Александр Звягинцев - На веки вечные
Подсудимых на сей раз вводили в зал не вереницей, как обычно, а по одному, с некоторыми интервалами. Они привычно рассаживались на своих местах, стараясь не глядеть друг на друга, потому как уже были поделены на тех, чья жизнь еще продолжится, и тех, кого ждет скорая смерть.
В зале стояла такая тишина, что было слышно, как техники в радиорубке отсчитывают позывные, проверяя аппаратуру.
Тишину взорвал голос судебного пристава:
– Встать, суд идет!
Лорд Лоуренс держал в руках папку с приговором, который, как было объявлено, все судьи будут читать по очереди. И продлится чтение не один час.
Журналисты, не попавшие в зал, толклись в пресс-руме, слушая трансляцию, пытаясь сквозь формулировки приговора угадать самое интересное – каким будет этот самый приговор. Повешение? Расстрел? Пожизненное заключение? Оправдание? Тут же у стойки бара заключались азартные пари. Оказавшиеся здесь советские журналисты в них, конечно, не участвовали.
Центром самого большого кружка была Пегги во всем черном и черной шляпке с вуалью. Ребров, слонявшийся по коридорам, увидев ее, помахал рукой. Но Пегги его, кажется, даже не заметила. Она была слишком занята – упивалась всеобщим вниманием.
– Господа, внимание! – Пегги подняла руку, обтянутую черной кружевной перчаткой. – С тем, кто сообщит мне сейчас, каким точно будет приговор, я готова провести сегодняшнюю ночь! И я не шучу!
Мужчины разразились одобрительными криками, немногочисленные женщины поджали губы.
– Жаль, но я не вижу тут достойных! – разочарованно объявила через минуту Пегги, обведя взглядом присутствующих.
Пройдя мимо расступившихся мужчин она направилась прямо к Реброву.
– Черт, Денис, куда вы пропали! Я, правда, и сама пользовалась любой возможностью улизнуть из этого оставленного богом города, но я хотя бы возвращалась! А вы пропали, ничего не сказав! Я думала, что уже никогда вас не увижу. Ходили слухи, что вас упекли в Сибирь за какие-то провинности. Надеюсь, все это было не так?
– Совершенно не так, – рассмеялся Ребров. Смотреть на Пегги было сплошное удовольствие. – Мы теперь коллеги, я ведь тоже стал журналистом…
– Ну, не знаю, стоит ли вас поздравлять, – не выразила восторга Пегги. – В роли таинственного консультанта вы мне нравились больше. А теперь вы стали одним из этих пройдох, которые за сенсацию продадут мать родную.
Ребров от души расхохотался.
– Пегги, минуту назад вы предлагали, словно Клеопатра, свою ночь в обмен на подробности приговора!
– А что прикажете делать?!. Побудете в шкуре журналиста подольше, поймете, что за работенку вы взялись выполнять!
– Кстати, что касается вашего чудного предложения…
– Вам есть что сказать по поводу приговора? – вскинулась Пегги. – Ну, не томите же меня!
– Увы, Пегги, – развел руками Ребров. – Я просто хотел вам сказать, что вы обратились со своим завлекательным предложением не по адресу. Откуда журналистам это знать? Вам нужно было предложить это членам суда.
Пегги капризно сморщила носик.
– Я сделала такое предложение одному очень осведомленному человеку оттуда… Тем более, мне казалось, он ко мне давно неравнодушен.
– Ну и что же он?
– Свинья! Самая обыкновенная свинья. Сказал, что послезавтра он к моим услугам… Можно подумать, он мне будет нужен послезавтра, когда о приговоре будет знать уже весь мир!
– Кстати, а где наш друг Крафт? – поинтересовался Ребров.
– Вертится где-то поблизости. Он теперь очень занят – скупил столько мемуаров, что не знает, как их теперь все выгодно продать. Ну, ничего, за Алекса я беспокоюсь в последнюю очередь!
Мир узнал приговор на следующий день. Сначала были названы оправданные. Их оказалось трое – Шахт, Папен, Фриче… Освобожденные прямо в зале суда, они уже в перерыве заседания раздавали интервью и проводили пресс-конференции.
Затем началось последнее заседание. Скамья подсудимых была пуста. Они появлялись из тьмы бесшумно открывающейся двери по одному в сопровождении конвоиров в белых касках, и каждому председатель суда лорд Лоуренс зачитывал, какая мера наказания ему отпущена.
Первым ввели Геринга.
