Алексей Павлов - Иван Украинский
В маршевой суматохе расстался Иван Украинский со своим земляком Егором Жариковым, через два — три дня влился он в отдельный артиллерийский дивизион, поддерживавший части и подразделения 39–й пехотной дивизии. Прибыв на передний край, запасник — пушкарь обратился к штабному офицеру:
— Прошу зачислить орудийным номером, такую я подготовку получил.
Ему сказали:
— Зачислим. Только при надобности и в артразведку направим.
Так определилась фронтовая судьба нашего героя.
Турецкое правительство и его военное командование ставили своей целью мощным ударом на Маку, Александ- рополь, Саракамыш проломить центр русской обороны и захватить целиком Армению, а если получится, то Азербайджан и Грузию. Из этого не делал секрета командующий турецкой армией Энвер — паша. Для наступления на главном направлении были сосредоточены основные силы турецких войск, добрая половина курдских формирований. Войска усиленно обрабатывались в пантюркистском и панисламистском духе под лозунгами «Священной войны» с «неверными». В отношении армян турецкая верхушка проводила политику открытого геноцида, стремилась истребить весь народ.
В центральной полосе военных действий сложилась напряженная обстановка. Сначала на Ольтинском направлении противник потеснил русских, потом русские перешли в наступление, затем турки вновь отбили утраченные перевалы, высоты и долины. Дело дошло до ожесточенных рукопашных схваток в самом Сарыкамыше. Противник захватил железнодорожный вокзал, укрепился на окраинах города, перерезал линию железной дороги Карс —
Сарыкамыш, оседлал господствующие высоты «Орлиное гнездо».
Ценой огромных усилий и жертв русским войскам удалось переломить ход сражения в свою пользу. 22 декабря 1914 года началось их общее наступление. В ходе боев противник терял захваченные территории, большое количество пленных, орудий и военного снаряжения. Вместе со своим штабом в плен угодил командир девятого турецкого корпуса. В Сарыкамышских лесах эта же участь постигла командиров 17, 28 и 29–й турецких дивизий. Бар- дус, Чатах, Кизил — Килик и ряд других опорных пунктов пали под натиском наступающих. Из остатков 10–го турецкого корпуса только в одном Чатахе попало в плен 5 тысяч аскеров, русские взяли 14 орудий.
В те напряженные, полные опасностей дни Иван Украинский находился в составе артиллерийского взвода трехдюймовых пушек, которые то и дело выдвигались для стрельбы прямой наводкой по пехоте и коннице противника. В процессе преследования прапорщик Вячеслав Иванов умело выбирал огневые позиции, быстро переносил огонь с цели на цель. Как только цепи турок и курдов поднимались в атаку, на них тут же обрушивались залпы ружейного огня пехоты и шквал картечи артиллеристов. Не выдержав опустошений в своих рядах, противник пятился назад и нередко обращался в бегство.
В один из вечеров, когда утих бой, Иванов распорядился:
— Привести орудия в порядок.
Пушкари банниками драили стволы, тряпками протирали затворы от пороховой гари, мягкой замшей осторожно прикасались к зеркальной оптике прицельных приспособлений. Вместе со всеми деловито исполнял свою работу и Иван Украинский.
По траншее к боевому расчету в орудийный дворик проследовал взводный. Заложив правую руку за ремень портупеи, молодой офицер обратился к Ивану:
— А ты хорошо у нас начинаешь, Украинский. Орудие действовало безотказно. В том — и твоя заслуга. Молодец.
Заряжающий хотел было вытянуться по — уставному в струнку и поблагодарить за лестную похвалу, но тут же услышал слова командира:
— Не надо, здесь война, а не плац.
Новичок превратился в своего человека для всего лич
ного состава взвода и батареи. Исполнительный, расторопный, он выполнял задания старательно и добросовестно. Иван приглядывался к людям, стараясь определить, кто чего стоит и на кого можно положиться, как на самого себя.
Перед сном, в занесенной снегом землянке, оборудованной рядом с орудием, Украинский спросил фейерверкера, старослужащего Петра Симоненко об офицерах батареи:
— Наше начальство не сильно вредное?
Фейерверкер приподнялся на локте, произнес:
— Взводный, прапорщик Иванов — душа — человек. Храбрый, стрелять умеет, как Бог, солдата уважает. Родители у него — сельские учителя. От народа не отрываются.
Рассказчик на секунду смолк, будто опасаясь говорить дальше, а потом, собравшись с мыслями, продолжил:
— Ладно уж, скажу и про батарейного командира. У нас подполковник Чуматов, лет сорока трех, в артиллерии — собаку съел, но на батарее почти не бывает, мы его почти не видим. По штабам все обитает. А огнем управляют взводные, чаще всего Иванов остается за старшего.
