Борис Тумасов - Гурко. Под стягом Российской империи
Ответ, достойный Бисмарка, категоричный и угрожающий. Германия поддержит империю Габсбургов.
В беседе с Горчаковым, на котором присутствовал Жомини, Швейниц доверительно заявил: рейхсканцлер Бисмарк согласится на активную поддержку России при условии, если та даст согласие на обладание Германией французских провинций Эльзаса и Лотарингии. Горчаков не скрывал разочарования:
— Мы ждали от вас иного, а вы привезли нам то, о чем нам давно известно.
И переглянулся с Жомини.
Беседа заводила их в откровенно дипломатические дебри.
— Русские гарантии Эльзаса и Лотарингии, зафиксированные в договоре, могут изменить наши позиции, — сказал немецкий посол.
На что Горчаков ответил:
— Это принесло бы нам мало пользы. В наше время договоры имеют призрачную ценность.
Ни один мускул не дрогнул на лице Жомини, Швейниц ядовито отпарировал:
— Однако, ваша светлость, вы сами выражали сожаление, что мы не связаны с вами никаким договором…
Приблизительно в то же время, как царь Александр Второй ставил вопросы перед Вильгельмом в Вене, на Балльплатцен, министр иностранных дел империи Габсбургов венгерский дворянин Дьюла Андраши через специального уполномоченного барона Мюнха обратился с подобным вопросом к канцлеру Бисмарку. На аудиенции с Бисмарком австрийский уполномоченный высказал тревогу Франца-Иосифа, что русские войска в Болгарии доставят Австро-Венгрии немало хлопот. Канцлер хмыкнул, посоветовал австрийцам в таком случае оккупировать Россию. А если у Габсбургов возникнет желание активно противодействовать России, они могут договориться о совместных действиях с кабинетом лорда Биконсфилда.
Заявляя так, немецкий рейхсканцлер четко определил позицию Германии. Она не допустит разгрома Австро-Венгрии, но вместе с тем не намерена воевать против России за балканские интересы Габсбургов.
Андраши расстроился: на Вильгельмштрассе не помешали России ввести войска в Болгарию. Бисмарк за войну России с Оттоманской Портой.
Неделя, как унялись дожди, и отпаровав, просохшее поле покрылось первой зеленью.
День смотра Дунайской армии удался теплым, солнечным. Милютин находился в свите императора. Лошадь нетерпеливо перебирала копытами, и Дмитрий Алексеевич то и дело осаживал ее.
Множество знатных гостей наехало из Кишинева и ближайших сел. Украинское и молдавское дворянство, румынские бояре явились целыми семьями. Весело и шумно среди гостей.
До ушей военного министра доносились обрывки разговоров:
— Бал у генерал-губернатора?
— Я с вами вполне согласен, засилье господ офицеров…
Седой господин с лицом скопца громко рассмеялся:
— Знаю, отчего ваше недовольство. Ваша Марийка каблуки сбила с удалым поручиком.
Поблизости от Гурко две кокетливые барышни посматривали на него, переговаривались. До Гурко донеслись слова:
— Генерал… Старик.
— Нет… Еще не совсем… Я согласна…
— Ах, нет. Он, поди, и ухаживать не может… — Захихикали.
— Господа, господа! — пытался обратить на себя внимание молодой помещик. — Приглашаю на охоту!
Дама с туго перетянутым торсом томно ворковала с усатым офицером:
— Ах, штабс-капитан, штабс-капитан…
Войска ждали государя… Он прикатил вместе с великим князем. За каретой следовала сотня лейб-гвардии казачьего полка.
Александр ступил на подножку, чуть замешкался. Ему подвели коня. Царь разобрал поводья, приложил руку к папахе:
— Здорово, солдаты!
— Здра… жела… ваше вели… ство..! — раскатилось по строю.
Милютин заметил: император сегодня выглядел лучше, нежели вчера, на военном совете в доме предводителя кишиневского дворянства господина Семиградова.
Подавленность Александра на военном совете сказалась на присутствовавших. Сидели молча, не прерывая доклад начальника штаба генерала Непокойчицкого. Тому помогал его заместитель генерал Левицкий.
Охарактеризовав общую обстановку, Непокойчицкий уведомил, что еще в мае русские моряки сумели поставить в низовьях Дуная минные заграждения, лишив турецкие мониторы и канонерки возможности хождения по реке.
