Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
— На всякий случай набросайте текст ультиматума и пошлите в Генштаб по «бодо», — попросил генерал Антонов.
Через два часа текст ультиматума был готов, а звонка от генерала Антонова не было. Позвонили из Москвы лишь под вечер. Генерал Антонов сообщил, что идея Сталину понравилась, он прочел текст, внес в него некоторые поправки и утвердил.
— Готовый текст вам выслан, — сказал Антонов. — За день, за два до начала операции «Кольцо» ультиматум вручите командующему 6-й армией генерал-полковнику Паулюсу или его заместителю. Вопросы есть? Нет? Желаю вам успеха!
Положив трубку на аппарат, Рокоссовский взглянул на сидевшего за столом генерала Воронова.
— Верховный дал «добро» на вручение немцам ультиматума. — Командующий фронтом понизил голос: — Но примет ли его любимец Гитлера — вот в чем вопрос.
— Меня это тоже беспокоит. — Воронов встал из-за стола, неторопливо прошелся по комнате. — Сомневаюсь, что генерал Паулюс пойдет на это дело. Или станет запрашивать фюрера, но скорее всего откажется принять ультиматум.
— И все же надо попробовать, — промолвил Рокоссовский.
Уединившись в кабинете, он вновь прочел текст ультиматума и не нашел в нем ничего, что могло оскорбить чувства солдат вермахта. В нем отмечалось, что 6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении наших войск еще с 23 ноября 1942 года. Все попытки немецкого командования спасти окруженных оказались безрезультатными. Спешившие им на помощь германские войска разбиты Красной армией, и остатки их отступают на Ростов. Германская транспортная авиация, перевозящая осажденным голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, несет от русских огромные потери в самолетах и экипажах. Еще помощь окруженным войскам становится нереальной. А положение их тяжелое. Они испытывают голод, болезни и холод…
«Вы, как командующий, и все офицеры окруженных войск, — говорилось в ультиматуме, — отлично понимаете, что у Вас нет никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения. Ваше положение безнадежное, и дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла.
В условиях сложившейся для Вас безвыходной обстановки, во избежание напрасного кровопролития предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции…» Эти условия были весьма гуманны: прекратить сопротивление, организованно передать «в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии»; всем гарантировалась жизнь и безопасность, а после окончания войны — возвращение в Германию или в любую другую страну, если изъявят желание военнопленные; всему личному составу сохраняется военная форма, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие; всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам немедленно установят нормальное питание; раненым, больным и обмороженным окажут медицинскую помощь…
Ультиматум заканчивался предупреждением: если немцы не примут условия, части Красной армии будут вынуждены вести дело «до уничтожения окруженных германских войск, и вина за это падет на немецкое командование».
Предчувствие, однако, не обмануло генералов Воронова и Рокоссовского, подписавших ультиматум. Германское командование отказалось принять его, хуже того, немцы обстреляли наших парламентеров, случайно никто из них не пострадал.
Командующий фронтом Рокоссовский телеграммой донес об этом в Ставку.
— У нас осталось одно — огнем заставить генерала Паулюса поднять белый флаг! — сказал генерал Рокоссовский, когда собрал в штабе руководящий состав фронта. — Так что утром 10 января начинаем операцию «Кольцо». Прошу командармов и комкоров доложить Военному совету фронта о готовности войск. Вам слово, генерал Батов…
Донской фронт сосредоточил большие силы, чтобы нанести мощный удар по вражеским войскам, находившимся в котле.
Майор Бурлак толкнул плечом дверь, вошел в блиндаж, где находились танкисты бригады. С тех пор как он вернулся из госпиталя, прошло два дня. Пока он лежал на излечении, его бригада пополнилась молодыми бойцами, в основном механиками-водителями и наводчиками. Бойцы, увидев майора, притихли. Комбриг весело улыбнулся, глядя на механика-водителя — коренастого сероглазого Юрия Ткаченко.
— Что, пилят тебя хлопцы? — спросил он. — Ну- ну, только нос не вешай, опыт придет!..
Утром во время занятий в поле, управляя танком, Ткаченко угодил в воронку от бомбы. Она была прикрыта снегом, и танк провалился. Пришлось вытаскивать его тягачом.
— Юрко, ты небось думал о своей Клаве, если попал в яму, — засмеялся высокий статный наводчик, который пришел в танковую бригаду в одно время с ним.
