А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2)
– Ах, ужасть до чего хорош!
Мужчины пожимали плечами:
– Приятность натуры, и больше ничего…
Светлейший с грациозной небрежностью поцеловал руку императрицы.
– Разрешите, ваше величество, представить вам главного адъютанта моего, Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова.
Поручик склонился глубочайше, поцеловал руку.
Екатерина метнула на него быстрый и опытный женский взгляд – поручик был приятен на вид и имел хорошие манеры.
– Вот славно, что ты приехал, Григорий Александрович, у нас как раз одного партнёра не хватает. Граф Михаил Федотович выбыл из баталии…
Светлейший стал извиняться:
– Увольте, ваше величество, весь день нервические головные боли, игрок сегодня из меня плохой. Извольте пожаловать поручика к столу – лучшего партнёра не найти…
Императрица улыбнулась:
– Ну что же, садитесь, поручик. Будем продолжать, господа.
Поручик играл весело. Его быстрые, ловкие руки с розовыми ногтями метали карты так удачно, что все козыри как заколдованные оказывались у императрицы. От него самого исходил запах здоровья, голубые глаза блестели, румянец горел на свежем лице.
Екатерина смотрела на него с явным удовольствием.
Когда камердинер Захар Константинович Зотов подал ей на золотом подносе стакан воды и все встали, она вновь взглянула на поручика весьма благосклонно.
5
ВЕЛИКАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ
Граф Александр Андреевич Безбородко был хитёр, настойчив, умён и очень ленив. Французский посол Сегюр говорил про него: «В теле толстом он скрывает тончайший ум». Теперь Безбородко сидел против императрицы, положив своё огромное брюхо на маленький золочёный столик, и, прищурив небольшие карие глазки, следил за её движениями.
Екатерина разобрала, сложила в три аккуратные пачки бумаги, лежавшие на столе, и задумалась.
– Хотела я вам сказать, Александр Андреевич, что наступают времена затруднительные и для нас, и для Европы, и следовало бы нам начать негоциацию с дворами французским и датским о союзе.
Безбородко пожевал губами.
– Времена, государыня матушка, конечно, сумнительные. Прусский двор вперяет королю шведскому мысли, что, в случае возобновления у нас войны с турками, он легко может забрать назад то, что при Петре Великом Швеция потеряла. В сём помогает прусскому королю Англия. Французский король, имея затруднительные внутренние обстоятельства и противу себя Англию, охотно пойдёт на медиацию,[15] однако едва ли сие много нам даст! Следует учесть, что Англия при этом ещё более противу нас ожесточится. Посему разумным полагаю заключить скорейший союз с Австрией и Польшей противу турок и с Данией противу короля шведского, хотя сия последняя выступит с оружием лишь в крайнем случае. Дабы сей союз заключить быстро и выгодно, не показывая нашей в нём крайней нужды, приняли мы со светлейшим за надобность совершить вашему величеству путешествие по вновь присоединённым землям. Сие путешествие, в сопровождении послов иностранных, показать должно, что Россия столь великие имеет богатства и людские силы, что война с нею, окромя несчастья, ничего дать её врагам не может В сей вояж совместно с вашим величеством следует пригласить также императора австрийского и короля польского, дабы вперить в них дух бодрости и ускорить негоциацию…
Екатерина поискала табакерку, понюхала, чихнула.
– Предотвратит ли сие войну?
Безбородко засопел, сказал задумчиво:
– Едва ли, однако, до начала оной обеспечит нам нужную антанту[16] и второй фронт противу турок…
Екатерина посмотрела не на него, а куда-то вдаль.
– А ведомо ли вам, что денег в казне нет, хлеба мало, крестьяне токмо и ждут удачного случая, чтобы снова восстать, кругом нерадение и мздоимство, войска обучены плохо, рекрутов воруют, они разбегаются…
– Ведомо.
– И вы полагаете, что иностранные резиденты сего не знают?
– Знают…
– Какой же в вашей пропозиции[17] смысл?..
– Смысл, матушка государыня, заключается в том, что бы их в оном переубедить…
Екатерина Алексеевна задумалась, и раскосые синие глаза её загорелись.
– Удастся?
Безбородко немного поёрзал в золочёном креслице. Сидеть было неудобно… Высокий золотой воротник мешал шее, брюхо стягивали ленты, золотой ключ постукивал при каждом движении…
– Я так думаю, щё удастся, коли Григорий Александрович захочет.
Екатерина встала, подошла к секретеру, нажала на пружину, открыла крышку, вынула из ящика карту России.
– По ведомости о числе войск, в империи находящихся, надобно заранее наметить, куда мы главные свои удары направим. Противу турок или шведов? Была ли о сём консилия[18] в Совете?
