Сергей Алексеев - Возвращение Каина (Сердцевина)
И все было так, как тогда!
Он бросил букет, круто развернулся и побежал прочь, спиной чувствуя холод и страх, исходящие от того места. А люди шли шагом, не подозревая, чьи это следы и куда они ведут…
Почему-то хотелось заскочить в подворотню, спрятаться и, затаившись, переждать, только непонятно что — день ли этот, ощущение погони и страха?
Кирилл взял себя в руки, сделал на ходу дыхательную гимнастику и огляделся — незнакомые улочки, московские дворики, засыпанные листвой, старушки на солнцепеке… Он никак не мог вспомнить, когда перешел мост. Наверное, когда шел с розами и смотрел на прохожих… Зря бросил цветы! Никогда не покупал такого красивого и дорогого букета. И зачем побежал? В этом периоде жизни следует воспринимать прошлое как сон, как детство, и не более того. И если разобраться, ведь в Белом доме засели фашисты, зверье, коммунисты, жаждущие захватить власть. Чего их жалеть? Если их не жалеют и не защищают даже известные актеры, писатели, если инженеры человеческих душ призывают расстрелять это отребье, то почему он, профессиональный военный, должен щадить его? Да они все должны быть благодарны ему, что он взял на себя обязанности привести этот приговор в исполнение. И спас честь не только своего министра, но и перепуганной насмерть интеллигенции, взывающей по телевидению. Вот если бы был жив академик Сахаров? Неужто бы он оказался на стороне парламента? Да никогда! Чего же тогда ему, не правозащитнику, а танкисту, сомневаться и жечь себя совестью? В стране революция, и потому без жестокости не обойтись. На плацу училища, прикрывая стену склада, висел огромный плакат, годный на все времена: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищаться!» И висит до сих пор, потому что слова эти справедливы.
Он снова вышел на набережную, сориентировался и двинулся в сторону Кремля. И опять почувствовал почти теплый осенний день, приятную неподвижность воздуха и запах палой листвы. Ему уже не хотелось знакомиться с девушками, потому что одному было сейчас лучше. Никто не задавал вопросов, и можно было разговаривать только с самим собой. Он представил, как вернется домой, в новую квартиру, где его вообще никто не знает, запрет дверь на сейфовый замок, и вот это ощущение покойного одиночества станет еще приятнее. Он пожалел, что привозил туда Аннушку и как бы нарушил целомудрие одинокого жилища, пережил эту кошмарную, бестолковую ночь. А так бы вообще можно было начать этот новый период жизни с чистого листа…
Он обогнал странную бабку в пастушьем дождевике, которая несла зажженную свечу, прикрывая огонек коричневой дряблой ладонью. Прохожие оборачивались на нее, некоторые останавливались, а она смотрела на свечку и, медленно ступая, что-то нашептывала. Кирилл машинально прошел еще несколько метров, прежде чем поднял голову: впереди слева опять стоял Белый дом! Обнесенный высоким железобетонным забором, он стоял, как корабль после пожара, пришвартованный к берегу. Черно зияли провалы окон и снарядные пробоины.
Кирилл резко повернул назад и чуть не сшиб бабку в дождевике. Она охнула, шатнулась в сторону и уронила погасшую свечу.
— Ой, сынок! — удивленно сказала она вслед. — Ты же мне свечу погасил! Из церкви несла…
Не теряя присутствия духа на сей раз, он свернул с набережной и, выдерживая направление, скорым шагом двинулся по многолюдной улице, затем прыгнул в отъезжающий троллейбус, чтобы уж точно уехать из этого района. За окном стремительно замелькали дома и люди, полупустой троллейбус бежал резко, с веселым гулом. Кирилл сел к окну и приготовился ехать до конца маршрута. Ему захотелось заблудиться в этом городе, потеряться так, чтобы ничто не напоминало Москву. Микрорайон, где он получил квартиру, был совершенно «не московский», неузнаваемый, и это как бы освобождало сознание от того, что он живет в получасе езды от того места. И в Москве, и не в Москве одновременно… Впереди Кирилла сидел мужчина с газетой, толстой, многослойной, как пирог, и, видимо, пресыщенный, уже не читал, а лениво просматривал заголовки. Вдруг Кирилл увидел снимок в четверть полосы и ощутил, как похолодел затылок: на броне, обняв откинутый люк, спал Кирилл! А танк его был снят на фоне горящего Белого дома…
На следующей же остановке он выскочил из троллейбуса и, влекомый людским потоком, побрел по какому-то скверу. Народ скоро рассосался, осталась редкая цепочка, и можно было снова идти одному. Теперь он все время смотрел вперед, чтобы избегнуть всякой неожиданности. Ему показалось, будто за голыми деревьями просвечивается черная «шапка» парламента, и потому на всякий случай он свернул вправо и пошел без дороги, по мягкой, фанерно шуршащей листве. Какие-то люди бродили между деревьями, кланялись — похоже, собирали листья или что-то высматривали на земле. Потом он обнаружил, что это не просто сквер, а кладбище! Всюду виднелись холмики с горящими подле свечами. Некоторые свечи были накрыты стеклянными баночками, а иные горели открыто — было полное безветрие, и лишь от движения людей колебался воздух. Свечки эти оказались и на нижних сучьях деревьев, на кирпичах, гнутой, искореженной арматуре. Почему-то на могилах лежали россыпью сигареты — дешевые и дорогие, и никто не брал их, даже подростки, вертевшиеся среди этого странного кладбища.
