Кристофер Хибберт - Королева Виктория
А «добрый старый сэр Джеймс», который, как обычно, больше был озабочен душевным здоровьем королевы, всячески уверял ее, что «для беспокойства нет абсолютно никаких причин, причем не только в данный момент времени, но и в будущем». И все же, несмотря на сердитое письмо лорду Пальмерстону, королева пребывала в «величайшем смятении», часто переходящем в «агонию отчаяния». Она беспрерывно плакала, что не преминула отметить в своем дневнике, и не видела никаких реальных признаков «улучшения состояния моего дорогого и любимого Альберта, который уже никого не слушал, никого не замечал и совсем перестал улыбаться».
В течение двух последующих ночей принц Альберт проявлял «чрезмерное беспокойство», бессмысленно бродил из комнаты в комнату и часто натыкался на обливающуюся слезами супругу. «Во время болезни, — докладывал сэр Чарльз Фиппс, личный казначей принца, лорду Пальмерстону, — он часто впадает в состояние глубокой депрессии и перестает реагировать на происходящее. А королева становится нервной и так легко возбудимой, что приходится проявлять все меры предосторожности... Должен сказать вам по секрету, что требуется немало усилий, чтобы предотвратить ее нервный срыва. Именно поэтому я полагаю, что любая попытка пригласить во дворец еще одного знаменитого доктора может напугать ее, тем более что самому принцу уже и так надоели постоянные визиты придворных врачей. Сэр Джеймс Кларк находится во дворце каждый божий день и с трудом поспевает навещать свою жену, которая серьезно больна и сейчас находится в Бэгшот-парке — в том самом доме, который предоставила в ее распоряжение сама королева. И доктор Дженнер постоянно находится у постели больного, и мистер Браун, Виндзорский аптекарь, не отходит от него ни на шаг. А кто лучше этих людей знает состояние принца Альберта и особенности его организма? Поэтому сама мысль о необходимости привлечь еще каких-то врачей ужасно раздражает королеву... Ей нужно как можно чаще сообщать подбадривающие сведения относительно состояния мужа и поддерживать ее морально».
К 6 декабря принцу стало намного лучше, и королева с облегчением вздохнула. Он попросил ознакомить его с последними новостями, внимательно рассмотрел план дома, составленный его второй дочерью, принцессой Алисой, и ее будущем мужем, и все это время улыбался жене. «Я нашла моего дорогого Альберта веселым и жизнерадостным, — записала королева в дневнике. — Когда я вошла к нему с нашей младшей дочуркой Беатрис, он поцеловал ее в щечку, а потом долго смеялся над тем, как она читает новые французские стихотворения, которые я заставила ее выучить».
Однако уже на следующий день состояние принца Альберта снова ухудшилось. Резко усилились боли в животе, что привело врачей к выводу, что у него тифозная лихорадка, но на самом деле его болезнь вполне могла быть вызвана раком желудка. В этот день в дневнике королевы появилась следующая запись: «Я вернулась в свою комнату и долго плакала. Боже мой, как мое сердце не разорвалось в этот момент! Я находилась в состоянии самой настоящей агонии, которая превосходила все предыдущие неприятности, вместе взятые. Боже праведный, спаси и сохрани его... Иногда мне кажется, что я живу в каком-то кошмарном сне. Мой любимый ангел лежит в спальне на кровати, а я сижу у его изголовья, смотрю на него и беспрестанно плачу».
В воскресенье, после очередной бессонной ночи, в течение которой принц Альберт снова ходил взад и вперед по всем комнатам с каким-то «странным и диким взглядом», его настроение колебалось между подчеркнуто деликатным отношением к жене, когда он называл ее нежными именами и гладил по щеке, и раздражительно-агрессивным, когда он терпеть ее не мог и отворачивался в сторону. А однажды он даже ударил ее по руке, когда она пыталась что-то объяснить вошедшему в комнату доктору Дженнеру. Позже принц Альберт попросил, чтобы его перенесли в Голубую комнату, где сквозь окно пробивались яркие лучи зимнего солнца, а из соседней комнаты доносились звуки пианино, на котором принцесса Алиса исполняла его любимую мелодию «Прочный оплот — это наш Бог». Он внимательно слушал музыку и тихо плакал.
