Александр Дюма - Ванинка
– Так точно, ваше превосходительство, именно это я и хотел сказать.
– И ты смеешь утверждать, что он пользуется взаимностью?
– Боюсь, что именно так.
– С чего ты это взял? Отвечай.
– Во-первых, господин Федор не упускает случая поговорить с барышней Ванинкой.
– Они живут под одной крышей. По-твоему, он должен сторониться ее?
– Как бы поздно ни возвращалась домой госпожа Ванинка, он, если не сопровождает вас, обязательно выбегает подать ей руку при выходе из кареты.
– Федор дожидается меня – такая у него служба, – возразил генерал, начиная думать, что подозрения крепостного не имеют серьезных оснований. – Он ожидает меня: я ведь независимо от времени суток могу по возвращении отдать ему то или другое приказание.
– Дня не проходит, чтобы он не заходил к госпоже Ванинке, а ведь благосклонность к молодому человеку не в обычаях дома вашего превосходительства.
– Большей частью он ходит туда по моему распоряжению.
– Днем, – ответил Григорий. – А… ночью?
– Ночью? – вскрикнул генерал, вскочив и так побледнев, что вынужден был облокотиться о стол.
– Да, ночью, ваше превосходительство, – спокойно подтвердил Григорий. – А раз вы говорите, что я рискую головой, я уж пойду до конца. Пусть меня ждет наказание пострашнее, чем то, какому подвергли, но я не дам обманывать такого доброго хозяина.
– Подумай, прежде чем рот разевать, холоп. Я знаю твоих соплеменников; поэтому, если твои обвинения, продиктованные местью, не опираются на ясные, прочные и неоспоримые доказательства, ты будешь наказан, как подлый клеветник.
– Согласен, – ответил Григорий.
– И ты говоришь, что видел, как Федор входил к моей дочери?
– Я не сказал, ваше превосходительство, что видел, как он входил; я видел, как он выходил оттуда.
– Когда же?
– С четверть часа назад, направляясь к вашему превосходительству.
– Лжешь! – замахнулся на него генерал.
– У нас был другой уговор, ваше превосходительство, – ответил крепостной, отступая на шаг. – Я готов понести наказание, лишь если не представлю доказательств.
– И что это за доказательства?
– Я уже сказал.
– И ты думаешь, я поверю тебе на слово?
– Конечно, нет. Но я думаю, своим-то глазам вы поверите.
– Каким образом?
– Когда господин Федор окажется у госпожи Ванинки после полуночи, я приду за вашим превосходительством, и тогда после сами убедитесь, лгу я или нет. Пока же моя услуга вашему превосходительству может обернуться только против меня.
– Что ты хочешь сказать?
– Если я не представлю доказательств, значит, буду считаться подлым клеветником, это ясно. Ну, а если представлю, что я получу взамен?
– Тысячу рублей и вольную.
– По рукам, ваше превосходительство, – спокойно ответил Григорий, укладывая бритву в несессер генерала. – Думаю, недели не пройдет, как вы будете обо мне лучшего мнения, чем сейчас.
И он вышел, внушив своей самоуверенностью генералу, что тому грозит огромное несчастье.
Естественно, что с этой минуты генерал прислушивался к каждому слову, приглядывался к каждому жесту, которыми обменивались Ванинка и Федор. Однако ни со стороны адъютанта, ни со стороны дочери он не замечал ничего, что подтверждало бы его подозрения. Ванинка даже казалась ему еще более холодной и сдержанной, чем обычно.
Так миновала неделя. На девятый день, ночью, в дверь генерала постучали. Это был Григорий.
– Если ваше превосходительство отправится сейчас же к дочери, он застанет там господина Федора.
Генерал побледнел, молча оделся и последовал за слугой до двери в покои Ванинки. Оказавшись там, он жестом отослал доносчика, который, отнюдь не подчинившись этому молчаливому приказу, спрятался в коридоре за углом.
Оставшись один, генерал постучал. Ему никто не ответил. Но это еще ни о чем не свидетельствовало – Ванинка могла спать. Он постучал сызнова и услышал спокойный голос дочери:
– Кто там?
– Это я, – молвил генерал дрожащим от волнения голосом.
– Аннушка, – позвала молодая девушка, обращаясь к молочной сестре, которая спала в соседней комнате. – Открой моему отцу. Простите, батюшка, но Аннушке надо одеться, через секунду она выйдет к вам.
Генерал терпеливо обождал, потому что не услышал волнения в голосе дочери и горячо надеясь, что Григорий ошибся.
Спустя некоторое время дверь отворилась, и генерал, озираясь, вошел в покои дочери. В первой комнате никого, кроме нее, не было. Ванинка лежала в постели, быть может, несколько более бледная, чем обычно, но совершенно спокойная, с безмятежной улыбкой, с какой всегда встречала отца.
