Тулепберген Каипбергенов - Непонятные
Когда Алакоз остался один, к нему подкрался Шонкы:
— Ерназар-ага, кенегеса словлю и приведу к вам я!
— Что это ты надумал? — недоверчиво повел бровью Ерназар.
— Хочу прославить род колдаулы, постараться ради памяти нашего знаменитого предка деда Аидоса и ради вас, Ерназар-ага!
— Эх, Шонкы! Сейчас нанесена рана всему народу!
— Ерназар-ага, любой поступок — и добрый, и дурной — народ связывает с чьим-то именем, с каким-то человеком. А ведь человек всегда принадлежит к какому-нибудь роду, ведь так?
Ты по-своему прав, Шонкы! Кого же ты собираешься взять себе в помощники?
— Лучше всего на такое дело мне отправиться одному!
— Человек с подлыми намерениями оставляет ядовитый след, поэтому будь начеку, будь осторожен с ке-негесом! Однако смотри не оскверни родину своим ядом и ты!..
— Недоверие оскорбляет человека! — Шонкы возмутился до глубины души.
— Доверчивость нам дорого обошлась!.. — Ерназар снова помрачнел. — Я верю тебе! Верю, что ты словишь и приведешь предателя на суд народный! Если ты настоящий колдаулы, — неожиданно улыбнулся Ерназар, — то гляди не опозорься!
— Да я, коли вы велите: «Умри за честь рода колдаулы!»- я… я готов умереть! — горячо заверил Ерназара Шонкы.
— Отправляйся! Пусть удача сопутствует тебе, Шонкы! Буду ждать тебя! Обязательно с кенегесом — поперек седла.
Ерназар простился с Шонкы и пошел к Зарлыку. Он рассказал ему обо всем и спросил:
— Уж и не знаю, правильно ли я поступил? Не зря ли поверил Шонкы?
— Если схватит и доставит сюда негодяя, то — правильно! — ответил Зарлык-хан. — А что поверил — хорошо!
* * *Раненых погрузили на телеги, быстро свернули лагерь и направились к Амударье, чтобы переправиться к месту, где решили строить укрепления. Вдали поднялось и росло облако пыли. Ерназар решил задержаться и прикрыть тех, кто должен был уйти в глубь степи. Но пыль подняли не враги, а друзья. Это были люди Абдурахмана. За ними следом мчались казахские сарбазы и туркменские джигиты. Все они были усталые, пропыленные насквозь.
— Ерназар, нас предали! — издалека кричал Абдурахман. — Предали!
Как? Кто?
В Куня-Ургенч прибыл Каракум-ишан с целой свитой. Он вызвал к себе, будто для переговоров, Анна-мурата… Они убили его! Убили! Ишан переманил на свою сторону многих старейшин… и когда мы попытались вмешаться, напасть…
— Ну, ну!.. Скорее говори!
Наши старейшины выставили впереди против нас стену из женщин и детей! Прикрылись ими! Мы оказались хоть и с оружием в руках, да безоружными…
18
Подобно тому как голодный человек исступленно думает о пище, которая насытила бы его, так Махмуднияз только и думал о том, чтобы стать главным военачальником Хивинского ханства. После боя в Ходжейли его мечты, кажется, начали обретать плоть…
Махмуднияза вызвал к себе хан:
Теперь наиглавнейшая твоя задача — поймать и обезглавить Алакоза, усмирить взбунтовавшихся черношапочников. Выполнишь — сделаем тебя главным военачальником нашего великого и непобедимого ханства.
Махмуднияз вышел от хана, не чуя под собой ног от радости. Главный визирь самолично повел его в хранилище, где лежали-содержались ханские богатства и сокровища. Он выдал Махмудниязу три дорогих шелковых халата.
— Эти халаты, Махмуднияз, ты подаришь тому из каракалпаков, кто окажет тебе помощь и поддержку.
Махмуднияз никогда не удостаивался подобной чести — получать из ханской казны такие роскошные вещи! Да еще для того, чтобы собственноручно, по своему усмотрению, накинуть их кому-то на плечи. Он всегда полагал, что казной могут распоряжаться лишь два человека — сам хан и главный визирь.
— Может быть, вы сами подарите их достойным?
— Нет, нет. Только ты, — главный визирь хлопнул его по плечу и опять повел его за собой — на этот раз к дому, где хивинцы расположили и других перебежчиков.
Завидя главного визиря и Махмуднияза, Ерназар-младший вскочил и согнулся, как тетива лука, в низком поклоне. Махмуднияз бросил ему на спину халаты.
— Это подарки хана и главного визиря! Распределите их по собственному усмотрению.
Ерназар-младший подхватил руками халаты. Тщательно осмотрев их — будто искал в них какие-то изъяны, — он бросил один халат Саипназару, другой Адил-бию, а третий протянул своему слуге: «Возьми, этот еще пригодится нам…» Саипназар и Адил рассыпались в подобострастных благодарностях главному визирю и Махмудниязу.
