Владимир Прасолов - Вангол
— Боже мой! Сколько их там! Вот бы сейчас бомбануть их! Где же наша авиация, чёрт побери! — кричал рыжий, встав во весь рост.
— Где-где, в ж…е, — зло оборвал его один из лежавших. — Те сказали, надень пилотку и не светись, балда рыжая! Ты чё думаешь, немец дурак? Они ж видели, что мы ушли.
— Гляньте, чё они там копошатся? — спросил рыжий, приседая.
— Так, уходим, мужики! Быстрее! — глянув туда, заорал сержант.
Степан встал и, опираясь на плечо сержанта, пошёл с ним в лес. Сзади, тонко свистя и лопаясь, рвались мины. Осколки секли ветки над головами уходивших.
— До расположения доберёмся, я тебя лично налысо побрею!
— С удовольствием, товарищ сержант, только бы добраться! — отшутился боец, подхватывая Макушева с другой стороны.
Через час остановились. Вставшее солнце нещадно палило сквозь редкие перистые облака. Лес, через который они шли, и лесом-то назвать нельзя было. Перелески березняковые, кустарники. Ни ручьёв, ни озерка. Пить всем хотелось и спать, да и поесть бы не мешало, только ничего не было. Макушев, усевшись к берёзке спиной, пытался шевелить правой рукой, но не мог. Острая боль в плече не давала. Сержант, усевшийся рядом, помог ему снять китель и рубашку. Плечо было сильно распухшее.
— Держись, капитан, я, конечно, не лекарь, но руку тебе вправлю. Рыжий, собери дровишек, костёр хоть распалим, всё веселей будет.
— На кой ляд этот костёр, выходить надо к своим. Немец щас по шоссе рванёт танками, надо к дороге. Километров за десять до переезда на горке, я заметил, наши окапывались. Туда надо дуть, предупредить.
— Ты прав, однако, рыжий. Как твоя фамилия?
— Рядовой Рыжков.
— Не брешешь? — Сержант в этот момент с силой рванул руку Макушева.
Макушев, охнув, сжал зубы.
— Во, теперь порядок. Так. Вы втроём идите к дороге, надо предупредить наших о том, что немцы прут. Мы с капитаном следом. Как вы, товарищ капитан?
— Спасибо, сержант, точно лучше. Больно, но рука слушается. — Макушев поднял и с трудом согнул руку, слегка пошевелил пальцами.
— Сейчас, капитан, подвяжем руку, ей пока покой нужен, дня через два в полном порядке будете.
— Разрешите идти, товарищ сержант?
— Идите, хлопцы, торопитесь. Только помните, на переезде немцы в плен нашего брата не брали.
— Мы их тоже в плен брать не будем, товарищ сержант! — весело ответил Рыжков.
Трое скрылись в зарослях. Наладив повязку для руки, сержант и Макушев двинулись следом.
— Слушай, сержант, а что с майором, с начальником твоим, Васильевым? — спросил Макушев.
— Не ведаю. Вы ж с ним к переезду ушли, когда рвануло. Больше его не видел.
— Я тоже.
В эти самые минуты майор Васильев с перебитыми осколками ногами, беспомощный и безоружный с ужасом наблюдал, как к нему приближаются фашисты. Он судорожно шарил руками вокруг себя, ища хоть какое-то оружие, чтобы защитить себя или застрелиться, но его пистолет был потерян. А вокруг комьями лежала разорванная дымящаяся земля. Теряя сознание, он попытался снять с себя подсумок с документами, но не смог. Последнее, что он увидел, — это прыгающий от выстрелов ствол немецкого автомата. Немецкий солдат склонился над ещё дёргающимся в конвульсиях телом Васильева.
— О… Зер гут! — И вырвал из зажатой руки подсумок. Взвесив в руке, довольно ухмыльнувшись, повесил его через плечо. Из нагрудного кармана майора вы тащил документы, не рассматривая, сунул в подсумок. Потом снял часы с руки Васильева, приблизив к уху, потряс ими и, убедившись, что они идут, сунул себе в карман.
Через два часа в штабе штурмового батальона он получил личную благодарность от командира за захват особо ценных документов. Ещё через час полевая жандармерия и подразделения СС получили приказ об организации усиленного поиска и прочёсывании местностей, прилегающих к Городку, в целях розыска и поимки обладающего ценнейшей информацией немца по происхождению, бывшего начальника лагеря Битца. Приказ содержал строжайшее предписание о поимке Битца живым и разъяснялось, что в настоящий момент, возможно, он с той же целью разыскивается спецподразделениями советской разведки и органов ГПУ— НКВД.
Макушев не мог идти быстро. Мощное сильное тело не слушалось — сказывалась контузия. Сержант то и дело подхватывал почти падавшего капитана.
