Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
– А потомъ, я думаю, и васъ…
– Нѣтъ, дѣдушка слишкомъ мало любилъ меня, что-бъ заниматься моимъ исправленіемъ. – Кети сказала это безъ сожалѣнія, но съ улыбкою на хорошенькихъ губкахъ, потомъ занялась стираніемъ пыли съ мебели и затворила остальныя окна.
– На этомъ каменномъ карнизѣ непремѣнно должны стоять цвѣты и оживлять мою бѣдную Сусанну. Я попрошу Морица дать мнѣ нѣсколько горшковъ гіацинтовъ и фіалокъ изъ его зимняго сада.
– Въ такомъ случаѣ вамъ придется обратиться къ самой президентшѣ Урахъ. Она одна распоряжается зимнимъ садомъ, такъ какъ онъ принадлежитъ къ ея квартирѣ.
Молодая дѣвушка посмотрѣла на него большими глазами.
– Развѣ тамъ такой строгій этикетъ? Во время папашиной жизни зимній садъ былъ общимъ семейнымъ достояніемъ, – сказала она, пожимая плечами. – Правда, что тогда важная теща моего отца была только рѣдкою гостьею на виллѣ. – Ея мелодичный голосъ принялъ при этихъ словахъ немного рѣзкій тонъ, но вскорѣ она прибавила съ веселымъ смѣхомъ; – значитъ я отлично сдѣлала, что пришла прежде на мельницу, чтобы освоиться съ здѣшнимъ образомъ жизни.
Докторь отошелъ отъ окна и приблизился къ ней.
– Не будутъ-ли тамъ претендовать на васъ, что вы не тотчасъ явились подъ кровлю родныхъ и не обратились къ ихъ покровительству? – спросилъ онъ серьезнымъ тономъ, выражающимъ участіе; стараясь дать совѣтъ, но не показаться безцеремонно навязчивымъ.
– Они, конечно, не имѣютъ этого права, – возразила она съ живостью и сильно покраснѣла. – Эти родственники для меня все равно, что чужія, и искать у нихъ покровительства было бы нелѣпо, такъ какъ ни въ комъ изъ нихъ не надѣюсь найти родственнаго чувства… даже и у сестеръ. Мы положительно не знаемъ другъ друга и никогда не переписываемся, – я писала только Морицу. Когда жилъ папа, Генріэтта воспитывалась у бабушки и мы съ нею рѣдко видѣлись, да и то не иначе какъ въ присутствіи президентши. Моя сестра, жена совѣтника Ремера, жила въ городѣ и умерла очень рано. А Флора? Она была очень хороша собою и очень умна, играла видную роль въ семьѣ и была взрослою дѣвушкою, когда я бѣгала еще ребенкомъ. Флора всегда казалась очень ученою и важною, такъ что въ ея присутствіи всѣ чувствовали какую то робость. Я никогда не смѣла заговорить съ нею или дотронуться до ея чудныхъ рукъ и даже теперь чувствую, что съ моей стороны было бы весьма невѣжливо претендовать на интимныя отношенія, обыкновенно существующія между сестрами.
Съ этими словами она замолчала и вопросительно посмотрѣла ему въ лицо, но глаза его безцѣльно блуждали по окрестностямъ. Онъ не ободрилъ ее ни однимъ словомъ.
– При нынѣшнемъ положеніи дѣлъ, – говорила она, – вилла уже не домъ моего отца и я могу пріѣхать туда только какъ гостья, какъ и всякій посторонній человѣкъ. Здѣсь, на мельницѣ я стою на своей собственной землѣ, здѣсь я чувствую свою родину, а эта старая кровля вмѣстѣ съ Францемъ и Сусанною будутъ охранять мои молодые года не хуже строгаго этикета виллы. Впрочемъ, я увѣрена, что никто не обратитъ вниманіе на мое незнаніе свѣтскихъ приличій, чего же можно ожидать отъ мельничной мышки?
Это ласкательное имя, данное ей покойнымъ отцемъ въ то время, когда она такъ проворно бѣгала по всѣмъ амбарамъ мельницы, потеряло теперь всякое значеніе и не подходило болѣе къ высокой молодой дѣвушкѣ, смотрѣвшей на жизнь съ спокойною самоувѣренностью, каждое движеніе которой было обдуманно и не смотря на свою молодость, она казалась серьозною и уже довольно опытною.
Между тѣмъ печь мало по малу распространила въ комнатѣ теплоту; Кети вьнула изъ кармана маленькую скляночку, налила нѣсколько капель о-де-Колона на горячую плиту, и тотчасъ-же воздухъ пропитался пріятнымъ нѣжнымъ запахомь.
– Сусаннѣ будетъ здѣсь гораздо легче, – сказала она, еще разъ оглядывая всю комнату, – все было въ порядкѣ, только дверь перегородки была растворена и сквозь широкую щель виднѣлись пестрые букеты, разрисованные на спинкѣ старинной кровати, стоявшей у окна. Теперь только молодая дѣвушка обратила вниманіе на эту знакомую ей живопись, составлявшую въ былыя времена восторгъ ея дѣтства. Краска съ ея лица быстро исчезла и даже губы внезапно побѣлѣли.
– Тамъ умеръ мой дѣдушка? – спросила она съ живостью.
Докторъ Брукъ покачалъ головою и указалъ на южное угловое окно.
– Вы были при немъ? – шепнула она, приближаясь къ нему.
– Да, былъ.