Кирилл решил уйти отсюда и повернул в обратную сторону, ступая напрямую, через холмики, однако скоро уперся в металлическую ограду. На ней между прутьями тоже горели свечи. Море этих огоньков было вокруг! Вдруг кто-то схватил его за руки, повис на них:
— Кирилл!
В первое мгновение он не узнал племянников — Кольку с Мишкой, а вернее, не ожидал их увидеть здесь. В голове все смешалось, потерялось ощущение места и пространства… Дети держали в руках пачки свечей — знакомые, в заводской упаковке.
— Что вы тут делаете? — растерянно и изумленно спросил Кирилл.
— Свечи зажигаем, — объяснил старший, Колька. — И папу ищем.
— Мы уже давно здесь, — сказал младший, Мишка. — На первой электричке приехали…
Кирилл хотел спросить — почему вы ищете его здесь, и в тот же миг увидел Екатерину. Она подошла к холмику у дерева, встала на колени и, запустив руки в листву холмика, как-то быстро, стремительно ощупала его внутренность — пусто…
Только сейчас Кирилл понял, что могилы ненастоящие, что эти холмики состоят из сгребленной палой лисгвы…
Екатерина зажгла свечу от той, что горела у могилы под банкой, установила ее прямо на земле и пошла к другому холмику.
— Мама! — закричал Колька. — Мы Кирилла нашли!
Племянники взяли его за руки и повели к матери. Екатерина, запуская по локоть руки, ощупала другой холмик, затем поправила его, достала свечу.
— Хорошо, что нашли, — спокойным голосом сказала она. — Осталось папу найти, и будем опять все вместе.
Екатерина прилепила свечку к корню дерева и встала. Откуда-то появилась Аннушка с чемоданом, почти пустым…
— Аня, раз Кирилл нашелся, бери детей и поезжай домой, — деловито промолвила Екатерина. — А мы в морг поедем.
Аннушка открыла чемодан и достала остатки свечей — пачки разорвались, и тонкие свечи напоминали солому. Она переложила их в пакет Екатерины — все не поднимая глаз и не замечая Кирилла. Потом бросила чемодан под дерево и взяла за руку Мишку.
— Мама, а я с вами хочу, в морг, — попросился Колька.
— Нечего! — отрезала Екатерина. — В школу надо. И так день прогуляли… Аннушка, поезжай. Аристарху Павловичу скажи: если найдем Алешу — позвоним, пусть сразу на машине приезжает, с гробом.
Аннушка с Мишкой пошли по кладбищу, за ними нехотя поплелся Колька. Огоньки свечей трепетали и кланялись им вслед…
Екатерина подала Кириллу две пачки свечей, оставленных детьми.
— Давай уж все свечи поставим и тоже поедем, — сказала она бесстрастно и подняла на него белые, холодные глаза. — Сказали, что неопознанные только в одном морге лежат. Так что мы сегодня успеем… Только смотри, от спичек не зажигай.
Горящие свечи двоились и троились в глазах, расплываясь радужными кругами, и чудилось, будто весь сквер полыхает от множества маленьких огоньков — ступить некуда…
14
Отправив Екатерину с детьми в Москву, Аристарх Павлович никуда из дому не выходил, дежурил у телефона. Было много дел в городской администрации, связанных со строительством развлекательного комплекса, да и на аэродроме никак не могли смонтировать вентиляцию в хранилищах из-за нехватки электромоторов; он сделал лишь одно дело — заказал столяру гроб. К обеду столяр — один из конюхов институтской фермы, сделал гроб, принес его и поставил у парадного входа под балки лесов.
К вечеру Аристарх Павлович начал понимать, что гроб, по всей вероятности, не потребуется: если тела Алеши нет в моргах, значит, его уже никогда не найти. Чтобы уменьшить число погибших у Белого дома, их могли вывезти и зарыть где-нибудь бульдозером. И искать особенно-то не пойдешь, никто не станет разговаривать, да и доказать, что Ерашов был в Белом доме и там погиб, практически невозможно — не выдавать же свидетелей…
![Марек Краевский - Реки Гадеса[(неполный перевод)]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
