Неля Гульчук - Спаситель Птолемей
Фригийские флейты возвестили о начале танцев.
Вокруг пиршественных столов закружились танцовщицы в прозрачных накидках. Вначале они ловко балансировали, стоя на кончиках пальцев, постепенно их движения стали убыстряться, они обнажили груди, потом всё тело целиком, оставив только набедренные повязки. Начавшийся эротический танец увлекал их всё больше и больше, затягивая в водоворот сладострастных, энергичных телодвижений. Воины не отрывали глаз от танцующих и вскоре дошли до такого состояния, что, не обращая внимания на Деметрия, который просто помирал со смеху, набросились на танцовщиц, а те подчинились их желаниям, – ничего не поделаешь таковы законы победителей!..
А победители в этот вечер были щедры. Они срывали с себя кольца, ожерелья, браслеты, фибулы, отдавая их чаровницам. Обольстительницам не успевали уносить и надежно прятать дары пирующих.
Захмелевшие мужчины протягивали руки к женщинам, глядя на них помутневшими от вина и похоти глазами.
Недалеко от ложа Деметрия, сгорая от стыда и опустив глаза, сидел юный Леонтиск. Деметрий приказал доставить его на пир и время от времени бросал на него жесткие взгляды.
– А он – красавец, весь в Таиду, – заметила Ламия.
– Ты женщин-то любишь? – спросил Деметрий своего пленника.
Леонтиск ничего не ответил и еще ниже опустил голову.
– Ну, тогда угощайся!
– Я люблю женщин, но у меня будет одна-единственная.
Деметрий расхохотался. Он хохотал долго, не мог остановиться.
– Ты что же решил изменить семейным традициям?
Леонтиск не собирался на это отвечать, но Деметрий и не собирался давать ему времени на ответ:
– Твои родители славны своими прелюбодеяниями, что отец, что мать.
И неожиданно спросил:
– Хочешь получить свободу? Завтра же?
Леонтиск поднял на своего мучителя глаза, в которых засветилась надежда.
– Возьми любую из женщин, доставь ей удовольствие у нас на глазах. Развесели меня и Ламию.
Ламия пришла в восторг от предложения Деметрия и пристально посмотрела на Леонтиска.
– Я отдаю тебе всех этих женщин. Бери их, они твои. И завтра же ты получишь свободу.
И Деметрий снова расхохотался, а вслед за ним рассмеялись его воины.
Сердце грохотало в груди Леонтиска.
Он страдал от унижения, которое ранило его сильнее, чем кровоточащая рана на плече. Стоя перед хохочущими победителями, опустив глаза, он был похож на загнанного молодого оленя, когда тот уже не в состоянии бежать и в трепете ожидает последнего удара копьем. Слезы боли и бессилия душили его, но невероятным усилием воли он сдерживал их.
– Что же ты молчишь? – не унимался Деметрий, – Счастье само просится к тебе в руки, а ты отказываешься от него.
Юноша поднял глаза на Деметрия, – все враги в его жизни словно бы объединились в нем одном.
Светильники осветили лицо Леонтиска, – оно отражало душевные муки, но страха в нем не было.
Ламия, как завороженная, смотрела на сына Таиды, увидев в нем отблеск красоты знаменитой афинской гетеры.
– Он не из тех, кем может управлять чужая воля, – шепнула она Деметрию.
– Посмотрим, – ответил он.
Мысли Леонтиска обратились к погибшим товарищам. Он вдруг успокоился и понял, что главное – остаться самим собой и встретить смерть достойно, как и его павшие в бою друзья.
Деметрий заметил перемену, внезапно произошедшую в Леонтиске. В одно мгновение юный воин стал похож на человека, которого боги сделали неуязвимым. Ужас и скорбь оставили юношу.
По знаку Деметрия одна из флейтисток танцующей походкой приблизилась к Леонтиску. 0 ней можно было сказать, что она скорее раздета, чем одета: ткань ее короткого хитона была настолько прозрачной, что казалась сотканной из воздуха и только мягкие голубые складки напоминали о том, что хитон существует в действительности. Все тело молодой женщины отчетливо виднелось сквозь ткань. Создавалось впечатление, что единственной одеждой флейтистки были длинные пышные волосы – цвет спелой пшеницы подчеркивала тонкая голубая лента, стягивающая лоб.
– Она твоя на сегодняшний вечер, – приказным тоном сказал Деметрий. – Интересно, на что ты способен.
Леонтиск молча слушал, руки его сжались в кулаки, ноздри расширились, ои пристально посмотрел мимо флейтистки в глаза Деметрию, затем Ламии, как смотрят в битве поверх щита, прицеливаясь на врага.
Деметрий приказал оруженосцу подать ему копье… Когда тот подал, он закричал:
– Возьми ее, иначе я убью тебя, как Александр убил Клита.