Язык принца стал необыкновенно сухим, толстым и покрылся какими-то странными пятнами. Дело дошло до того, что придворные доктора обратились к премьер-министру с просьбой привлечь дополнительных специалистов, несмотря на резкие возражения королевы и возможное недовольство самого принца. «Он чрезвычайно подавлен, — писал Пальмерстону сэр Чарльз Фиппс. — Нет никаких сомнений, что преждевременная смерть короля Португалии Педро V, который скончался от непомерного тифозного жара, была вызвана аналогичными причинами. Если бы принц Альберт узнал о симптомах этой болезни, он бы окончательно упал духом. Любое беспокойство или чувство тревоги может обострить заболевание нервной системы принца Альберта и стать причиной безвременной кончины. Именно поэтому надо проявлять максимальную осторожность и тонкое чувство такта, чтобы не возбудить подозрения принца привлечением других врачей».В конце концов кабинет министров пришел к выводу, что необходимо проконсультироваться с другими специалистами. Через некоторое время были вызваны доктор Уотсон, весьма уважаемый медик и один из личных врачей королевы, и сэр Генри Холланд, хотя лорд Кларендон не доверял последнему, как, впрочем, не доверял и Джеймсу Кларку. Он считал, что ни одному из них нельзя доверить даже «больную кошку».
Вскоре после прибытия в королевский дворец доктор Уотсон сообщил премьер-министру, что принц Альберт «очень болен» и что не следует возлагать слишком больших надежд на медицину. Впрочем, в это время и сам принц Альберт уже прекрасно понимал, как «тяжело» он болен. Когда принцесса Алиса сказала ему, что написала письмо Вики и сообщила, что его болезнь стала слишком серьезной, он ответил: «Ты сказала не то. Надо было сказать, что я умираю».
Однако на следующий день ему опять стало легче. «Он много ходит, — писала королева, — и говорят, что это очень полезно, хотя меня это очень беспокоит, так как не похоже на моего дорогого ангела... Боже мой! Какое страшное время!» Утром 11 декабря королева вошла к нему в комнату и нашла его сидящим на кровати. «Он положил мне на плечо свою голову, и я заметила, что его красивое и дорогое для меня лицо стало совсем тонким и изможденным. Через некоторое время он повернулся ко мне и сказал: «Мне так уютно у тебя на плече, моя малышка». Королева так обрадовалась кажущемуся улучшению его самочувствия, что 13 декабря решила немного прогуляться во дворе. Но как только она ушла, в комнату ее фрейлины леди Огасты Брюс, ее постельничий, сестры главного воспитателя принца Уэльского, вбежал доктор Дженнер и с ужасом в глазах сообщил, что принц Альберт «находится в таком состоянии, что может в любую минуту умереть у него на руках». Когда королева вернулась с прогулки, он решил, что нужно немедленно сообщить ей о том, что произошло в спальне во время ее отсутствия. Эту нелегкую задачу взяла на себя леди Огасты, которая без промедления отправилась в комнату королевы. «Я была в ее комнате одна и наблюдала за ее поведением, — вспоминала она потом в беседе со своей сестрой. — Я часто слышала слова: «моя страна, что теперь будет с моей страной», «я, конечно, могла хоть как-то пережить свое собственное горе, но горе всей страны...» Она повторила это несколько раз».
Услышав эту новость, королева снова разрыдалась, но потом взяла себя в руки и быстро направилась в спальню мужа. Она увидела его «спокойно лежащим на кровати и абсолютно умиротворенным». Он назвал ее «доброй женушкой» и поцеловал «так нежно, как обычно всегда делал раньше». «Она погладила его по руке, а потом поправила сбившиеся в пучок волосы мужа. Только потом она вспомнила, что это был дурной знак. Странно! Это выглядело так, словно она готовила его к какому-то далекому и совершенно необычному путешествию». Королева прижала к себе его исхудавшие руки, он поцеловал ее, потом тяжко вздохнул, но «не от боли, а будто чувствовал, что покидает меня, и снова положил голову мне на плечо».
На следующее утро она пришла к нему в семь часов, как обычно делала в предыдущие дни, получив предварительно довольно подробный отчет о его самочувствии за прошедшую ночь.
«В тот день было ясное зимнее утро, — вспоминала королева, когда нашла в себе силы собраться с мыслями. — Солнце только поднималось и ярко освещало все вокруг... Никогда не смогу забыть, как прекрасен был в то утро мой любимый муж, лежащий на белоснежной простыне с освещенным ярким солнцем лицом. Его глаза были необыкновенно ясными и глядели так, словно он не замечал меня... Сэр Джеймс поспешил заверить, что у него есть надежда на лучшее, и его тут же поддержал доктор Дженнер, но я видела, что они были чем-то очень озабочены. И больше всех сэр Холланд. Все они находились рядом, в соседней комнате, и я была вместе с ними. Я спросила, могу ли я выйти на некоторое время, чтобы подышать свежим воздухом. Они дружно согласились, но предупредили, чтобы я далеко не отходила и не отлучалась больше чем на полчаса. Я пошла на террасу вместе с Алисой. Где-то вдали играл военный оркестр. Я неожиданно расплакалась и вернулась в дом... Сэр Джеймс по-прежнему утешал меня надеждой на лучшее и постоянно повторял, что видел гораздо более тяжелые случаи. Но дыхание его становилось всё хуже и хуже... Я снова расплакалась, заламывала от отчаяния руки и все время повторяла, что не смогу прожить без него».