— Она мне что-то перестала писать, — хмуро возразил Юрко. — Может, нашла себе другого. Кто их поймет, эти женские натуры? У меня ныне одна думка — так отработать вождение танка, чтобы он птицей летел на противника!
— Механик-водитель — правая рука командира танка, — сказал наводчик, — так что не сердись. На службе ты и свою любовь к Клаве бережешь. Где она сейчас, твоя дивчина? В селе Верховня живет? Его, может, даже на карте нет…
— Да ты что, Витек! — сердито воскликнул Юрко. — На карте нет… Верховня на весь мир известна, не то что ваше село Красное на реке Воронеж. Я-то знаю, откуда ты родом… Верховня — знаменитое село, — повторил механик-водитель.
— Чем же? — В глазах наводчика мелькнула усмешка.
— Как чем? — Брови у бойца изогнулись подковкой. — До революции здесь была усадьба польской аристократки Эвелины Ганской. У нее трижды гостил великий французский писатель Оноре де Бальзак, автор «Человеческой комедии».
— Юрий, ты не загибаешь? — добродушно усмехнулся майор Бурлак. Разговор танкистов его заинтересовал, и он отложил бумаги в сторону.
— Ничуть, товарищ комбриг. Так вот слушайте дальше, ежели о моем селе речь зашла. Оноре де Бальзак женился на этой полячке в 1850 году. Правда, свадьба у них была в Бердичеве, в костеле святой Варвары. А вот в моем селе Бальзак написал пьесу «Мачеха», вторую часть «Изнанки современной истории», работал над другими произведениями… Да, в моем селе есть что посмотреть. Верховнянская усадьба — дворец, два флигеля, костел и большой парк. Дуже гарный памятник истории и архитектуры. Так что и вы, товарищ майор, вместе с женой приезжайте к нам в село Верховня, вашей Оксане Сергеевне это пойдет на пользу — она же у вас историк. Доедете до городка Ружин, а там до моего села рукой подать. Но я вас встречу, с хлебом-солью встречу.
— Вот кончится война, и я к тебе приеду, — улыбнулся Бурлак и добавил: — Если живы останемся.
— Что вы такое говорите, товарищ комбриг? — улыбнулся Юрий. — Да я вас на своем танке Т-34 до Берлина доставлю! И ни одна пуля нас не укусит, потому как вы уже были ранены, и я во время бомбежки осколку ногу подставил. Но все зажило как на собаке.
— Ну а насчет моего села Красное, — заговорил Виктор, — ты, голубчик, не прав. — Он усмехнулся. — Хотя я и не моряк, но еще в школе узнал, что Воронеж — это колыбель русского флота. В 1696 году на реке Воронеж был построен первый русский отряд военных кораблей, который участвовал в войне с Турцией за выход России к Черному морю. Знаешь, кто командовал этим отрядом?
— Адмирал Ушаков?
— Да нет же, Петр Первый, — подсказал майор Бурлак. — Он держал свой флаг на галере «Принципиум». Так было положено начало русскому военному флоту. А нам с вами суждено продолжать славу наших предков. Понял?
— Так точно, поэтому стараюсь познать свой танк во всех тонкостях, чтоб он, красавец, в бою не подвел. А ежели вдруг заглохнет двигатель, то машина станет мишенью для противника…
10
Бурлак вышел из блиндажа. Декабрьское солнце грело скупо, хотя его лучи светили ярко, а когда тучи закрывали солнце, становилось еще холоднее. Иван Лукич закурил, попыхивая папиросой. В ушах все еще звенел голос Юрия Ткаченко: «Вместе с женой приезжайте к нам в село Верховня, вашей Оксане Сергеевне это пойдет на пользу — она же у вас историк…» «Дожить бы еще до тех дней, когда закончится война», — вздохнул Бурлак. Больше месяца лежал он в госпитале. Оксана приходила к нему. Было приятно видеть ее рядом, смотреть на ее милое, добродушное лицо, слышать воркующий голос. Но потом она почему-то не пришла, хотя обещала. «Хочу посмотреть твой танк», — сказала она.
Невольно ему вспомнился тот день, когда он выписывался из госпиталя. Оксана тоже не пришла, хотя он ждал ее с утра до обеда. В приемном покое он оставил номер своей полевой почты и попросил врача Ларису Ивановну, высокую стройную женщину со светло-серым, словно высеченным из мрамора лицом, передать адрес Оксане, если она придет.
