Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь
Подкрепившись едой и вином, Изабель позволила женщинам себя раздеть и опустилась в ванну. От воды сильно пахло цветами, и Изабель вздохнула от удовольствия.
– Розовое масло, – сообщила госпожа Фицрейнер, показывая маленький стеклянный пузырек. – Мой муж привозит его из Венеции, а венецианцы закупают его у арабов.
Ей не надо было объяснять, насколько это дорогой товар. Изабель сама могла догадаться, но, тем не менее, запомнила эту прелесть на будущее. Пока женщины натирали и мыли ее тело, Изабель попыталась расспросить хозяйку о своем будущем муже. В конце концов, предупрежден – значит, вооружен.
– Я много слышала о нем, – сказала девушка. – В основном его очень хвалили, но ходят и слухи…
Госпожа Фицрейнер пожала плечами.
– Мужчины – это мужчины, и даже самые лучшие из них далеко не святые, но если вы имеете в виду его любовную связь с молодой королевой, то поверьте мне: все это ложь, придуманная его врагами. Они были друзьями, но не любовниками. О похоти там и речи не шло.
Изабель прикусила губу и пожалела, что высказала свои сомнения вслух. Ранулф де Гланвиль собирал слухи, но его отношение к ним было прямо противоположным. Он им верил и не мог сказать о Вильгельме Маршале ничего хорошего.
– Я так мало знаю, – произнесла Изабель, скорее обращаясь к себе, а не хозяйке, и в ее голосе послышалась растерянность.
Госпожа Фицрейнер принесла от жаровни теплое полотенце и встала у ванны.
– Но вы можете всему научиться и все узнать. Кроме того, вы молодая и красивая. А такие ключи открывают большинство дверей. Если у вас вот здесь не пусто, – хозяйка постучала себя по голове, – то вы сделаете так, чтобы двери оставались открытыми.
Изабель удивленно посмотрела на госпожу Фицрепнер. Никто никогда не говорил ей раньше, что она красива, и она сама никогда не видела своего отражения в зеркале. В детстве она слышала, как говорили о красоте ее грозной матери, Аойфе, графини Хибернии. Изабель знала, что золотистые волосы высоко ценятся, а у нее они были роскошные и густые, но красота – это не только светлые косы. Часто говорили, что она похожа на отца, но, поскольку она помнила только бороду и множество веснушек, это мало что давало.
Женщины помогли Изабель вылезти из ванны и долго вытирали ее, пока кожа не раскраснелась и не заблестела. На запястья и шею ей капнули розового масла, а потом принесли одежду, лежавшую на кровати.
– Я не была уверена в размере, – извинилась госпожа Фицрейнер. – Лорд Вильгельм оставил нам очень мало времени для покупок, а ваши размеры он говорил по памяти.
Изабель удивилась:
– Но он видел меня только мельком три года назад!
Хозяйка рассмеялась:
– Вероятно, вы произвели на него очень большое впечатление. Во всяком случае, он знал, чего хочет. Нет. – поправила она сама себя, – он знал, что, по его мнению, понравится вам.
Изабель озадаченно покачала головой. По ее предыдущему опыту, о желаниях женщин знали только женоподобные мужчины или сладкоголосые трубадуры. Она не могла представить ни одного из мрачных рыцарей из свиты ее отца или де Гланвиля озабоченными тем, какие наряды понравятся женщине. Конечно, они могли думать, что предпочтут снимать с восхитительного подарка, от развертывания которого возникает возбуждение. Она покраснела от последней мысли, потом рассмеялась. Госпожа Фицрейнер вопросительно посмотрела на нее, но Изабель покачала головой и подняла руки, чтобы женщины могли надеть на нее восхитительную нижнюю сорочку из самого тонкого льна, с шелковым бантом. Потом на нее надели светлые шелковые чулки с подвязками, очень приятно прилегающие к телу. Изабель вздрогнула от прикосновения такой роскоши. Вещи словно что-то нашептывали ей. Хотя она и была богатой наследницей, ей доставалось очень мало денег на одежду, пока она находилась под покровительством де Гланвиля. Она привыкла штопать вещи и обходиться тем, что есть. Теперь девушка начала задумываться, не транжира ли ее будущий муж. Де Гланвиль с очень мрачным видом рассказывал о распутстве и расточительности двора молодого короля и о том, что Вильгельм Маршал считался одним из главных виновников разбазаривания богатств. Но вещи были великолепными, и после стольких лишений Изабель испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что ее теперь баловали.