«Обвиняемый Герман Вильгельм Геринг, Международный военный трибунал приговаривает вас к смертной казни через повешение»…
Постскриптум«Случилось так, что мне было поручено провести на Нюрнбергском процессе последний допрос. Это был допрос свидетеля Вальтера Шрайбера, профессора германской военно-медицинской академии, бывшего генерал-майора, специалиста по гигиене и бактериологии. Он рассказывал о подготовке германским главнокомандованием бактериологической войны с помощью возбудителей чумы и опытов над живыми людьми».
Георгий Александров, начальник Следственной группы при главном обвинителе от СССР на Нюрнбергском процессеГлава XX
Когда все кончено
Барон и Олаф ужинали вдвоем как в старые добрые времена. Стол был тщательно сервирован – белоснежная скатерть, туго накрахмаленные салфетки, старинный форфор и серебро, прекрасное вино, изысканные блюда, которые подавал старый вышколенный слуга…
– Итак, смертная казнь через повешение для одиннадцати, – хладнокровно сказал барон, откладывая в сторону газету.
– А для остальных – пожизненное заключение или тюрьма на двадцать лет, – уточнил Олаф.
– Да-да, я помню, – рассеянно повертел в руке тяжелую вилку барон.
– Приговоренные к повешению направили апелляцию в Контрольный совет по Германии с просьбой заменить повешение расстрелом… Геринг, правда, не стал этого делать.
– Думаю, просто понимает, что это бесполезно.
– Но за него это все-таки сделал адвокат.
– Бесполезно, мой мальчик, это уже бесполезно. Дело закрыто. Я получил сообщение из Лондона… Лейбористское правительство рассмотрело на внеочередном заседании вопрос о ситуации в Нюрнберге.
– И?
– И член Контрольного совета, Главный маршал авиации Великобритании Дуглас, получил секретную телеграмму: не удовлетворять никаких прошений и не допускать никаких изменений в приговорах. Англичане не собираются прощать Герингу «ковентризацию».
– «Ковентризацию»?
– Ну, ты помнишь, как люфтваффе Геринга снесли к черту город Ковентри ударами с воздуха? С тех пор орлы Геринга очень полюбили этот термин – «ковентризация». Им это казалось очень забавным. Не знаю, как сейчас.
– Но ведь потом был Дрезден, когда англичане снесли город, в котором в отличие от Ковентри не было военных заводов, – решил напомнить Олаф.
– Да, – согласился барон, – там вообще никого не было, кроме беженцев. Но об этом должны помнить мы – немцы. А англичане помнят про Ковентри.
– Русские тоже настроены непримиримо.
– Разумеется. Меня беспокоит другое. Мы перестали получать информацию из Москвы. Боюсь, наш агент там раскрыт. Так или иначе вопрос с казнью Геринга закрыт. Его повесят. Остается другой вопрос: мы поможем рейхсмаршалу Герингу избежать позора петли?
– Этот американский паренек, с которым мы работаем, сказал, что он уже передал Герингу ручку.
– Ему можно верить?
– Он так влюблен в эту шлюшку, что готов на все. Но стопроцентных гарантий успеха я дать не могу.
– Значит, узнать, прошло ли все удачно, мы сможем лишь после казни. Что ж, пусть рейхсмаршал молится и надеется на лучшее. Лучшее для него теперь – избежать позорной петли. Это все, что у него, одного из правителей тысячелетнего рейха, осталось…
Барон поправил тугую белоснежную салфетку.
– А мы с тобой будем ужинать. Нам потребуются силы для работы на благо Германии. Немало сил.
Барон поднял бокал с вином, полюбовался глубоким рубиновым цветом, вдохнул аромат виноградных гроздьев, наполненных светом солнца и благотворными соками земли. Это был запах жизни, которая продолжалась несмотря ни на что, жизни, в которой он еще не сказал своего последнего слова. А главное – у него есть Олаф, молодой и сильный, которому можно доверить продолжение дела.
ПостскриптумГенеральный план «Ост» шел еще дальше всемерно осуществлявшегося еврейского холокоста. В рамках этого плана была разработана рациональная, включающая цифровые выкладки основа планирования свободной от славян Восточной Европы. То есть не еврейский, а другой, славянский холокост!..
Концепция уничтожения восточных народов-гелотов (рабов) рабским трудом дополнялась расчетами, как благодаря применению новых методов сохранить рабочую силу миллионов рабов на ограниченный срок, но при этом воспрепятствовать их размножению.
Отсюда вскоре возникло требование принудительной стерилизации большого количества людей.
Джиордано Ральф – немецкий журналист, писатель, публицист. Из книги «Если бы Гитлер победил»Глава XXI