– Онъ умеръ такъ внезапно, а Морицъ не написалъ мнѣ никакихъ подробностей о его смерти, я даже не знаю отчего онъ умеръ.
Докторъ стоялъ къ ней бокомъ, такъ что она могла видѣть только профиль; подбородокъ и губы были покрыты густою бородою, но тѣмъ не менѣе она замѣтила, какъ онъ крѣпко сжалъ ротъ, точно ему трудно было отвѣчать. Помолчавъ минуту онъ обернулся къ ней лицомъ и посмотрѣлъ на нее строго и серьозно.
– Вамъ навѣрное скажутъ, что онъ умеръ вслѣдствіе моей неловкости при операціи, – сказалъ онъ едва внятнымъ голосомъ.
Молодая дѣвушка, как бы испугавшись, отшатнулась назадъ, глаза ея еще разъ посмотрѣли на доктора, но потомъ опустились.
– Единственно для того, что-бы успокоить васъ, скажу вамъ, что это неправда, – продолжалъ Брукъ, – но какъ могу я требовать отъ васъ, что-бъ вы повѣрили мнѣ? Мы сегодня видимся въ первый разъ и совсѣмъ не знаемъ другъ друга.
Нѣсколько словъ было-бы довольно, что-бъ кончить это тягостное положеніе, но Кети и не думала объ этомъ. Онъ былъ правъ, – какъ могла она знать, былъ-ли онъ виноватъ, или его только осуждаетъ общественное мнѣніе. Наружность его, дѣйствительно, дышала прямодушіемъ и правдивостью, Кети чувствовала, что этотъ человѣкъ не способенъ даже оправдываться въ несправедливыхъ подозрѣніяхъ, а сдѣлалъ это теперь только изъ снисхожденія къ ней.
Но не смотря на это, она все таки была не въ состояніи высказать слова.
Впрочемъ Брукъ и не ждалъ отвѣта, онъ отвернулся отъ нея съ такою гордостію и достоинствомъ, что ей стало стыдно и густой румянецъ внезапно покрылъ ея щеки.
– Теперь можно привести сюда больную? – сказала она нетвердымъ голосомъ.
Онъ утвердительно кивнулъ головою и Кети быстрыми шагами вышла изъ комнаты. Тамъ, въ задней комнатѣ она отерла слезы, выступившія на ея глазахъ и попросила ключницу подробно разсказать ей о печальномъ событіи.
– Эта исторія очень повредила доктору, – закончила Сусанна свой разсказъ. – Прежде не было доктора лучше него и онъ былъ занятъ по горло, а теперь говорятъ, онъ ничего не знаетъ. Таковы люди моя дорогая барышня. Въ смерти мельника онъ нисколько не виноватъ; все шло отлично, вѣдь я это видѣла собственными глазами. Больному слѣдовало лежать спокойно, я лучше всѣхъ знаю, что онъ сердится отъ каждой бездѣлицы. Если Францъ слишкомъ громко говорилъ на дворѣ, или телѣга быстро ѣхала по двору, такъ онъ дрожалъ отъ злости. Да, я довольно натерпѣлась и въ благодарность онъ не оставилъ мнѣ ни гроша. Если-бъ вы незаботились обо мнѣ, я бы теперь просила милостыню.
Кети невольно погразила ей пальцемъ.
– Да пожалуй я буду молчать, – ворчала старушка, между тѣмъ какъ Кети набрасывала на нее платье, – мнѣ только жаль что такой чудный господинъ какъ докторъ, невинно страдаетъ и теряетъ свой хлѣбъ, жаль тоже и его тетку, для которой онъ живетъ и трудится. Госпожа Діаконусъ воспитывала его на свои послѣднія деньги; теперь она живетъ съ нимъ; онъ всегда былъ ея гордостью – и вдругъ она должна переживать такое горе.
Кети хотѣла прекратить дальнѣйшія сообщенія и осторожно подняла больную съ кресла. Она уже отвыкла отъ своей прежней родины и слишкомъ сильно привязалась къ своимъ друзьямъ въ Дрезденѣ, такъ что немогла принимать къ сердцу дѣла того, кто былъ женихомъ ея сестры; конечно она жалѣла о немъ, какъ о человѣкѣ, лишившимся вдругъ средствъ къ существованію, но сожалѣніе о дѣдушкѣ, тоже сильно страдавшемъ, превышало и это участіе.
Опираясь на сильныя руки молодой дѣвушки, Сусанна прошла переднюю, а въ дверяхъ угловой комнаты стоялъ докторъ и протягивалъ обѣ руки, что-бъ принять больную и помочь ей дойти до дивана. Маленькая группа была въ эту минуту весьма характеристична. Кети положила здоровую руку своей паціентки вокругъ своей шеи и крѣпко держала на лѣвомъ плечѣ костлявую, загорѣлую руку своими розовыми пальчиками, между тѣмъ какъ другою рукою обхватила Сусанну за талью. Лицо ея дышало добротою и выражало олицетворенное милосердіе, когда она, наклонясь къ больной, прижалась своимъ молоденькимъ личикомъ къ сѣдымъ волосамъ и морщинистой щекѣ страждущей старушки.
Черезъ нѣсколько минутъ Сусанна уже сидѣла на удобномъ, мягкомъ креслѣ въ просторной комнатѣ. Она боязливо осмотрѣла узорчатыя занавѣси, удивленно поглядѣла на постель, устроенную на диванѣ, и напрасно старалась скрыть свою радость, что опять могла видѣть все, что дѣлалось на дворѣ и считать каждый мѣшокъ, который сваливали или нагружали.
