Артур Дойль - Тень Бонапарта
Лай собак становился все громче и яснее. Туссак быстро подошел к двери и распахнул ее.
— Нет-нет, оставь собаку в покое! — вскричал Лесаж, не в силах дольше бороться со страхом.
— Да ты с ума сошел! Наша жизнь зависит от того, успеем ли мы ее убить.
— Но она же на сворке!
— Коль она на сворке, пиши пропало. Но скорее она не привязана. Тогда мы можем спастись!
Лесаж, дрожа всем телом, снова прислонился к столу и не отрывал испуганных глаз от двери. Шарль продолжал покачиваться из стороны в сторону, на губах его застыла какая-то странная полуулыбка. Одну руку он сунул себе за пазуху и — я готов поклясться — сжимает ею оружие! Туссак стоит между ними и раскрытой настежь дверью, и, хотя я боялся и ненавидел его, я не мог оторвать от него глаз: казалось, он стал выше ростом и в его осанке появилось подобие благородства. Меня настолько поглотило происходящее (ведь в конце концов все три заговорщика могли погибнуть), что я совершенно позабыл о бедственном положении, в котором находился сам. Передо мной разыгрывалась страшная, захватывающая драма, и я был единственный зритель, упрятанный в грязный, скверный подвал!
Я ждал и наблюдал, затаив дыхание. По напряженным лицам моих тюремщиков я понял, что они следили за чем-то, чего я видеть еще не мог.
Туссак занес топор и изготовился к удару. Лесаж отошел в самый дальний угол хижины и закрыл рукой глаза. Старик перестал покачиваться и застыл как изваяние. Вот послышался негромкий топот, на пороге мелькнула тень, и в дверях показалась собака…
Туссак молниеносно ударил ее топором; удар был точен, и лезвие вошло в горло животного, но топорище сломалось. Собака, однако же, успела повалить Туссака на пол, и они сцепились в отчаянной смертельной схватке. Косматый великан и собака дико рычали, и голос человека было не отличить от рыка животного. Борьба шла за самое дорогое для каждого существа — за жизнь! И человек одержал верх. Железные пальцы Туссака впились в горло собаки… Я не видел, что было дальше, как вдруг раздался мучительный, страшный хрип. Туссак, пошатываясь, встал, с его рук струилась кровь, а его противник в луже крови остался неподвижно лежать на полу.
— Пора! — крикнул Туссак громовым голосом и выбежал из хижины.
Лесаж — на лице его был ужас, а глаза мокры от слез — вышел из угла, куда он в страхе забился, пока Туссак боролся с собакой.
— Да-да, — воскликнул он, — бежим! После собаки придет полиция. Собака сильно их опередила. Мы еще успеем спастись.
Но Шарль все с тем же бесстрастным лицом, на котором не отразилось никаких чувств — лишь желваки на скулах задвигались еще быстрее, — спокойно встал и, подойдя к двери, запер ее.
— Я думаю, голубчик Люсьен, — невозмутимо сказал он, — тебе лучше оставаться там, где ты есть!
Выражение ужаса на бледном лице Лесажа постепенно сменилось изумлением.
— Но вы не сознаете опасности, Шарль, — сказал он, пытливо вглядываясь в товарища.
— О нет, я прекрасно все сознаю, — ответил тот с неожиданной улыбкой.
— Но ведь полиция с минуты на минуту будет здесь! Собака сорвалась со сворки и убежала вперед. Нет сомнения, они направляются прямо сюда, ведь это единственное жилье в здешних местах!..
— Нет, сказал я, мы не двинемся с места!
— Безумец, вы можете жертвовать своей жизнью, но не моею! Оставайтесь, коли хотите, а я ухожу!
Он бросился было к двери, беспомощно и нелепо размахивая руками, но Шарль вскочил на ноги и встал перед ним с таким повелительным жестом, что молодой человек отпрянул назад, словно его ударили.
— Глупец, — презрительно бросил Шарль, — жалкий, ничтожный глупец!..
Лесаж раскрыл было рот, да так и оцепенел; колени его от страха подогнулись, он сжал в мольбе руки.
В этот миг он являл собой олицетворение ужаса — безысходного, самого отчаянного ужаса, какое мне только доводилось видеть. Лесаж наконец понял, в чьи руки он попал.
— Вы, Шарль, вы! — лепетал он, запинаясь на каждом слове.
— Да, я! — безжалостно усмехнувшись, ответил тот.
— Вы — полицейский шпион! Вы — душа нашего общества?! Вы, принимавший участие в самых секретных заговорах!.. Вы были нашим вождем! О Шарль, у вас нет сердца!.. Я слышу их приближение… Шарль, отпустите меня; я прошу, я умоляю вас, отпустите меня!..