— Ничего, дойдём, капитан, дойдём. Давай присядем здесь, отдохни чуток, и дальше пойдём.
Они привалились спинами к берёзе и сели. Макушев закрыл глаза, красные круги вспыхивали и лопались в его голове, в висках молотил пульс.
— Гляди, капитан, кто-то ломится по перелеску, метров двести левее той сосны. Бегут-то как! Спортсмены, что ли?
Сержант хотел встать, но тяжёлая рука Макушева пригвоздила его к берёзе.
— Тихо, это зэки, я их издалека чую. Их много, ты с ними не справишься, я не смогу, сам видишь. — Макушев всматривался в мелькавшие в перелеске фигуры. Бежавший первым нёс чёрный, явно тяжёлый портфель. Точно. Степан хорошо разглядел. Такой был у Битца, мелькнуло в голове Степана. Он пытался разглядеть бегущих, но не мог, они быстро удалялись. Вскоре мелькавшие среди деревьев фигуры исчезли из вида.
— Да, капитан, тяжёлая у вас рука, — сказал сержант, щупая свое плечо. — Вы заметили, один нёс в руках портфель.
— Заметил. Ты не разглядел его, сержант? — спросил Степан.
— Портфель?
— Да нет, человека, который его нёс.
— Нет. Только руки у него какие-то красные были.
— Ладно, пошли, вроде полегчало. — Степан медленно, стараясь не делать резких движений, встал.
* * *— Очень прошу, дайте отдышаться, — который раз просил Вангола Битц.
Вангол быстро и молча шёл впереди, не обращая внимания на стенания Битца. Внимание его было устремлено на обнаружение врага. Иногда, на мгновение застыв на месте, он слушал. Фролу казалось, что Вангол чуть ли не нюхает ветер. Опять Битц:
— Хоть немного…
Фрол сквозь зубы зло зашипел на него:
— Топай, начальник, ты же, сука, жить хочешь! Не скули, а то прям здесь тебя уложу отдохнуть навеки.
— Тсс! — поднял руку Вангол, резко остановившись и приседая. — Ложись. Тихо.
Они легли в траву в редколесье и затаились. Фрол видел, как Вангол прислушивался, ловил неведомые Фролу звуки, его сосредоточенное лицо застывало. Сам же Фрол, сколько ни напрягал свой слух, ничего, кроме редких криков птиц, не слышал.
— Останетесь здесь. Скоро стемнеет, я вернусь к рассвету, — тоном, не терпящим возражений, сказал Вангол.
Внимательно взглянув в глаза Фролу, Вангол дал ему очень жёсткую установку: «Дождаться здесь моего возвращения и беречь начальника лагеря и портфель с документами». Фрол, сам не понимая как, вдруг осознал важность порученного ему задания и понял, что необходимо делать. Вангол скрылся в зарослях, а он огляделся и, выбрав густой куст орешника, заставил Битца переползти туда, под его крону. Там они сгребли большую кучу сухих прошлогодних листьев и просто закопались в них. «Основательно» замаскировавшись, по мнению Фрола, они, успокоившись, уснули. Вскоре богатырский храп Фрола и вторящий ему тенором, с надрывом, Битца растеклись по притихшему в сумерках лесу. Спали крепко, их не разбудила разыгравшаяся под утро где-то неподалёку канонада.
* * *Смеркалось. Лотар Хайнц и его подчинённые, ожидая нападения, пролежали несколько часов в засаде. Лотар сделал расчёт на то, что русский разведчик обязательно пойдёт по следу группы. Он просто обязан был идти за ними. Хайнц был уверен: русский должен предполагать, что группа, подвергшаяся нападению и понёсшая потери, попытается оторваться. Наверняка он вызвал бы подкрепление, но остался без связи. Если не нападать, то незаметно следить — правило разведки, поэтому он не оставит преследования. Они уходили быстро, почти бегом, русский определит это по следам, их намеренно в некоторых местах оставили. Однако продолжили отход только трое, а двое незаметно сошли с тропы и, тщательно замаскировавшись, устроили засаду. Через десять минут хода ушедшие вперед, рассыпавшись веером, незаметно вернулись и, также замаскировавшись, присоединились к засаде. Шло время. Русский не появлялся. Время тянулись медленно, изнуряюще. К вечеру дали о себе знать комары. Русского всё не было и не было. Однако непреклонная воля Лотара удерживала группу на позициях. Когда сумерки укутали лес, Хайнц решил, что его замысел не удался. Подал условный сигнал криком утки, чтобы все собрались.
— На сегодня охота окончена, господа, — сказал он усталым и голодным диверсантам. — Располагайтесь, один дежурит, смена через два часа, остальным есть и спать. Завтра продолжим, но, кажется, мы переоценили противника. Я разочарован. Русские никогда не соблюдали правил, полное отсутствие дисциплины.