Вокруг длинного стола сидели командиры дивизий и корпусов, слушали, делали для себя пометки. Задумчив генерал-лейтенант Гурко, спокоен генерал Карцев, чей ореол взойдет на Троянском перевале, в заснеженных Балканских горах. Откинулся на спинку стула мастер штыкового боя генерал Драгомиров. И не ведает, что не далека та ночь, когда его дивизия первой переправится через Дунай.
Рядом с генералом Радецким, положив ладони на стол, сидел генерал Столетов, командир болгарского ополчения. Это был высокообразованный генерал, окончивший университет и Военную академию, знаток нескольких языков, прошел путь от солдата до генерала, участвовал в Крымской войне и боевых действиях в Средней Азии.
По правую руку от императора, откинувшись на спинку стула, восседал великий князь Николай Николаевич.
У военного министра было свое нелестное суждение о главнокомандующем. Знал его упрямство, а главное — отсутствие необходимого военного кругозора. Однако возражать царю, пожелавшему видеть великого князя в должности главнокомандующего, Милютин не стал.
Невысоко оценивал Дмитрий Алексеевич и военные дарования начальника штаба Дунайской армии генерала Непокойчицкого, чей боевой талант не поднялся выше участия в подавлении (в молодые годы) Венгерского восстания.
Непокойчицкий сутулился, докладывал монотонно, усыпляюще. Царь не дергал начальника штаба, не прерывал вопросами, время от времени он лишь хныкал недовольно, хмурился. Указка в руке Непокойчицкого скользила по Балканам.
Милютин записал в журнале: «Чем объясняет штаб отклонение от разработанной раннее диспозиции?»
Решил задать вопрос после доклада.
Непокойчицкий замолчал, Александр спросил:
— Нельзя ли уменьшить расходы на провиант? Казна наша — как дырявый мешок, сколько ни наполняй, всегда пусто.
Неожиданно для всех поднялся генерал Гурко. Александр удивленно посмотрел на него:
— Вы, Иосиф Владимирович, имеете, что сказать?
— Ваше величество, разделяя вашу озабоченность о государственной казне, смею заверить, солдаты уже сегодня недополучают продовольствия, коего им положено на средства, отпускаемые казной.
Александр нахмурился. Главнокомандующий попытался что-то сказать, но царь упредил:
— Иосиф Владимирович, я, как и вы, сторонник сытости солдата и, когда говорил об уменьшении расходов на закупку продовольствия, имел в виду, что средства шли по назначению, а не протекали в песок.
Тут подхватился генерал Левицкий:
— Ваше величество, мы вынуждены передать подряды на снабжение армии товариществу Гретера, Горвица и Когана.
— Чем объяснить выбор подрядчика? — насторожился Милютин.
Ожидавший подобного вопроса от царя, Непокойчицкий ответил поспешно:
— Товарищество приняло на себя поставку с оплатой в кредитных рублях.
— Но где достанет золото товарищество? — снова подал голос Милютин.
— Товарищество получает его, используя международные связи, в частности, по нашим сведениям, у Рокфеллера.
Докладывая о состоянии снабжения войск продовольствием и фуражом, Непокойчицкий не до конца раскрывал карты, Гретер и его компания заготавливали их не на правах подряда, а на условиях комиссии, то есть суммой, отпускаемой товариществу командованием Дунайской армии в кредитных билетах по биржевому курсу. Себе товарищество брало десять процентов комиссионных от стоимости продуктов. Отсюда и вытекало, чем дороже обходился солдатский провиант, тем больше получало комиссионных товарищество.
— Учтите, объявлен набор еще семи дивизий, — сказал Александр.
— Мы это предусмотрели, ваше величество. Ко всему, вступив на территорию Болгарии, мы рассчитываем на помощь населения.
— Ваша диспозиция ведения войны сегодня несколько не соответствует плану Генерального штаба, — заметил Милютин. — Не приведет ли это к дроблению ударных сил?
Великий князь повернулся к военному министру, ответил самоуверенно:
— От Черного моря до Систово у турок крепкая оборонительная линия. Все правобережье в войсках. Как известно в Генеральном штабе, в районе рущукских крепостей, по нашим данным, Абдул-Керим-паша держит стопятидесятитысячную армию. В противовес ей создана нами группа войск цесаревича Александра.
Милютин промолчал. Царь спросил:
— Где предполагаете начать переправу?
И снова ответил главнокомандующий:
— Это, ваше величество, до поры мы намерены сохранить в тайне, дабы не стало известно неприятелю. До начальников колонн и дивизии приказ будет доведен накануне переправы.