Потом на нее надели платье из шелка цвета слоновой кости с плотно облегающими рукавами, а поверх него – распашное платье из сочного розового шелка, украшенное по краям жемчугами. Женщины вплели в ее густые светлые косы ленты под цвет верхнего платья и закрепили на голове легкое покрывало. Затем они принесли шкатулку с драгоценностями, где лежало множество колец и брошей. Изабель смогла только глубоко вздохнуть.
– Вам достался мужчина, который ценит вас, – сказала госпожа Фицрейнер с улыбкой. – И который знает язык знаков и жестов.
Она поднесла к Изабель зеркало – круглый диск в обрамлении из слоновой кости. Отражение в нем поразило Изабель. Она на самом деле походила на мать, только глаза были больше, более сочного голубого цвета, а губы полнее. И не было морщин – следов разочарований и печали, только приятные черты, которые ждали, чтобы на них рисовалась карта жизни.
– Видите: вы на самом деле красивы, – сказала госпожа Фицрейнер. – Вам не потребуется много усилий, чтобы поймать в ловушку и обольстить вашего мужа. Да он и так уже наполовину очарован вами.
– Правда? – Изабель с интересом посмотрела на хозяйку и покраснела от слов «ваш муж».
– Поверьте мне, дорогая, я знаю мужчин. Ваш очень сдержан, но я видела, как он смотрит на вас.
Изабель грустно рассмеялась.
– Вероятно, он видит Стригил, Ирландию и мои поместья в Нормандии, – сказала она.
Госпожа Фицрейнер тоже рассмеялась.
– Несомненно, но он же не слепой, чтобы не заметить и другие достоинства, которые к ним прилагаются.
Вильгельм принимал ванну в другой комнате. Это было трудно с больной ногой, но он решил все довести до конца. Ванна являлась частью брачного ритуала, как и при подготовке к посвящению в рыцари. Это было очищение, предваряющее переход в новое состояние.
– Маловато времени для подготовки пира, но я сделал все, что мог, – заявил Фицрейнер. – Я говорил с твоим конюхом-валлийцем и велел поварам приготовить лук-порей[19] и блюдо из жареных красных водорослей в честь невесты. – Он обнял себя за талию, словно сам себя поздравлял. – Мне даже удалось найти ирландского барда, чтобы пел на пиру.
– Я не могу тебя отблагодарить по заслугам, – признался Вильгельм. – Я знаю, как важно все это для женщин, да и сам хочу, чтобы день моего бракосочетания состоял не только из нескольких слов, которые тихо произнесут в темном углу. Это должно быть большим праздником, и ты великолепно все сделал.
Фицрейнер улыбнулся.
– Всегда доставляет удовольствие сочетать приятное с полезным.
Вильгельм кивнул и с трудом сдержал зевок. От горячей воды его клонило в сон.
– На твоем месте я бы попросил у аптекаря что-нибудь бодрящее, – посоветовал Фицрейнер с улыбкой. – Тебе не удастся выспаться с молодой женой, а ты уже выглядишь так, словно тебя подвергли суровым испытаниям.
Вильгельм сел в ванне и плеснул в лицо холодной воды из кувшина, стоявшего рядом.
– Это так и есть, – признался он. – Я уже не помню, что такое сон, а пуховой матрас покажется мне странной и смешной роскошью. Я не смогу закрыть глаза, пока не улягусь в конюшне рядом с конем.
– Ха, представляю, что по этому поводу скажет твоя невеста.
Вильгельм посмотрел на него с грустной улыбкой.
– В таком случае ты знаешь больше меня. Если бы я был девушкой ее возраста и мне предстояло выйти замуж за человека в два раза старше меня, причем потрепанного жизнью, то я, вероятно, хотел бы видеть его еще дальше, чем в конюшне.
– Ты недооцениваешь себя и свою невесту.
– Нет, это не так, – ответил Вильгельм. – Мы оба выполним наш долг, но это фасад. А происходящее за ним может быть совсем другим.
Фицрейнер пожал плечами в ответ.
– Но вы прекрасно начали, – заметил он. – Даже если она и не ждет с нетерпением, когда окажется в постели с тобой, ты показал ей, что не жесток и не страшен. Какие бы она ни испытывала опасения, ее ждет жизнь лучше той, с которой ей приходилось мириться в Тауэре.
– Я надеюсь, что она тоже так думает, – Вильгельм замолчал, продолжая мыться, но потом снова поднял голову и посмотрел на купца.
– Я связан по рукам и ногам, пока Ричард не прибудет в Англию на коронацию. Я договорился, что мы будем жить в поместье Роджера Дабернона в Стоуке. Оно достаточно далеко от Лондона, чтобы чувствовать себя в уединении, но и не так далеко, чтобы не приехать вовремя в Лондон после высадки короля на берег.
Фицрейнер в удивлении приподнял брови:
