Александр Дюма - Али-паша
Из письма следовало, что брат Мурада также замешан в злоумышлении, поэтому его схватили и задушили без суда и следствия. Весь дворец преисполнился ликования, придворные и челядь принесли Аллаху благодарственные жертвы, как это принято на Востоке, когда человек избавляется от великой опасности. Али выпустил на свободу узников, чтобы, по его словам, возблагодарить Провидение, уберегшее его от чудовищного злодейства. Он принимал гостей, которые спешили поздравить его с чудесным спасением и сочинил оправдательный документ, подтвержденный юридическим заключением кади, в котором возводилась клевета на Мурада и его брата. Наконец, приставы в сопровождении отряда солдат отправились за имуществом погибших братьев, потому что, как говорилось в декрете, Али по справедливости должен был унаследовать достояние убийц.
Так была уничтожена последняя семья, которая омрачала спокойствие паши Янинского и могла умалить его влияние на слабовольного пашу Бератского. Последний, лишась самых отважных своих защитников и чувствуя себя в полной власти врага, вынужден был примириться с тем, чему больше не мог помешать, и лишь слезами выражал протест против преступлений, предвещавших столь же страшный конец и ему самому.
Что до Эмине, то уверяют, что с того дня, когда случилось это ужасное несчастье, она прекратила всякие сношения с преступным супругом и, уединившись в гареме, посвятила, подобно христианке, жизнь свою молитвам за невинно убиенных и за их палача. Как радуется душа, когда среди кровавых сатурналий встречается, словно оазис в пустыне, такой нежный и благородный образ, любуясь которым, она отдыхает от стольких зверств и предательств!
Али лишился ангела-хранителя, умерявшего его необузданные страсти. Сначала он огорчился, потеряв женщину, которую до сих пор искренне любил, и попытался вернуть ее, но тщетно; тогда он стал искать в новых пороках замену утраченному счастью и предался чувственным удовольствиям. Паша ни в чем не знал меры: вскоре в крови этого пожилого уже мужчины вновь зажглось пламя сластолюбия. Пустившись в неистовое распутство, он собрал огромные гаремы одалисок и икогланов[26], словно в дворцах его недоставало места для бесчинств. Без конца меняя обличья, он то ночи напролет гонялся по улицам за проститутками обоего пола, то средь бела дня высматривал в храмах девушек и юношей выдающейся красоты, после чего несчастных похищали и помещали в его гаремы.
Сыновья его, следуя примеру отца, в свою очередь открыли дом срама и, каждый на свой лад, пытались перещеголять старого пашу. Старший, Мухтар, ударился в пьянство, и ему не было равных среди самых отчаянных выпивох Албании: он похвалялся, что как-то после обильной трапезы выпил за вечер целый мех вина. Унаследовав неистовый дух предков и родичей, он во хмелю загубил немало людей, в том числе своего оруженосца, который с детских лет был его товарищем и доверенным лицом. Вели избрал для себя нечто иное. Воплотив бред маркиза де Сада, подобно тому, как отец его воплотил идеи Макиавелли, он наслаждался смесью распутства с жестокостью и приправлял сладострастие зверством. Высшим наслаждением для него было в кровь кусать целуемые губы и раздирать ногтями тело, которое он только что осыпал ласками. Жители Янины с ужасом встречали теперь на улицах города женщин, которым, утолив похоть, он приказывал отрезать нос или уши.
Немудрено, что, видя такое, каждый трепетал за свое достояние, жизнь и счастье. Немудрено, что каждый дрожал за своих близких. Матери проклинали свою плодовитость, женщины - красоту. Но вскоре страх породил растление, и подданные вслед за господами вступили на стезю разврата. Этого и добивался Али, считавший, что людьми, лишенными чести и совести, легче управлять.
Всеми способами укрепляя свою власть изнутри, он не упускал случая расширить свои владения. И вот в 1803 году он объявил войну племенам сулиотов, на независимость которых уже не раз покушался всевозможными уловками, посулами и подкупом. Хотя он послал против них десятитысячную армию, сулиоты поначалу побеждали и в мелких стычках, и в крупных сражениях; однако потом, когда Али по обыкновению призвал измену на помощь насилию, удача вновь улыбнулась ему. Вскоре стало ясно, что несчастным сулиотам рано или поздно суждена гибель.
Добродетельная Эмине, предвидя, какие ужасные последствия повлечет за собой поражение сулиотов, и преисполнившись сострадания, вышла из добровольного заточения и кинулась супругу в ноги. Подняв ее и усадив рядом с собой, Али стал расспрашивать о причине ее волнения. Она заговорила о великодушии и милосердии, Растроганно внимая ей, он уже заколебался, как вдруг она упомянула сулиотов. Мгновенно придя в ярость, Али выхватил пистолет, выстрелил в Эмине, но, к счастью, дал промах: жена его не пострадала, но зашаталась от ужаса и рухнула на пол. Прибежавшие на шум женщины унесли несчастную в ее покои. Пожалуй, впервые душа Али содрогнулась при мысли об убийстве: ведь то была жена его, мать его сыновей, а он поверг ее к своим ногам. Мысль эта угнетала и мучила его. Ночью он захотел повидать Эмине и, постучав в дверь позвал ее, но дверь оказалась заперта. Тогда, разгневавшись, он стал крушить дверь в покои, где укрылась Эмине. Услыхав грохот и поняв, что муж ломает двери, та решила, что он собирается добить ее, загасить чуть теплящийся в ней огонек жизни; смертельная судорога свела ее члены, слова замерли на устах, и, рухнув в ужасных конвульсиях, Эмине вскоре испустила дух. Так погибла Эмине, дочь Каплан-паши, супруга Али Тепеленского, мать Мухтара и Вели, несчастная Эмине, средоточие доброты, которой суждено было жить в окружении одних злодеев.
Смерть ее повергла в глубокий траур всю Албанию, но не меньше потрясла и самого убийцу. Призрак покойной супруги преследовал его и в разгар удовольствий, и во время советов, и даже во сне. Он видел и слышал ее и порой, просыпаясь, восклицал: "О жена моя! Это ты! В глазах твоих возмездие, ты гневаешься... Спасите! Пощадите!" Более десяти лет после этого он боялся ночевать один в комнате.
В декабре, измученные голодом, наполовину истребленные в боях и отчаявшиеся из-за череды измен и предательств, сулиоты были вынуждены капитулировать. По договору им было разрешено селиться где угодно, только не в родных горах. Несчастные разделились на два отряда: один двинулся к Парге, второй - к Превезе. Невзирая на договор Али приказал уничтожить оба.
Двигавшийся к Парге обоз был настигнут крупными силами шкипетаров, которые тучей набросились на несчастных. Казалось, гибель неминуема, но тут инстинкт подсказал невежественным воинам средство спасения: они становятся в каре, помещают в середину стариков, женщин, детей и домашний скот и благодаря этому замечательному тактическому приему беспрепятственно входят в Паргу на глазах тщетно преследующих их головорезов.
А вот беглецам, устремившимся в Превезу, удача изменила. Застигнутый врасплох внезапным нападением, отряд в панике бросился в греческий монастырь Залонгас. Однако вскоре ворота обители были выломаны, и злополучные сулиоты все до единого погибли.
Со скальной площадки, где были разбиты шатры сулиотов, несчастные женщины смотрели, как в жуткой бойне гибнут их защитники. Отныне у них не оставалось иного удела, кроме рабства, и иных надежд, кроме участи невольниц, которым предстояло тешить и ублажать извергов, погубивших их отцов и братьев. Но женщины избежали позора, приняв поистине героическое решение: взявшись за руки и запев национальный гимн, они повели хоровод по козырьку над пропастью, допели припев и с долгим пронзительным криком вместе с детьми бросились в бездну.
Еще не все сулиоты покинули родные края, когда туда прибыл Али-паша, и приказал схватить и отправить в Янину тех, кто не успел скрыться. Пытки этих несчастных стали главным украшением празднества, устроенного им для солдатни. Каждому солдату было предложено напрячь воображение, дабы внести свою лепту в изобретение все новых мук, а самым сметливым было даровано право лично осуществить свои выдумки.
Иные, отрезав сулиотам нос и уши, заставляли несчастных съедать их сырыми с острой овощной приправой. У одного юноши содрали кожу с головы так, что она покрыла плечи, и его, подхлестывая ударами кнута, прогнали вокруг двора сераля. Когда же паша вдоволь нахохотался, юношу пронзили копьем и швырнули в костер. Многие пленники совершенно невредимыми были брошены в поставленные на огонь огромные котлы: их сварили заживо, а потом бросили тела на съедение собакам.
С тех пор символ креста исчез из гор Сули и эхо не вторило там больше христианским молитвам.
Вскоре после смерти Эмине, когда до конца войны было еще далеко, в семействе паши, преступную натуру которого ничто более не могло утолить, разыгралась новая мрачная драма. Как мы уже говорили, отец и сыновья, соревнуясь в бесчинствах и распутстве, развратились сами и растлили свое окружение. Всем и каждому было суждено отведать горьких плодов, порожденных падением нравов. Подданным приходилось сносить чудовищную тиранию, среди господ вскоре воцарились подозрительность, раздоры и ненависть. Отец не раз ранил сыновей в сердце, лишая их самого заветного и дорогого, и немудрено, что впоследствии сыновья оплатили ему тем же, покинув его в час великой опасности.