С окаменевшим лицом Шарль медленно покачал головой.
— Но почему же именно я должен стать вашей жертвой? Почему не Туссак?
— Справься собака с ним, я захватил бы вас обоих. Туссак слишком силен, куда уж мне с ним бороться! Поэтому, Люсьен, ты один обречен стать моим трофеем, и тебе с этим придется смириться!
Лесаж провел рукой по лбу, словно желая убедиться, что не спит.
— Агент полиции! — шепотом повторял он. — Шарль, мой учитель, — агент полиции!..
— Я знал, что это вас изумит!
— Но ведь как раз вы придерживались самых крайних взглядов! Ни один из нас не мог равняться с вами. Сколько раз мы собирались, чтобы внимать вашим философским рассуждениям. И Сибилла с вами! Ради Бога, не говорите мне, что и Сибилла тоже была шпионом!.. Но ведь вы шутите, Шарль. Скажите мне, что вы шутите!..
Черты лица Шарля несколько смягчились, и глаза загорелись лукавством.
— Ваше удивление для меня весьма лестно, — молвил он. — Видать, я хорошо сыграл свою роль. Не моя вина, коль эти разини спустили собаку. За мной, во всяком случае, будет честь собственноручной поимки отчаянного и опаснейшего заговорщика.
Он насмешливо улыбнулся своему трусливому пленнику.
— Император умеет не только награждать друзей, — строго добавил он, — но и наказывать врагов.
До сих пор он держал руку за пазухой, но теперь вынул пистолет.
— Не стоит и пытаться бежать, — бросил он в ответ на испуганный взгляд Лесажа, — живой или мертвый, но вы останетесь здесь!
Лесаж закрыл лицо руками и громко, беспомощно зарыдал.
— Каким же вы оказались негодяем, Шарль, — почти простонал он, — ведь вы заставили Туссака убить того человека с улицы Бас-де-Ларампар, вы заставили нас поджечь его дом! А теперь вы сами же и предаете нас…
— Я сделал это, потому что хотел, чтобы честь раскрытия вашего заговора принадлежала единственно мне. Наконец пробил час!
— Хитро придумано, Шарль, но что подумают о вас, когда я обо всем расскажу? Как вы объясните императору свои поступки? В ваших интересах не допустить, чтобы я скомпрометировал вас.
— В самом деле, друг мой, вы совершенно правы, — сказал тот, взводя курок пистолета, — я несколько перешел границы, исполняя данные мне инструкции, и теперь самое время исправить это. Вопрос в том, оставлять вам жизнь или нет, хотя я лично думаю, что вам лучше умереть.
Страшно было смотреть на Туссака, когда тот боролся с собакой, но эта новая сцена заставила меня содрогнуться. Чувство жалости к несчастному Лесажу, созданному, казалось, для того, чтобы стать ученым или поэтом-мечтателем, перемешалось с отвращением. Было ясно, что слабого Лесажа подчинили себе другие, более волевые люди и навязали ему непосильную роль в нынешнее смутное время. Я забыл уже его вероломство по отношению ко мне, хотя оно едва не стоило мне жизни, забыл, как Лесаж настаивал на том, чтобы убить меня.
Видя перед собой неизбежную гибель, он упал на пол и извивался всем телом в припадке ужаса, а его мнимый друг и учитель стоял над ним с пистолетом в руке и насмешливо улыбался. Шарль играл этим беспомощным трусом, как кошка с мышью, но развязка близилась: еще мгновение, и раздастся выстрел…
Невыразимый ужас охватил меня при мысли о столь безобразном убийстве, я выскочил из своего убежища, намереваясь стать второй жертвой отвратительного старика, как вдруг снаружи донесся гул голосов и послышалось звяканье сабель. С громоподобным возгласом «Именем Императора!» дверь хижины одним ударом оказалась сорвана с петель.
Через дверной проем я увидел большую группу всадников: ветер трепал перья на их киверах, развевались мокрые от моросившего дождя плащи. Свет лампы из хижины освещал морды двух лошадей и тяжелые, с красными султанами кивера стоявших подле них гусар. В дверях показался молодой и высокий гусарский полковник. Я невольно залюбовался им: богатство одеяния, величественная осанка; высокие, доходящие до колен сапоги, ярко-голубая с серебром форма удивительно шли его статной фигуре. У него было бледное с резкими чертами, но все же красивое лицо, из-под медной цепи кивера топорщились усы. Скрестив руки на груди, с ярко блестевшей ножнами саблей, он стоял на пороге и холодным, бесстрастным взором оглядывал залитую кровью хижину и ее обитателей.
— Недурно! — сказал он. — Недурно!
— Это Люсьен Лесаж, — сказал Шарль, пряча пистолет в карман своего коричневого сюртука.