Флейтистка прижалась к Леонтиску, опытными руками начала ласкать его тело, но он отстранил ее, шагнул вперед, потом сжал зубы и вновь отступил. Весь вид его говорил: «Если бы мы встретились в открытом бою, я бы свернул тебе шею.»
Смелость Леонтиска развеселила захмелевшего Деметрия. Он нацелился копьем ему в грудь.
Пирующие затихли, не сводя глаз с повелителя.
Ламия обняла Деметрия за шею. Он отстранил ее, снова вскинул копье.
Леонтиск вспомнил море, могучее и блестящее… И ему так захотелось поплыть под луной наперегонки с дельфинами. «Я сейчас шагну навстречу смерти! – твердо решил он. – Пусть все закончится разом.»
И, обойдя флейтистку, он пошел к ложу Деметрия, навстречу своей гибели.
Деметрий от неожиданности опустил копье.
– Уважаю смелых, – прошипел он. – Я не буду пронзать тебя копьем. Моя кара для тебя страшнее. Посмотрим, что ты скажешь через неделю, когда побудешь в шкуре раба. Отведите его к рабам. И привяжите покрепче, чтобы не сбежал!..
Становясь высокомернее с каждым днем, Деметрий не считал более нужным обуздывать свои дикие страсти.
Рабы уволокли Леонтиска, и пир возобновился. Вскоре были поданы фаршированные зайцы – и все накинулись на это изысканное блюдо.
– Почему все замолчали, – вскричал Деметрий, глядя на жующих гостей. – На пиру победителя надо смеяться и веселиться.
Первой засмеялась Ламия, за ней, как но команде, все остальные.
Ламия была очень хороша собой. Рыжая, с великолепной кожей и чувственным ртом, совершенным телом зрелой женщины. Но самым прекрасным на ее лице были зеленые глаза, которые освещали своим блеском все лицо. Деметрий был восхищен ее яркой красотой, а она испытывала чарующее воздействие его властных глаз. Пухлые губы Ламии напрашивались на поцелуи, а томный взгляд призывал к наслаждениям.
Деметрий наклонился к гетере, расстегнул фибулу, удерживающую на плече складки хитона, который тут же соскользнул на пол.
– Сейчас ты – Афродита, оставайся обнаженной, в одних только драгоценностях, чтобы каждый мог насладиться твоей красотой и позавидовать Деметрию, который делит с тобой это ложе.
Все громко зааплодировали.
Но, кроме красоты, Ламия обладала еще и умом, живостью, умением покорять сердца. Она много шутила и умела веселить других.
– Ты находишь меня соблазнительной? – бесстыдно спросила она Деметрия.
– Конечно.
– Тогда поцелуй меня.
И Ламия крепко прижалась к нему. Его опьянил тонкий цветочный аромат, исходящий от ее тела.
– Мы находимся на острове избранных, – засмеялась она, указывая на возвышение, отделяющее их от гостей.
Пирующие не сводили с них глаз и прислушивались к их беседе.
– Ты любишь меня? – игривым тоном поинтересовалась Ламия.
– Я не знаю, что следует понимать под этим словом. Мое тело часто жаждет женщин, разных женщин, но мое сердце удаляется от них, как только я побываю в их объятиях. Хотя ты мне нравишься больше всех, которых я встречал.
– Я не боюсь соперниц.
После полуночи гости разбрелись по разным каютам. Деметрий подал знак молодым рабам – они бросили благовония в курильницы, погасили большинство светильников, оставив ложе в мягком полумраке, и бесшумно удалились. Из соседних кают доносилась музыка, в которой смешивались звуки кифар, арф и флейт.
Деметрий приблизил ее лицо к своему, глаза его блестели в полумраке, губы их соединились в поцелуе. Они забыли весь мир вокруг себя, целиком отдавшись во власть наслаждений.
Ранним утром Деметрия разбудили раскаты грома вдалеке. Он поднялся с ложа и вышел на палубу, чтобы насладиться утренней прохладой. Сегодня, несмотря на непогоду, надо срочно послать гонцов к отцу с радостным известием о победе. Надо было это сделать сразу же, еще вчера. Отец наверняка беспокоится. Ему стало неловко, что любовные утехи он предпочел отцу. Сильный ветер разбивал волны о борта корабля. Темные облака быстро заволакивали небо. Несколько капель упало на лицо, но самого дождя всё ещё не было видно, настолько капли были мелкими и редкими.
Молния прорезала небо. Раскаты грома уже слышались совсем рядом. К Деметрию неслышно подошел Аристодем Милетский.
– Когда Зевс так вот заявляет о себе, он может возвестить и великую судьбу. Победа в Кипрской войне принесет тебе славу великого полководца.
Деметрий глубоко вдохнул морской воздух.
– Главное, что захват Кипра означает конец морского владычества Птолемея.
