Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 2
Хотя Полэт не подавал Марии никакого основания предполагать, что этот выезд на охоту можно считать уступкой со стороны королевы Англии, но, кто знаком с ощущениями человека заключенного, тот поймет, как охотно тот цепляется за самую слабую надежду и желает видеть в этом надежду на скорое освобождение. Такими мыслями была занята и Мария. Несомненно, что и развлечение предстоящей охотой имело известную прелесть для лишенной свободы королевы.
Она много шутила со своими дамами, пока совершала туалет, а затем позавтракала с большим аппетитом.
Немного спустя подъехал экипаж, запряженный четверкой лошадей, появился обычный эскорт, и Полэт проводил Марию из ее комнаты к экипажу. Она была настолько хорошо настроена, что сказала несколько любезных слов старому лицемеру и позволила ему помочь ей сесть в экипаж. Затем рыцарь сел на лошадь, и все тронулись в путь. Полэт держался у самой дверцы экипажа.
Приблизительно на полдороге от Чартлея к Тиксалю Мария вдруг заметила всадника с конвоем.
— Это — тоже участник охоты? — спросила она своего спутника.
— Возможно, — ответил Амиас, — сейчас узнаем!
Подъехали ближе. Часто случалось, что во время выездов королевы попадались на пути люди, побуждаемые любопытством взглянуть на узницу. Это были или приверженцы английской королевы, которые со злорадством смотрели на узницу; или иностранцы, которые с большим или меньшим интересом следили за судьбой Марии; или, наконец, люди из партии Марии Стюарт, которые искали случая выразить ей свое почтение. Само собой разумеется, что последняя категория была наименьшая по численности, так как проявление преданности не всегда было безопасно для них и самой заключенной.
Мария уже привыкла быть постоянным предметом любопытства и потому отворачивалась, когда к ее экипажу приближались злобствующие зеваки, и, наоборот, приветливо кланялась сочувствующим.
Однако человека, которого она увидела тут, нельзя было отнести ни к одной из перечисленных категорий, в этом королева очень скоро убедилась, и ею овладело беспокойство.
«Боже мой, кто бы это мог быть?» — подумала она.
Полэт подскакал к всаднику и стал почтительно докладывать ему о чем-то.
Когда экипаж приблизился, незнакомец приказал кучерам остановиться, а сам направил своего коня к дверце экипажа.
— Меня зовут Томас Джордж, — заговорил он, — и я встречаю вас по поручению королевы Англии, этого вам достаточно, чтобы подчиниться моим требованиям, в случае же сопротивления с вашей стороны я уполномочен прибегнуть к силе.
— Боже мой! — испугалась Мария. — Что это значит?
— Я имею приказание препроводить вас в Тиксаль.
— Значит, мое местожительство снова меняется?
— Да, но лишь на короткое время.
— По какой причине?
— Для того, чтобы произвести обыск в замке Чартлей!
Мария побледнела.
— Для чего нужен обыск в замке? — спросила она дрожащим голосом.
— Чтобы найти письма и документы, свидетельствующие против вас и ваших сообщников.
— Это гнусно! — крикнула королева. — Я хочу вернуться тотчас же!
— Вы, по-видимому, забыли то, что я только. что сказал.
— На помощь! — крикнула Мария. — На помощь, слуги мои! Защищайте свою королеву! Это переходит всякие границы, я попала в руки разбойников с большой дороги… Помогите, освободите меня!
Мария пришла в исступление, а в это время по приказу Джорджа ее обоих секретарей Кэрлея и Ноэ под конвоем отправили в Лондон.
— Успокойтесь! — сказал Томас Джордж, перекрывая крик Марии, — успокойтесь! Я надеюсь, что вы поутихните, если я назову вам одно только имя — Бабингтон!
Мария опешила.
— Все открыто, — продолжал Джордж, — и вас может спасти лишь уступчивость. Примите это к сведению!
— Я погибла! — прошептала Мария.
Королеву привезли в замок Тиксаль, принадлежавший Вальтеру Астону, и там она в продолжение семнадцати дней была в одиночном заключении.
В это время в замке Чартлей производили тщательный обыск, обыскали все углы, а найденные письма, драгоценности и деньги были освидетельствованы и отправлены в Лондон.
Когда дело было окончено, Марию снова перевезли в Чартлей в сопровождении, можно бы сказать, почетной свиты, если бы она не была вместе с тем и стражей.
