Элен Баррингтон - Королева бриллиантов
Ожидавший в приёмной посетитель граф де Ферзей, прислушиваясь к щебетанию, смысл которого он не мог разобрать, вдруг подумал: «Интересно, как эти светские дамы поведут себя в момент страшной опасности?» — «Что за глупая мысль! — упрекнул он себя. — Разве им грозят удары судьбы? Она так к ним всегда была благосклонна. Сам Бог, вероятно, дважды подумает перед тем, как наказать этих принцесс, какими бы ни были их грехи». Он ощутил горечь, вспоминая кое-какие грязные сплетни, дошедшие до его ушей. «Нет, нет, такого просто быть не может!» — успокоил он себя.
Он увидел, как к двери кабинета королевы за спиной её фрейлины направляется какой-то господин. Счастливый!
Граф де Ферзен поднял с удивлением на него глаза. Перед ним стоял всего лишь придворный ювелир, этот еврей Бёмер, и он, конечно, всегда был нужен её величеству. «Интересно, какую новую сверкающую побрякушку он притащил?» — подумал граф. Как бы он хотел оказаться на месте этого золотых дел мастера, чтобы самому предложить золотое украшение самой красивой женщине и понаблюдать за выражением её голубых глаз, которые непременно загорятся живым огнём, когда она будет рассматривать сверкающий камушек, такой же холодный, как и её сердце.
Он увидел, как дверь в кабинет отворилась, и туда нерешительно, с полуулыбкой на лице вошёл Бёмер. Де Ферзену ничего не оставалось, кроме как болтать с дежурным офицером в коридоре. Дверь кабинета закрылась.
В этот важный для себя момент Бёмер был чужд всякой сентиментальности. Он знал, что предлагает её величеству: чудесное ожерелье заполняло, казалось, собой всю вселенную. После привычных почтительных реверансов он видел перед собой только двух молодых женщин, которые непременно, кем бы они ни были по своему положению, не устоят перед приготовленным для них соблазном. Он был рад присутствию принцессы. Всем было известно, какое большое влияние экономка оказывает на свою госпожу, во всём, что касалось вкуса, Мария-Антуанетта всегда руководствовалась мнением приятельницы, и только потом своим собственным. Он чувствовал, как сильно стучит в груди сердце. Но он был уверен в себе и доволен этой встречей.
Бёмер обвёл взглядом кабинет. Какое великолепие, какая роскошь! Какие шкафы, какие двери, покрытые чёрным китайским лаком и позолотой, какое славное бюро за её спиной, украшенное медальонами из севрского фарфора, амурчиками, богинями, нимфами — розовенькими, голубенькими. Тёмно-синий с розовым оттенком толстый ковёр, сотканный на станках Обюссона, позолоченные стулья с сиденьями из белой парчи, на спинках богатая ручная вышивка — отдельные цветы и тяжёлые гирлянды. «Если подсчитать в уме общую стоимость всех собранных в этой комнате сокровищ, включая большие картины фламандских мастеров, то, вероятно, будет выше стоимости ожерелья, — подумал Бёмер. — Но ведь все эти сокровища — собственность французской короны, а то, что он принёс, — собственность только его, Бёмера, и Бассанжа».
Фрейлина в кринолине с высокой причёской встала, словно статуя, за стулом, на котором сидела молодая женщина в белом платье с кружевной косынкой из индийского муслина, наброшенной на плечи и пышную грудь. Это была новая королева Франции. Тереза де Ламбаль сидела рядом на низком сиденье без подлокотников. Она сразу встала, когда он вошёл. Она не могла позволить себе никакой фамильярности со своей госпожой в присутствии незнакомца. Обе грациозно приветствовали Бёмера.
— Я, — начал Бёмер, стараясь не тушеваться, — хочу смиренно поблагодарить вас за оказанную мне милость и предоставленную возможность показать вам одно чудесное произведение искусства, которое вполне достойно вашего высочайшего внимания.
— Что же это на сей раз, месье? Прошу вас больше меня ничем не соблазнять, так как я не забыла, что ещё перед вами в долгу за бриллиантовые серьги. Я намерена больше не быть расточительной, но всё же — что там у вас, покажите!
— Великая королева не должна экономить на расходах, это не понравится её народу. Вашему величеству отлично известно, что народ любит глазеть на великолепие двора, чтобы лишний раз убедиться в том, что деньги в стране должным образом циркулируют.
Она весело засмеялась, словно озорная девчонка.
— Правда ваша, но всё же... Где это? Может, вы оставили свою безделушку в приёмной?
