Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая
Лето пролетело, наступило первое сентября. Ника отправилась учиться в новую школу.
Небольшое здание семилетки находилось недалеко от дома, на соседней улице. Попасть туда можно было двумя способами. Через Бугор, мимо фабрики елочных игрушек, а дальше прямо, по широкой улице. Или еще проще. Забежать к Майке, пройти через ее сад и примыкающий к нему чужой двор, где живет смешной щенок по кличке Малыш и приветливые хозяева.
Никто не сердился за вторжение на чужую территорию, а щенок радостно взвизгивал и топал навстречу, размахивая ушами.
Девочки угощали Малыша печеньем или конфетой, гладили его, лохматили густую шерсть. Но вскоре, из страха заиграться до самого звонка, убегали. Щенок оставался во дворе, смотрел вслед подружкам, умильно наклонив голову набок.
Новая школа Нике понравилась. В классе ее хорошо приняли, учительница попалась добрая. Она разрешила Нике и Майке сесть за одну парту, с условием не болтать на уроках.
В конце первой четверти стали готовиться к празднику. После уроков Вера Григорьевна спросила:
— Дети, кто хочет выступить на утреннике?
Хотели многие, но большей частью читать стихи наизусть. Майка подняла руку. Ника стала изо всех сил пригибать эту руку к парте.
— Все равно скажу, — не давалась Майка.
— Майя, ты тоже хочешь выступить? — спросила учительница.
— Нет. А вот Ника, она умеет петь.
Нику позвали к доске.
— Спой нам что-нибудь.
Ника, красная, как спелое яблоко, стояла с опущенной головой. Весь класс смотрел на нее с любопытством.
— Ну, что же ты, Ника? Ты стесняешься?
Ника кивнула и прошептала:
— Я тихо пою.
Вера Григорьевна засмеялась, обняла девочку за плечи.
— Это ничего, что тихо. Мы начнем вместе. Какую песню ты хочешь спеть?
— «Солнце скрылось за горою». Но я только два куплета знаю. По радио слушала.
— Хорошо, пусть будут два куплета.
Вера Григорьевна наклонилась к Нике и начала первая.
Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты,
Ника подхватила:
А дорогою степною
Шли домой с войны советские солдаты.
Учительница смолкла. Приятным голоском Ника повела второй куплет одна. Девочка и вправду неплохо пела, только очень тихо.
— Хорошо, — сказала Вера Григорьевна, когда Ника смолкла, — я найду слова этой песни, перепишу всю до конца, ты выучишь и споешь нам на утреннике. Только постарайся петь громче.
Ника кивнула, села на место. Встретилась глазами с Майкой, хотела бросить ей что-то сердитое, но не выдержала, улыбнулась и перевела дыхание.
На утреннике Ника имела шумный успех. Особенно громко хлопал большой мальчик из шестого класса. Кричал: «Еще, еще, пусть поет еще!» Но Ника спряталась за спину учительницы.
Седьмого ноября, ближе к вечеру, у Алевтины Ефимовны собрались гости. Приглашены заранее были Ольга Петровна, и с особой настойчивостью, Арсеньев. Зная о дружбе Натальи Александровны с Зоей, позвали и ее.
Ближе к вечеру, один за другим, гости появились на половине радушной хозяйки. На дворе сгустились ранние сумерки. Осень властно вступила в свои права и сеяла на землю противный затяжной дождь.
Зато в комнатах жарко топились мартовские печи. Над щедро накрытым столом пускала ослепительные лучи тщательно протертая люстра, старинного, еще дореволюционного хрусталя. Алевтина Ефимовна по праву гордилась этой люстрой и часто рассказывала, как дед покойного мужа привез ее из самой Москвы, не разбив ни одного хрусталика.
— Гости дорогие, прошу за стол, — повела она маленькой ручкой, — чем богаты, тем и рады.
Алевтина Ефимовна толком не знала, зачем ей понадобился этот пир. Который год в тишине и уединении встречала она все, какие ни есть на свете праздники. А в этот раз о желании созвать гостей сама заговорила с Натальей Александровной еще в конце октября. Та охотно откликнулась, покупки в складчину были сделаны заранее и сложены в глубоком погребе, вырытом во дворе. Ника страшно не любила, когда ее посылали за чем-нибудь в этот погреб. Там были сбитые, узкие ступени, пахло сыростью. Ника никогда не боялась темноты, но здесь ее всегда охватывал непонятный, панический страх. Она хватала банку с квашеной капустой и бегом поднималась по лестнице, всегда боясь споткнуться, упасть и разбить колени.