Сто сорок дворян сопровождали королеву от одного замка до другого. Впереди ехал Амиас Полэт.
Глава одиннадцатая
БАБИНГТОН
В замке Тильбэри Мария Стюарт в течение целого года была лишена возможности поддерживать отношения со своими защитниками, но они не оставались в бездеятельности. Филипп II Испанский безусловно принадлежал к ее приверженцам. У этого жестокого, хитрого и мстительного государя вообще не было никаких добрых движений души. Он хотел нанести ущерб политическому положению Англии, хотел вредить Елизавете, а это легче всего можно было сделать под видом участия к судьбе Марии Стюарт, прикрываясь оскорблением, наносимым католической религии, верховным рыцарем и заступником которой Филипп любил представляться. Но он был слишком недоверчив, чтобы быстрым и решительным выступлением нанести врагам Марии серьезный удар. Поэтому-то часто все его начинания кончались неудачей, и этим можно объяснить, почему его заступничество не принесло реальной пользы Марии Стюарт. Тем не менее он все-таки поддерживал деньгами ее приверженцев в Шотландии и выплачивал пенсии и субсидии изгнанным шотландским мятежникам в остальных частях Европы. Так, например, доктор Аллан, основавший в Реймсе семинарию, в которой воспитывались в иезуитском духе молодые люди, чтобы, став священниками, рассеяться по всей земле, работая в пользу папской власти, получал от Филиппа две тысячи золотых талеров в год, а Томас Трогмортон, попавшийся во Франции из-за какой-то проделки и заключенный за это в Бастилию, получал в тюрьме ежемесячно 40 талеров, выплачиваемых ему за счет Филиппа.
Семинария доктора Аллана помещалась в здании прежнего монастыря, которое было предоставлено папой ее основателю. К этому-то монастырю в один из дней поста 1586 года подошел какой-то офицер, внимательным и испытующим взглядом окинул местность вокруг и позвонил у входной двери.
Привратник выглянул сначала в маленькое слуховое оконце, а потом высунул голову в приоткрытую дверь и спросил офицера:
— Что вам угодно?
— Мне нужно повидать кое-кого в монастыре, если только тот, кого я ищу, находится тут, — ответил путник.
— Это — вовсе не монастырь, — сказал привратник. — Но соблаговолите все-таки назвать того, кого вы хотите повидать, чтобы я мог вам ответить, здесь ли он.
— О, мне нужны патер Гугсон и доктор Джиффорд! ответил офицер.
— А как зовут вас?
— Саваж, Джон Саваж. Вы только передайте им мой привет, а они уж сами скажут, насколько они рады повидаться со мной!
Привратник закрыл окно и скрылся.
Прошло почти четверть часа, пока он вернулся, и без всяких разговоров открыл дверь, попросив офицера войти.
В портале здания его уже ждали два духовных лица… Оба с большой радостью приветствовали Саважа, хотя в их обращении чувствовалась некоторая сдержанность, приличествующая людям их сана.
— А, вот так свиданьице, ребята! — радостно воскликнул офицер. — Ну, как видите, я остался все тем же необузданным школьником, чего о вас уж во всяком случае не скажешь, достопочтенные отцы!
Священники кротко улыбнулись, один из них, Гугсон, был маленьким и очень полным; другой, доктор Джиффорд, очень худым и высоким.
— Ты стал мирянином, к чему всегда имел ярко выраженную склонность, — ответил Гугсон. — Но мы пошли совсем другой дорогой.
— Да уж, правда! Мне-то черная ряса никогда не была по душе! Что угодно, только не это, братец!
— Стал офицером? — спросил Джиффорд. — На чьей службе состоишь?
На службе испанского короля Филиппа, или, если тебе это больше нравится, у принца Пармского в Нидерландах.
— Да благословит Господь твоего господина! — сказал Гугсон. — Однако не лучше ли нам отправиться в келью?
— Да, да, пойдемте ко мне, — пригласил Джиффорд.
Трое друзей отправились в келью доктора и вскоре уже сидели за столом, заставленным пищей и питьем.
В связи с постом кушанья, поданные гостю, отличались некоторой скудностью, но вина было в изобилии.
Бравый офицер не преминул отправить несколько бокалов в пересохшее горло, что его примирило с недостаточной изысканностью закуски.
— Ну, — сказал Джиффорд, — расскажи нам о своей мирской жизни.
— О да, — поддержал Гугсон, — послушать о том, как храбрый человек поражает врагов истинной веры, поучительно; это возвышает душу!