— Ваше величество, — возмутился Бёмер, — кто же оставит бриллианты стоимостью всего Парижа даже в приёмной короля? К тому же никто никогда не выставляет их напоказ. Сегодня я ехал по парижским улицам, леденея от страха.
— Подойди-ка, поближе, Тереза, приготовься к сюрпризу. Могу побиться об заклад, что речь идёт о браслетах с бриллиантами, которые велел изготовить Великий турок для своей главной султанши. Я слышала, что их будут продавать в Париже.
Бёмер с торжественностью архиепископа, служащего большую мессу, просунул руку в глубокий нагрудный карман замшевой куртки и извлёк оттуда узкий футляр, специально изготовленный для его сокровища. Это не был роскошный футляр, полагающийся такому шедевру ювелирного искусства, а, так сказать, футляр «инкогнито», временный, но достаточно элегантный, вполне подходящий для рук королевы. Ради этого предприимчивый ювелир на фиолетовой кожаной крышке даже поместил маленькую золотую корону.
Перед королевой стоял маленький столик, покрытый дорогой эмалью. На нём — миниатюрные статуэтки пастухов и пастушек, резвящихся в садах Трианона. Бёмер, опустившись на одно колено, осторожно положил на столик свой футляр, открыл крышку, после чего поднялся и попятился назад.
Боже! Святые небеса! Из футляра, этой маленькой темницы, вдруг вырвался луч дивного света. Яркие пятна заплясали на потолке. Королева невольно прикрыла ладонью глаза от нестерпимо яркого сияния. Глаза принцессы расширились от изумления. Мария-Антуанетта любовалась восхитительными драгоценными камнями австрийской короны с колыбели и до того счастливого дня, когда драгоценности французской по-новому осветили её несравненную красоту. Да и принцесса де Ламбаль повидала немало драгоценных камней в своём родовом доме. Но тут они обе увидели нечто совершенно другое, о чём прежде не имели представления. Перед ними лежало настоящее чудо. Такое сокровище никто до них не видел, и, возможно, никогда не увидит.
— Ах, месье! — воскликнула наконец заворожённая королева. — Да разве такое возможно? Неужели это не сон? Я, конечно, видела бриллианты покрупнее, но в таком количестве, в таком ансамбле — никогда. Что скажешь, Тереза?
— Потрясающе! — Принцесса не могла оторвать от него восхищенного взгляда.
Теперь они обе то и дело поднимали ожерелье, радовались, как девочки, любовались, не сдерживая слов восхищения. Бёмер стоял поодаль в полном восторге от эффекта, произведённого его изделием. Наконец-то настал счастливейший день в его жизни. Какое облегчение он испытывал! Какой всё же глупец этот Бассанж, который только каркал, каркал, как чёрный ворон, предрекая гибель и банкротство. Интересно будет посмотреть на эту пифию, когда он принесёт ему радостную весть о триумфе.
— Ну-ка надень его, Тереза, хочу посмотреть, как оно выглядит на тебе! — воскликнула королева, сгорая от любопытства.
— Нет, мадам, что вы! Сначала ваше величество! Ну-ка, позвольте!
Через несколько мгновений ловкие, унизанные кольцами с изумрудами пальчики защёлкнули замочек чудесного ожерелья на красивой шейке, которая, казалось, самой природой была создана для такого дивного украшения. Всё его колдовское очарование заключалось в соблюдённом мастером удачном контрасте между простотой формы украшения и их великолепием. Такие бриллианты вместе с белым муслиновым платьем могли стать привлекательным нарядом даже для самых шаловливых и избалованных граций.
Тереза де Ламбаль громко захлопала в ладоши.
— Мадам, — сказала она, — по-моему, вы должны ввести новую моду. Белый бал в Версале, с потоками ярких бриллиантов на груди. Вот, я придумала: назовём его «зимний бал». Всё должно быть белым, белым, как снег. Белые напудренные парики, белые одежды, белые меха, и повсюду блеск бриллиантов, похожих на ледяные кристаллы, и ваше величество — в таком дивном наряде!
Королева подбежала к большому зеркалу в золочёной раме в стиле «Людовика XIV», в котором отражалась вся комната. Она внимательно разглядывала своё отражение — белую стройную фигурку в потоках сверкающего света, льющегося с её плеч на высокую грудь. Довольная, раскрасневшаяся от восторга, она повернулась к подруге.
— Ах, если бы никогда не носить эти противные кринолины, — вздохнула она. — В этом платье я на самом деле похожа на женщину, а в кринолине смахиваю на королеву бубен — аляповатую, которая ничуть не лучше остальных персонажей в колоде. Разве может женщина продемонстрировать свою фигуру в такой юбке? В ней ты похожа на калеку с разбитыми параличом ногами...