Первым Алевтина Ефимовна усадила Арсеньева. Алексей Алексеевич был смущен и раздосадован. У него не было ни малейшего желания праздновать день большевистского переворота, но и отказаться от приглашения ему не удалось. Он побоялся обидеть отказом эту милую женщину, хозяйку его друзей. Он сел и жалкими, виноватыми глазами вопросительно глянул на остальных. Ольга Петровна почему-то замешкалась. Не успела оглянуться, увидела себя сидящей на другом конце стола между Зоей Павловной и Сергеем Николаевичем.
Девочек устроили отдельно. За старым роялем, на котором теперь некому было играть, для них поставили маленький столик.
Алевтина Ефимовна поднялась с бокалом легкого вина в руке.
— Гости дорогие, — торжественно начала она, — давайте выпьем за праздник Великого октября, за наш светлый праздник!
Зоя Павловна вскочила с места и звонким голосом запела:
Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальем!
Но встретила удивленный взгляд Натальи Александровны, смутилась и замолчала.
Сергей Николаевич и Арсеньев переглянулись. У Алексея Алексеевича налились веселой кровью веки, подумалось: «Жаль, я не монархист. Вот бы завести в ответ «Боже царя храни!» Конечно, он не стал этого делать. Он выпил рюмку водки и наклонился над тарелкой.
— Кушайте, кушайте, Алексей Алексеевич, — засуетилась Алевтина, — давайте, я вам холодца положу. Уж что-что, а холодец у меня всегда отменный.
Ольга Петровна смотрела во все глаза. «Ах ты, тихоня, — думала она, — Ах ты, Лиса Патрикеевна! Вы только гляньте на нее! И увивается, и лебезит. Погоди, кума, я тебе все выскажу! Мы еще с тобой встретимся!»
Но виновник этой кутерьмы даже не подозревал о безмолвной буре, разразившейся за столом. Он переглядывался с сидевшим напротив Сергеем Николаевичем и вспоминал свой недавний ночной разговор с ним.
В голове Арсеньева вертелись какие-то глупые поговорки. Вроде того, что, назвавшись груздем, следует лезть в кузов. Или еще лучше: с волками жить — по-волчьи выть. Хотя какие же это волки, вот эти симпатичные люди, собравшиеся по воле случая за одним столом.
Страданий Арсеньева никто не замечал. Он был молчалив и печален, неловко, невпопад отвечал на вопросы соседки и ел, действительно, необыкновенно вкусный холодец. Зоя же Павловна заметила сердитые взгляды Ольги Петровны, толкнула под столом ногу Натальи Александровны и получила в ответ точно такой же понимающий толчок.
За столом примолкли. Сергей Николаевич даже подивился охватившей всех непонятной скуке. Потом все же разговорились. Начали о каких-то будничных, обидных мелочах. Одна Зоя Павловна стреляла веселыми глазами, подшучивала над всеми, но ее шутки не имели успеха. Наталья Александровна поймала несколько колючих взглядов, брошенных Ольгой на Алевтину, и стала гадать, чем же кончится неожиданное соперничество. А, в общем, ей было обидно. Стряпали, стряпали, готовились, готовились, и ничего не вышло. Совершенно чужие люди собрались под одной крышей за одним столом. В какой-то момент стало грустно. Неужели все праздники теперь будут такие?
Встреча произошла через два дня у колонки. Непогода кончилась. Солнце согрело землю, да так щедро, словно собралось вернуть лето назад. И только последние, сухие, сморщенные листья на голых ветках со всей очевидностью указывали на всю бесполезность обманчивых усилий природы.
Ольга Петровна успела наполнить и отставить ведро, когда за водой пришла Алевтина Ефимовна.
— Здравствуй, подружка, — поздоровалась она, стараясь глядеть в сторону.
— Здравствуй, коли не шутишь, — хмуро ответила Ольга.
— Ты, что обиделась на меня? За что?
— Вот, что, Алевтина, — бухнула полное ведро на землю Ольга Петровна, да так, что вода расплескалась во все стороны, — ты эти свои происки брось.
— Какие происки? — изобразила на лице удивление теперь уже явно бывшая приятельница.
— Сама знаешь. «Ах, Алексей Алексеевич, да вы кушайте, не стесняйтесь, да у меня все так вкусно!» Ничего у тебя не выйдет. Вижу, куда метишь, да только кому ты нужна, старая чумичка!
— А ты кому нужна! — немедленно вспыхнула Алевтина Ефимовна. — Голодранка! Ты думаешь, если у тебя хата из самана слеплена, так к тебе, как мухи на мед слетятся! Бесстыжая! Заманиваешь мужика, а он на тебя ноль внимания!