Безбородко утвердительно кивнул головой:
– Була. Противу турок две армии намечены: Украинская, в ней главный начальник граф Пётр Александрович Румянцев-Задунайский, и Екатеринославская под командою светлейшего князя Потёмкина-Таврического. Противу шведов малой армией командовать будет генерал-поручик Иван Иванович Михельсон.
Екатерина отметила что-то на карте, спросила не отрываясь:
– Что с финцами?
Безбородко вздохнул – докладу не предвиделось конца.
– Делегаты ихние – барон Спренгпортен и Егергорн – клятвенно мною уверены, что буде от шведского короля отложатся и противу него восстанут, то полностью независимость получат с утверждением границ по Нейштадтскому трактату.[19]
Екатерина усмехнулась, понюхала табаку.
– Для сего помимо клятв требуются деньги, оружие, офицеры толковые из гвардейских, кои и раньше по тайным делам в употреблении были… – Она схватила перо, записала что-то себе. – Да надобно плакаты и листы печатные к финцам составить, только поумнее. Барона Спренгпортена и Егергорна вызовите и ко мне доставьте порознь. Всё сие дело должно быть в непроницаемой тайне.
Безбородко развёл руками.
– Дела коллегии иностранной столь сокровенно содержатся, что, окромя вашего величества, меня и секретаря кабинетского, Храповицкого, оных никто знать не может.
Императрица посмотрела на великого канцлера пристально, открыла ящик стола, вынула листок.
– Вы думаете? Полномочный министр наш в Париже Иван Матвеевич Симолин купил ведомость секретную из иностранного французского департамента. По оной ведомости посол французский при нашем дворе граф Сегюр имеет в канцелярии нашей Коллегии иностранных дел подкупленного им человека, коему он заплатил три года назад шестьдесят тысяч ливров да в три последующих по шести тысяч в каждый год. Далее, в отчёте секретаря австрийского посольства при нашем дворе барона Рата значится, что истрачено им за дачу сведений одному из секретарей коллегии вашей пятьсот рублей в прошлом месяце…
Великий канцлер удивился, даже открыл рот.
– Кто же сии люди?
Екатерина почесала нос кончиком пера.
– Первый записан у них под именем Скрыпа, второй под номером двадцать два. Если взять сие число за букву в латинском алфавите, то оно будет обозначать В. Впрочем, я решила открыть тех людей, чего бы мне сие ни стоило. Я же вас, Александр Андреевич, предупредить должна, что нельзя великие государственные дела вести токмо за утренним туалетом или сидя у себя на даче…
Безбородко почувствовал, что в комнате жарко.
Екатерина встала, прошлась по комнате, подошла к окну. Оно выходило на дворцовый плац. Сменялся караул. Доносились слова команды, рассыпалась барабанная дробь, отрывисто проиграла труба. Ранний закат осветил красноватыми лучами волосы императрицы, стянутые в большой пучок, сверкавшие в гребне бриллианты, фигуру, руки, лежавшие на подоконнике.
Вдруг она повернулась к канцлеру, сказала резко:
– Впрочем, это не главная опасность для империи. Известно ли вам что-нибудь, господин канцлер, о масонах?
Безбородко недовольно крякнул, – сегодня решительно был неудачный, беспокойный день. Экая, в самом деле, досада! И чего цепляется она бог весть за что?..
– Ежели вы, ваше величество, о наших масонах спрашиваете, то их у нас имеется четыре вида: аглицкие под правлением секретаря Ивана Перфильевича Елагина – друга короля польского, шведские под правлением князя Александра Борисовича Куракина – канцлера российских орденов, а потом князя Гавриила Петровича Гагарина, рейхельские под правлением барона Рейхеля, а по соединении с Иваном Перфильевичем Елагиным под его правлением и, наконец, московские розенкрейцеровские под наблюдением профессора Шварца.
– Что же у них общего?
Канцлер задумался.
– Общего то, что ставят они целью приближение человека к некоему образу совершенства. Впрочем, вхождение в ложи сии стало модным – любой дворянин либо масон, либо вольтерьянец…
Императрица злобно добавила:
– А любой масон либо жулик, либо дурак. Однако масоны бывают разные. Когда к Ивану Перфильевичу Елагину, можно сказать – первостатейному масону, якобы верующему, что все люди равны и братья, два повара-француза, служащие у него, явились и предъявили форменные масонские грамоты на вступление в его ложу, что они рыцари высоких масонских степеней, то Иван Перфильевич страшно разозлился, затопал ногами и закричал: «Пошли вон, дураки, на кухню, нашли меня равнять с собой». Или когда граф Александр Сергеевич Строганов пригласил Калиостро добывать философический камень, то я над ним посмеялась. Впрочем, Калиостро хотел женою своею светлейшего опутать – так я его выслала, но есть и такие масоны, которые токмо масонством прикрываются, а делают иное дело.