Наутро батарейцы получили задачу хорошо обработать передний край противника в своем секторе, в артиллерийскую подготовку справа и слева включились гаубичные и мортирные батареи.
Потом пехота двинулась в атаку со штыками наперевес.
— Вперед! Ура! — разнеслось по всей долине.
Оборона турок дрогнула. Поспешно отступая, их роты
и полки, артиллерия и обозы устремились в сторону Хнысь- Кола, Мелязгерта, Дильмана и других селений.
В условиях начавшихся сильных морозов и снегопадов, преодолевая горные перевалы и бездорожье открытых долин, Сарыкамышский, Ольтинский и Казманский отряды медленно продвигались вперед. Выбивались из сил и батарейцы, вместе с которыми воевал теперь Иван Украинский. Порой казалось, что люди еще какое‑то время продержатся в пути, а упряжные кони станут, не пойдут дальше из‑за тяжких перегрузок.
— Но, но, бедолаги, — подталкивая плечом щит орудия, повышал голос кубанец на лошадей, возле которых суетился ездовый, вконец измаявшийся и охрипший. Украинскому вторили и остальные орудийные номера. Кое‑как препятствие преодолевалось, за ним следовало новое и так — до полного изнеможения.
В конечном счете зима в горах положила конец наступательному порыву. На время в снеговые сугробы зарылись и те, и другие военные лагеря. В расположении пехотных частей заняли огневые позиции и взводы артиллерийской батареи, в которой Украинский получил боевое крещение. Потекла позиционная война. На орудийные выстрелы турок взвод практически перестал вести ответный огонь. Дипломатичный и корректный прапорщик Вячеслав Иванов, стараясь казаться убедительным, разъяснял подчиненным:
— Нет достойной цели, а так чего палить.
На самом деле уже тогда, после первых по — настояще- му серьезных боев, армейский склад в Тифлисе и еще ближе — отрядный склад в Сарыкамыше ощущали основательную брешь в артиллерийском боезапасе, который и к исходу января 1915 года все еще оставался не восполненным. Подвоза снарядов ожидали к весне, а сейчас обходились тем, чем располагали ниже всяких скудных нормативов.
В зимнее затишье 1915 года артиллерист Украинский получил из дома несколько писем. В одном из них Агаша писала:
«Через наш поселок все идуть и едуть на войну солдаты. Уже пришли многим женам и матерям извещения о погибели их мужей и сынов. Как ты там воюешь, наш дорогой? Береги себя. Мы тебя ждем. Наша дочка Марийка растет и уже много разговаривать стала. Я ей рассказываю про тебя, она все спрашивает, когда папаня приедет».
Дальше Агаша сообщала о том, что в лавках и на рынках все подорожало, его младшему брату Ивану сначала определили отсрочку как единственному трудоспособному в семье родителей, а недавно тоже призвали в армию и отправили на Западный фронт. Это же подтвердил в своем письме и сам брат, пославший свою весточку перед отъездом из Тихорецкой. Вероятно, из желания развеять хмарное настроение у фронтовика младший Иван наряду с новостями о семье и общих знакомых присовокупил одну занятную быль. В его письме говорилось:
«Был я на святки в Выселках. Ты, может, и не поверишь. Но тут такой цирк сотворился, что все
до сих пор смеются. Приехал с хутора Черетовато- го на ярмарку один казак. Он здорово подгулял, до мертвецкого кону. Полицейский отволок его во двор какого‑то добродея и там бросил, чтобы проспался. А тот пьяный облевался и лежит, как бревно. Свиньи подошли и давай его облизывать, а потом вместе с его пакостиной отъели ему три пальца на руке».
Этот отрывок из письма Иван прочитал своим батарейцам. Вдоволь посмеявшись над незадачливым гулякой, коренастый фейерверкер Сенька Смолин сказал:
— А что, братцы, свиньи‑то ему благо сделали. На фронт его теперь не призовут, дома отсидится.
С прибывающими на пополнение солдатами и унтер- офицерами в руки окопникам попадали иногда официальные столичные и местные газеты, ненароком приоткрывавшие завесу над теневыми сторонами жизни в тылу. На фронтах лилась кровь, а тут сообщалось о таких делах, что они вызывали прямо‑таки рвоту у людей. Как‑то на батарею заглянул связист из искровой роты, приехавший из Тифлиса, куда он командировался за новыми аппаратами и телефонным кабелем. Выбив на армейском складе треть необходимого, он привез с собой «Биржевые ведомости», «Коммерческий вестник» и другие газеты.