— У нас, Ерназар-младший, радостное известие, — осклабился главный визирь. — В Куня-Ургенче мятежники разгромлены! Аннамурат убит!
— Не может быть! — вырвалось против воли у Адила.
— Скоро вы будете иметь возможность приветствовать храбреца, который уничтожил этого туркменского шакала.
Ерназар-младший попытался отвлечь внимание главного визиря и военачальника от сородичей, которые слишком явно обнаруживали свой страх и волнение.
— Когда мы увидим Генжемурата? — спросил он первое, что пришло ему в голову.
— Скоро, очень скоро! — пообещал главный визирь. — Все свои просьбы и пожелания вы будете излагать впредь Махмудниязу, он — мне, а я, в свою очередь, — хану. Однако есть один вопрос… этот вопрос очень интересует нашего великого хана, поэтому ответ я хочу услышать сам… — Главный визирь помолчал, потом произнес внятно, со скрытой угрозой:- Что вас заставило перейти на нашу сторону?
Первым ответил Саипназар, хотя главный визирь рассчитывал, что вначале даст объяснение Ерназар-младший.
— В нашей стране испортилась погода, и испортил ее Алакоз. Как?.. Если мы оказывались внизу — нас затапливало водой, если мы находились наверху — нас пронизывал ветер. Поэтому я решил, решил добровольно, оставаться подданным хивинского хана. Я привык к хивинскому климату, он мне очень подходит.
— Голод и медведя заставит плясать да дуть в дудку! — сразу же пустился в объяснения и Адил. — Сам не успел заметить, когда и как, но в руках Алакоза я превратился в голодного медведя. Слава аллаху, вовремя опомнился! Вспомнил, хвала аллаху, пословицу: «Хоть тони в глубокой воде, да не переходи через мост, построенный глупцом!» Очухался я от воплей о «судьбе народа» и «Каракалпакском ханстве», смекнул, что оказался на мосту, возведенном безумцем Алакозом вместе с самозванцем Зарлыком… Не пожелал переходить по этому шаткому мосту, не пожелал! И вот я здесь!
— Из ружья всякий сумеет выстрелить, да не каждому суждено попасть в цель! — веско вымолвил Ерназар-младший. — Зарлык держит в руках ружье, да он не из тех, кто попадет в цель… Самые меткие стрелки, по-моему, находятся в Хиве… Не нужно нам двух ханств!..
Главный визирь пригласил всех в помещение по соседству. Там содержались соколы, вместе со своими би-ями перебежавшие на сторону неприятеля. Главный визирь и им тоже задал свой каверзный вопрос. Соколы потупились, засмущались, неловко переминались с ноги на ногу.
— Джигиты, главному визирю некогда, отвечайте быстрее! — прикрикнул на них Ерназар-младший. — Кто тут самый смелый, а?
Вперед выступил худой высокий джигит:
— Великий главный визирь, даже самому господу богу не под силу восстановить разрушенный дом с помощью лжи и обмана. Хана, которого обманом, запугав народ, возвели на престол, не удержит на нем сам господь бог. Мы поняли, что Зарлык-хан недостоин трона, поэтому и решили бежать в Хиву.
— Как тебя зовут?
— Расули!
— Ерназар-кенегес, потом приведете ко мне Расули! — распорядился Махмуднияз.
Младший Ерназар мигнул слуге, и тот сразу же протянул ему халат. Кенегес накинул его на плечи Расули.
В углу комнаты к стенке жался молодой сокол маленького росточка, но крепкого сложения. Главный визирь обратился к нему:
— Эй, коротышка, а что ты скажешь?
Того, кто проглотил кота, боится даже лев! — туманно ответил тот.
Главный визирь не стал ломать голову над этим ответом.
— Джигиты, надо придумать способ изловить Алакоза! — бросил он и спешно удалился вместе с Махмудниязом.
Едва за ними закрылась дверь, как на пороге выросли высокие плечистые стражники. Они быстро подошли к коротышке и, не говоря ни слова, выволокли его из комнаты.
Опять отворилась дверь.
— Кто желает свидеться с Генжемуратом? — спросил нукер.
Хотели все, но Ерназар-младший выделил двух би-ев — Саипназара, Адила и одного сокола — Расули.
Когда Генжемурат увидал в камере Саипназара, он подумал, что тот прибыл, чтобы освободить его. Бледное, изможденное лицо Генжемурата порозовело, карие глаза заблестели, губы раздвинулись в радостной улыбке.
— Генжемурат, ну как? Небось здесь-то ты понял, что Зарлык-хан — это луна, всего-навсего луна… Когда есть солнце, надобность в луне исчезает! — процедил сквозь зубы Саипназар.