– Каким счастливым поводом обязана я вашему столь позднему визиту? – ласково осведомилась девушка.
– Мне нужно переговорить с тобой об очень важном деле, – ответил генерал. – Надеюсь, несмотря на поздний час, ты простишь, что я потревожил твой сон.
– Мой отец знает, что дочь рада видеть его у себя в любое время дня и ночи.
Генерал снова огляделся. Все убеждало его, что никакой мужчина не мог быть спрятан в первой комнате. Однако оставалась вторая.
– Я слушаю вас, – сказала, помолчав, Ванинка.
– Да, но мы не одни, – ответил генерал. – Чужие уши не должны слышать то, что я намерен тебе сказать.
– Но вам же известно, что Аннушка – моя молочная сестра, – возразила Ванинка.
– Это не имеет значения, – продолжал генерал, направляясь со свечой в руке к соседней комнате, которая была еще меньше, чем у Ванинки.
– Аннушка, – распорядился он, – последи в коридоре, чтобы никто нас не подслушивал.
Сказав это, генерал снова подозрительно огляделся. Но, за исключением молодой девушки, в комнате никого не было.
Аннушка повиновалась, генерал вышел вслед за нею и еще раз огляделся вокруг. Затем вернулся в комнату дочери и сел у нее в ногах. По знаку своей госпожи Аннушка оставила ее наедине с отцом.
Генерал протянул руку Ванинке, и та без раздумий вложила в нее свою.
– Дочь моя, мне надо поговорить с тобой об очень важном деле.
– О чем же, отец? – спросила Ванинка.
– Тебе скоро исполнится восемнадцать, – продолжал генерал. – В этом возрасте русские девушки знатного рода выходят замуж.
Генерал остановился, чтобы проверить, какое впечатление произвели его слова на Ванинку. Но ее рука неподвижно лежала в его руке.
– Вот уже год, как я обещал твою руку, – продолжал генерал.
– Могу я знать – кому? – холодно спросила Ванинка.
– Сыну нашего тайного советника, – ответил генерал. – Что ты думаешь о нем?
– Говорят, это достойный и благородный молодой человек, – сказала Ванинка. – Но я могу судить о нем лишь с чужих слов. Не он ли вот уже три месяца состоит при московском гарнизоне?
– Да, – подтвердил генерал. – Но через три месяца он должен возвратиться.
Ванинка продолжала хранить прежнее бесстрастие.
– Тебе нечего мне ответить? – спросил генерал.
– Нет, отец. Я только прошу об одной милости.
– Какой?
– Я не хочу выходить замуж раньше двадцати лет.
– И почему же?
– Я дала обет.
– А если некоторые обстоятельства заставят нарушить обет и возникнет необходимость поспешить с бракосочетанием?
– Какие именно?
– Федор любит тебя, – сказал генерал, не отрывая глаз от дочери.
– Я знаю, – с прежней бесстрастностью ответила молодая девушка, словно речь шла не о ней, а о посторонней.
– Знаешь?
– Да. Он мне признался.
– И когда же?
– Вчера.
– Что ты ему ответила?
– Чтобы он уезжал.
– И он согласился?
– Да, отец.
– Когда же он уедет?
– Он уже уехал.
– Но он только в десять часов ушел от меня, – изумился генерал.
– А от меня в полночь, – ответила Ванинка.
– О Господи, – произнес генерал, впервые вздохнув с облегчением. – Ты достойное дитя своего отца, Ванинка, и я готов предоставить тебе отсрочку, о которой ты просишь, то есть на два года. Не забывай только, что сватом здесь выступает сам государь.
– Моему отцу хорошо известно, что я слишком почтительная дочь, чтобы стать непокорной подданной.
– Хорошо, Ванинка, хорошо, – одобрил генерал. – Значит, бедняга Федор тебе во всем признался?
– Да, – сказала Ванинка.
– А ведомо ли тебе, что он сперва обратился ко мне?
– Ведомо.
– Значит, ты от него узнала, что твоя рука отдана другому?
– От него.
– И он согласился уехать? Какой добрый и благородный юноша! Мое покровительство будет сопровождать его повсюду. Я так любил его, – продолжал генерал, – что, если бы я только не дал слово, а ты согласилась, я, клянусь честью, отдал бы ему твою руку.
– И вы не можете нарушить слово? – спросила Ванинка.
– Это невозможно.
– Тогда пусть свершится то, чему суждено свершиться.
– Иного ответа от своей дочери я и не ожидал, – сказал генерал, целуя ее. – Доброй ночи, Ванинка. Я не спрашиваю, любишь ли ты его. Вы оба исполнили свой долг. Большего мне и желать нечего.
