруг.
Ближайшие вражеские воины отчаянно пытались отступить от пламени, но за их спинами остальные по-прежнему напирали, врываясь в ворота. Стеганая льняная юбка критского воина загорелась и через пару мгновений он превратился в вопящий человеческий факел, который врезался в своих товарищей — и они вспыхнули тоже. Остальные, стоявшие у огненных рвов, вспыхнули, когда порывистый ветер раздул и погнал на них пламя.
Мгновение казалось, что пламя будет перепрыгивать с человека на человека, обрекая всех на гибель. Но дисциплинированные микенские воины не запаниковали. Те, что были вооружены пиками, пустили их в ход, безжалостно убивая горящих людей или сдерживая их до тех пор, пока те умирающими не падали на землю. Дюжины горящих, почерневших воинов со стонами лежали на камнях, но огонь остановился.
На крышах домов у Скейских ворот и на стенах позади врагов собирались лучники. Во врага со всех сторон полетели стрелы, и Каллиадес увидел, как несколько человек упали, пораженные в горло или в лицо. Довольный, что южные укрепления хорошо защищаются, Каллиадес последовал за Баноклом, по стене, а потом — вниз по ступеням, чтобы добраться до задней части главной баррикады.
Там он нашел Полита, тревожно совещавшегося с полководцем Луканом и Ифеем, командиром Орлов.
— Твои Орлы — прекрасные воины, — сказал Каллиадес Ифею. — Если бы у нас были тысячи таких!
— Если бы они следовали приказам, — прорычал Лукан. — Те трое у баррикады погибли напрасно. Три воина могли бы многое изменить в грядущие последние дни.
— Они были доблестными людьми, — тихо сказал Ифей.
— Я этого не отрицаю, — фыркнул старый полководец. — Но, точно так же как мы научились экономить еду, воду и оружие, мы должны научиться экономить доблесть. У нас большие запасы доблести, но нельзя разбрасываться ею в самоубийственных авантюрах.
— Мы надеялись, что огонь распространится и обратит врагов в бегство, — мрачно заметил Полит. — И что теперь? Как долго продержится баррикада?
Каллиадес ответил:
— У них есть сотни человек, готовых ее атаковать, но только узким фронтом. За воротами еще тысячи воинов, готовящихся войти. Если они будут и дальше бросать свои силы на баррикаду, равно или поздно они прорвутся. Мы, вероятно, сможем удерживать баррикаду всю ночь, может, и весь завтрашний день. Но не дольше.
Он посмотрел на Лукана, который кивнул в знак согласия. В этот миг бегом появился Банокл.
— Нам нужны еще лучники, — потребовал он. — Они утрамбовались там, как скот в загоне. Хорошие лучники могут вычистить их, как клещей с собаки.
Каллиадес признался:
— У нас не хватает лучников, — потом нехотя добавил: — Госпожа Андромаха тренировала женщин Троянской конницы, обучая стрелять. Некоторые из этих женщин остались в городе. Они могли бы…
— Нет! — перебил Полит с непривычным гневом. — Когда враги прорвутся, эти дома будут отрезаны, и лучники на них обречены. Я не подвергну такой опасности женщин.
Каллиадес подумал, что любая женщина, оставшаяся в городе, все равно обречена, но ответил:
— Тогда я позову вождя фракийцев Хилласа. Его лучники самые лучшие в Трое.
Перед ними дородный воин в критских доспехах первым пересек ров с огнем и перебрался через баррикаду в рост человека, убив троянского воина страшным ударом топора по голове. Его немедленно уложили, но за ним немедленно последовали еще два критянина. Один поскользнулся, упал на поехавших под ногами досках и камнях баррикады, и его пронзил в бок троянский воин. Другой ухитрился сделать дикий замах мечом, прежде чем был оглушен ударом щита и лишился половины головы.
Каллиадес повернулся, чтобы отправиться на поиски фракийцев, и обнаружил, что те уже ожидают в нескольких шагах от него. Они раскрасили лица для битвы и были вооружены до зубов, в том числе и мальчик-царь Перикл.
— Это не продлится долго, — заметил Хиллас, шагнув вперед и махнув рукой в сторону баррикады. — Когда она падет, мы будем ждать. Баррикада из плоти и крови будет прочней, чем баррикада из камня и дерева.
— Нам нужны еще лучники, — сказал ему Каллиадес. — Враги на бойцовой площадке — отличные мишени для твоих стрел.
Юный Перикл шагнул вперед.
— Я и мои лучники пойдем туда, где мы нужны. Куда ты хочешь, чтобы мы отправились?
