Сюгоро Ямамото - Красная Борода
Учитель еще раз повел носом, подозрительно оглядывая комнату, но ничего не обнаружил. Спустя несколько дней среди ночи ему снова послышалось, как кто-то стонет, потом сдавленным голосом говорит: «Пусти, я больше не могу, не могу». «Должно быть, опять померещилось», — подумал он наутро.
В стране усиливалась депрессия. Упорнее становились слухи о застое в экономике и ожидаемом банкротстве ряда мелких и средних предпринимателей. Это носило характер эпидемии гриппа. Власти пытались урегулировать создавшееся положение, кое-как восстанавливали конъюнктуру за счет мелких и средних предпринимателей и лиц с низким доходом. Но поскольку никто не думал о радикальном способе лечения, болезнь через некоторое время наступала снова. По не претендующему на гениальность мнению старика Тамбы, принимаемые меры были направлены на спасение ростовщической экономики Японии. Услышав это, учитель Кандо возмущенно пожал плечами, назвал Тамбу «красным» и заявил, что этому проповеднику опасных мыслей в будущем не поздоровится, и поделом!
Но не поздоровилось самому учителю, хотя он и не проповедовал опасные мысли, причем значительно раньше, чем старому Тамбе. Однажды в сумерки, когда он возвращался из очередного похода за деньгами, к нему подскочил поджидавший его Дзискэ.
— Эй, учитель! Куда ты дел мою жену? — закричал он, сжимая кулаки.
Дзискэ было лет сорок семь — сорок восемь. Из шестерых его детей при нем осталась младшая дочь, остальные разбрелись кто куда. Он был женат третий раз. О-Хати была моложе его почти на двадцать лет, белокожа и миловидна, как многие женщины из Тохоку. За два года супружеской жизни она не родила Дзискэ ребенка. Дзискэ слыл человеком положительным, спокойным, никогда не ввязывался в спор, не то что в драку.
И вот этот безобидный человек буквально сотрясался от гнева и уже закатывал рукава своей куртки, чтобы поколотить учителя.
— Чего ты кричишь? В чем дело? — спросил его учитель и выставил руку вперед, намереваясь отразить ожидаемый удар. — Если ты считаешь меня в чем-то виноватым — прости. Только успокойся.
— Верни мою жену! — снова завопил Дзискэ. — Где ты прячешь мою жену О-Хацу? Говори!
— Ты имеешь в виду О-Хати?
— Ее правильное имя — О-Хацу. Но это не имеет значения. Называйте ее как хотите, только не морочьте мне голову. У меня есть свидетели. Они не способны умничать, как вы, но у них есть глаза, и они все видели.
— Да ты успокойся, Дзискэ, и объясни все по порядку. Я никак не пойму, что тебе от меня надо.
Разгневанный Дзискэ продолжал укорять учителя: мол, как ему, учителю, не стыдно соблазнять чужую жену.
— Я и не собирался ее соблазнять. Это чей-то злостный навет, — оправдывался учитель.
— Но люди видели собственными глазами, как чертовка О-Хацу вошла в твой дом через заднюю дверь, а через час потихоньку выскользнула на улицу и, поправляя прическу, отправилась домой. Ну так как же, учитель?
— Погоди, Дзискэ, — сказал учитель, взволнованно поглаживая бороду. — Вот оно что... В самом деле, такое могло быть...
— Что ты там бормочешь?
— Главное не в том, что видели или не видели люди. А вот если бы О-Хати...
— Ее зовут О-Хацу.
— ...если бы ее позвать сюда, мы смогли бы сразу все выяснить. По-моему, это самый простой путь установить истину, — заключил учитель таким тоном, словно выложил главный козырь.
— Вот я и говорю: верни ее, учитель!
— Ты считаешь, будто я с твоей женой?..
— Учитель, перестань морочить мне голову!
— Это я морочу тебе голову?! — вышел из себя Кан-до. — Женщина, о которой идет разговор, твоя жена, не так ли? Так вот: если ты хочешь выяснить мою причастность к поступкам твоей жены, ты, само собой, должен ее привести сюда.
И вдруг учителя осенило.
— Это проделки моего ученика Яды! — воскликнул он. — Он поступил в мою школу три месяца тому назад.
— Ты хочешь сказать, что она ходила не к тебе?
— Как ты смеешь сомневаться? Пристало ли мне заниматься такими вещами? Недаром я твержу тебе: приведи сюда О-Хати и спроси у нее — все сразу станет ясно.
— Но ее нет дома, учитель! — сокрушенно произнес Дзискэ. Он сел на приступок и задумался, захватив пальцами свои толстые губы. — Наверное, она ушла ночью. Утром, когда я проснулся, О-Хати, — Дзискэ даже не заметил, что перестал называть ее О-Хацу, — уже не было, и до сих пор нет.