Вангол, притаившийся в тридцати метрах, внимательно слушал разговор и улыбнулся. «Ничего, господин офицер, сегодня ночью вы проникнетесь глубоким уважением к советской разведке, правда ненадолго», — мысленно пообещал немцу Вангол и отложил в сторону карабин. Дожидаясь темноты, он лёг на спину и сквозь редкие кроны деревьев стал рассматривать едва проступающие на небосводе звёзды. Сейчас в Забайкалье уже ночь. Как там они без него, старый Такдыган, Ошана с дочкой, Игорь. В последнее время он часто стал вспоминать ставшую ему родной таёжную семью. Тингу, его нежную и ласковую Тингу, ушедшую от него навсегда к звёздам. Ему казалось, что она живёт где-то там и наблюдает за ним, смотрит на него своими весёлыми, искристыми глазами. Ничего, ничего уже нельзя вернуть. Всё ушло, кануло в прошлое, бесконечное и безвозвратное. Он смотрел на звёзды, и тихий покой наполнял его. Хотелось уснуть и проснуться в той жизни, в тайге, рядом с Такдыганом и Тингой. Там всё было так просто. Тайга, друзья, звери и мир, наполненный жизнью. Да, ему приходилось и в той жизни убивать зверя, охотиться за ним, защищая себя и друзей, добывая пищу. Сейчас мир, в котором он живёт, заполонен смертью. Теперь он лежит в тридцати шагах от других зверей, и они охотятся за ним. И не только за ним, они просто убивают всех живых на своём пути. Нелюди. «Всегда считай, что главное в жизни ты ещё не сделал», — вспомнил он слова своего соседа по нарам, скромного и безобидного сельского учителя. Как он благодарен ему за ту тихую ночную беседу… Сумерки сгущались, зажигая всё ярче и ярче звёзды. Какое-то время, подержав глаза закрытыми, Вангол, перевернувшись на живот, приподнялся и всмотрелся в темноту. «Ну что ж, пора», — решил Вангол и бесшумно встал. Он прекрасно видел часового, удобно устроившегося в развилке ствола старой берёзы. «При падении может наделать шума», — подумал Вангол, медленно приближаясь. Значит, с дистанции вытянутой руки. Оставив карабин, он, стремительно приблизившись, коротко ударил немца по шее и, подхватив падающее тело, осторожно поло жил его на землю. Точный удар ножом в сердце завершил дело. Один готов, осталось четверо. Сняв с пояса убитого нож, Вангол пошёл в сторону отдыхавших немцев. Соблюдая маскировку, они, вырезав дёрн, разожгли огонь в выкопанной ямке и что-то варили. Двое суетились у костра. Третий, в наушниках, сидел, настраивая рацию, четвёртый, закутавшись в плащ-палатку, спал. Всех можно было убрать одной гранатой, но Ванголу была нужна рация. Он принял другой вариант атаки. Бесшумной тенью скользнуло его тело к полянке. Склонившийся над рацией немец так ничего и не понял, когда удар двух ножей перерубил ему шею. Он без малейшего звука уткнулся в землю. Вангол, развернувшись на месте, метнул ножи в спины сидевших у костра диверсантов и прыгнул к спящему. Ещё в прыжке он заметил, как в разные стороны отваливались тела от костра. В это мгновение прозвучал выстрел, и всё вдруг замерло. Тела немцев, падавших у костра, как бы зависли в воздухе. Вангол увидел направленный на него ствол пистолета, искажённое ненавистью лицо немца и то, как он, целясь, нажимает на спуск. Он увидел, как, буравя воздух и вращаясь, к нему медленно приближается блестящая медью пуля. Вангол чуть отвёл в сторону голову, и пуля, едва коснувшись щеки, только обожгла кожу. Вырвавшаяся из ствола в синем пламени вторая пуля для Вангола уже не представляла опасности. Он видел её и, падая на немца, развернул своё тело так, чтобы она прошла мимо. Третьего выстрела немецкий офицер сделать не смог. Удар кулаком в челюсть, в который была вложена взрывная сила мышц Вангола, выключил его сознание. Наконец рухнувшие на землю тела немцев в конвульсиях сучили ногами. Вангол, не обращая на них внимания, забрал выпавший из руки офицера браунинг и подошёл к костру. В котелке кипел приятно пахнущий суп с кусками тушёного мяса. Сняв с огня, Вангол поставил котелок в сторону, перевернул тела убитых, вытащил ножи и тщательно вытер их от крови. Достав из кармана складную ложку, он присел около котелка и стал есть горячее, жирное, остро приправленное мясо. Тем временем немецкий офицер пришёл в себя и заворочался. Он, с трудом встав на колени, увидел сидящего к нему лицом и с аппетитом опустошавшего котелок Вангола.