Каллиадес мысленно разрывался на части. Если он отправит юного царя и его фракийцев на крышу дома, те окажутся в ловушке, когда прорвутся враги. Но если он поставит их на стене, вдоль которой они смогут спастись в случае необходимости, там не будет прикрытия от вражеских стрел.
— Не тревожься о моей безопасности, Каллиадес, — нетерпеливо сказал молодой человек, видя его колебания. — Поставь нас туда, где мы нужны. Я буду рисковать вместе со своими людьми.
— Сколько вас?
— Только восемь лучников и в придачу Пенфиселея.
Только теперь Каллиадес понял, что один из лучников, стоящий чуть в стороне от мужчин, — женщина с суровым лицом, которую он видел на первой тренировке Андромахи. Пенфиселея носила короткий кожаный панцирь поверх белой туники, на плече ее висел фригийский лук. В руке она держала два колчана.
— Пенфиселея — одна из прислужниц Андромахи. У нее чудесный природный дар владения луком, — объяснил юный Перикл, чуть покраснев. — Она будет ценной воительницей.
Каллиадес гадал: что остальные фракийцы думают об этом пополнении?
— Почему ты не ушла из города, когда у тебя была возможность? — спросил он женщину.
— Мой отец, Урсос, отдал жизнь за Трою, — ответила она. Голос ее был сипловатым, на Каллиадеса из-под тяжелых бровей взглянули пронизывающие зеленые глаза. — Я не могу поступить иначе.
Каллиадес вдруг вспомнил Пирию. «Да, — подумал он, — она была бы сейчас здесь со своим луком».
— Идите на стену к востоку от ворот, — сказал он Периклу. — Если вы будете стоять далеко от края стены, у вас будет хоть какая-то защита от вражеских стрел.
Битва за баррикаду продолжалась весь день и далеко не сразу закончилась после заката. К счастью для осажденных защитников Трои, ночь была безлунной и беззвездной. Сражение некоторое время продолжалось при свете факелов, но наконец вражеским отрядам приказали вернуться к воротам. Троянцы немедленно начали чинить разрушенные днем укрепления.
В ожидании, пока закончится ночь, Каллиадес и Банокл пошли к храму Афины, где раздавали еду и воду. Они ждали своей очереди в темноте. Вокруг них спали, растянувшись на земле, измученные люди. Другие сидели маленькими группками, слишком усталые, чтобы разговаривать, и просто смотрели в пространство погасшими глазами.
— Хлеб с долгоносиками и глоток воды, — фыркнул Банокл, стаскивая с головы шлем и почесывая в мокрых от пота светлых волосах. — Мужчина не может сражаться весь день на такой жратве.
— Если Агамемнон будет сдерживать свои войска еще десять дней, у нас не останется даже хлеба с долгоносиками, на котором можно будет сражаться.
— Но план его был хорош, верно? Троянские конники. Кто бы не открыл для них ворота, когда они вот так скакали?
Банокл восхищенно потряс головой.
— Я вижу в этом замысел Одиссея, — ответил Каллиадес. — У него изворотливый ум.
— Ты забываешь иногда, на чьей стороне сражаешься? — спросил вдруг Банокл.
Каллиадес нахмурился.
— Нет, но я понимаю, о чем ты. Мы видим, как гибнут микенские воины, перебираясь через баррикаду, и знаем, что некоторые из них были нашими товарищами. Если бы наша судьба повернулась слегка по-другому, мы были бы сейчас на другой стороне.
— Я не об этом, — Банокл покачал головой. — Я имел в виду: за что мы сражаемся? За Трою? От нее ничего не осталось. Нижний город разрушен, и большая часть верхнего тоже. Говорят, царь Агамемнон хочет заполучить сокровища Приама, но Полит рассказал нам, что в сокровищнице ничего не осталось. Итак, мы сражаемся, чтобы спасти царя? Но он даже не сознает теперь, кто он.
Банокл снова почесал голову.
— Вообще-то это неважно. Мы воины, ты и я, и мы выбрали, за кого сражаться, и будем продолжать сражаться до тех пор, пока не победим или не погибнем. Я просто гадал…
Он не договорил.
Каллиадес сам думал обо всем этом, стоя в очереди за едой. Они бежали из микенских земель, спасаясь от ярости Агамемнона, и с тех пор шли по пути наименьшего сопротивления. Они присоединились к Одиссею, державшему путь в Трою, потому что тот предложил им способ убраться с пиратского острова. Благодаря изменчивой воле богов они очутились здесь, чтобы спасти Андромаху, когда на нее напали наемные убийцы. За это их приняли в Троянскую конницу Гектора. Каллиадес улыбнулся про себя. И непостижимый успех Банокла в роли командира спас их от клыков смерти во время поражения при Карпее, в Дардании и под стенами Трои.