— Мой ученик тоже не появляется со вчерашнего вечера. Похоже, они сбежали вместе.
— Жена и вещи с собой прихватила, — прошептал Дзискэ. — Почему она так поступила? Ведь мы женились по обоюдному согласию.
Учитель думал о своем и больше не прислушивался к жалобам Дзискэ. Утром, когда он не обнаружил Яду, он еще надеялся, что тот вернется. Со времени поступления в школу Яда впервые отлучился по личным делам, и учитель решил, что он отправился повидаться с кем-либо из друзей. Теперь стало ясно, что юноша сбежал вместе с О-Хати, и учитель испытал чувство глубокого разочарования и обиды — Яда его предал.
— Какой толк в твоих причитаниях? — сказал учитель. — Подумай лучше, куда могла направиться твоя жена.
Этого Дзискэ не знал. С О-Хати он познакомился на земляных работах. Она помогала на кухне. Когда работы закончились, они поженились, но Дзискэ так и не удосужился с ней зарегистрироваться и не знал даже места ее постоянного жительства. Надо сказать, что большинство местных жителей обычно не регистрировались с женами до рождения первого ребенка. «А зачем? — говорили они. — Пока нет детей, наши жены в любой момент могут убежать с кем угодно».
— Тяжелый случай, — произнес Кандо.
— А тебе, учитель, известны родители твоего ученика? — спросил в свою очередь Дзискэ.
Учитель вынужден был отрицательно покачать головой.
— А кто его рекомендовал?
Учитель и этого не знал. Он вспомнил свой первый разговор с Ядой, когда тот пришел поступать в школу, и поморщился.
— Такое легкомыслие тебе не к лицу, учитель. Как же ты нанимаешь человека, не зная, кто его родители, и не имея рекомендаций? — упрекнул его Дзискэ. — Ведь это нарушение закона. Даже на собаку надо получать ошейник с регистрационным номером.
— Он не наемный, — возразил учитель. — Я взял его учеником в свою Школу патриотического служения родине.
Дзискэ вздохнул. Вздох был глубокий, на редкость продолжительный и печальный. Дзискэ трудно было что-либо возразить, ибо он не знал, насколько резонным был ответ учителя. Он лишь взъерошил на голове волосы и снова вздохнул.
— Как ты намерен поступить с беглецом? — спросил после длительного молчания Дзискэ.
— Никак, — спокойно ответил учитель. — Великий Висмарк говорит: «Вернуть на фронт беглого — все равно что возвратить опавший цветок на ветку дерева». Мой принцип — не преследовать того, кто уходит.
— Мне этого не понять. Скажи все же, как я должен поступить?
— Выход один: заяви в полицию. Пусть объявят розыск.
— Нет. — Дзискэ энергично затряс головой. — В полиции, наверное, уже есть такие заявления от ее прежнего мужа, а может быть, и не от одного. Представляешь, даже если и найдут эту чертовку О-Хати, в полиции у всех голова пойдет кругом: кому из мужей ее возвращать? Скандал!
— Н-да, — глубокомысленно произнес учитель, изучающе разглядывая потемневшее лицо Дзискэ. — В таком случае надо оставить ее в покое — другого выхода нет. А если она сама вернется?
— Понимаю: другого выхода нет, — словно эхо, повторил Дзискэ. — Говоришь, вернется... Не вернется. Как представлю ее себе в объятиях этого подлеца, на душе муторно делается.
Спустя примерно неделю учитель получил от Яды почтовую открытку следующего содержания:
«Я отвергаю пустые разглагольствования Школы патриотического служения родине. Древние говорили: «Действие — вот удел настоящего мужчины». Позвольте мне объявить вам, учитель, что я, Яда, решил стать знаменосцем движения за освобождение женщин и готов добиваться этого, не жалея собственного тела. Вот так. Яда».
Прочитав сие послание, учитель разорвал открытку на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину. Он скорчил брезгливую гримасу, потом стал раздраженно дергать себя за бороду.
— Дерьмо! Самое время сейчас напиться. Можно пойти в «пьяный» переулок, да местная шантрапа — все сплошь эти самые люди действия.
Учитель поднялся с циновки, постоял в раздумье и, словно решившись на что-то, вышел из дома со словами: «Начну-ка со старого Тамбы».
Белые люди
Издали этот завод кажется постоянно окутанным туманом. Белый дым, похожий на пар, но более густой, в ветреные дни клонится в направлении ветра, а в тихую погоду сначала поднимается вверх, а потом медленно оседает, окрашивая в белое все вокруг: завод и пристройки, землю, траву и даже расположенную в отдалении пристань на реке Нэтогава.
