Эдмон Лепеллетье - Тайна Наполеона
В тоне Наполеона чувствовалась горечь. Казалось, что оскорбленный мужчина желает отомстить прусской королеве, а не завоеватель сообщает о своей победе над врагом.
Наполеон остановился, как бы не находя подходящих слов; это было так необычно, что секретарь с недоумением и тревогой взглянул на него.
«Не заболел ли император? – подумал он. – Может быть, какое-нибудь внезапное страдание охватило этого необыкновенного человека, не знающего ни усталости, ни голода, ни болезней?»
Наполеон как будто понял немой вопрос своего секретаря и быстро продолжал:
– «Император живет в веймарском дворце, в котором находилась несколько дней тому назад королева прусская. Кажется, слухи о ней были верны. Эта женщина обладает прекрасной фигурой, но ее разум настолько скуден, что она не способна предвидеть результаты того, что делает. Теперь ее нужно скорее жалеть, чем обвинять, так как ей, вероятно, приходится испытывать сильнейшие угрызения совести за те страдания, которые она причиняла своему государству. Для всех ясно, что вся вина на ее стороне. Она дурно влияла на своего супруга, которого нельзя не признать в высокой степени порядочным человеком, желавшим мира и блага своему народу».
Наполеон снова остановился.
В комнату тихо вошел человек в разорванном мундире, покрытом грязью и закопченном порохом. Он почтительно ждал, когда император окончит диктовать.
Наполеон пошел навстречу вошедшему и крепко пожал его руку.
– Что скажешь, старина Лефевр? Мы сегодня одержали недурную победу, не правда ли? – проговорил он.
– С вами, ваше величество, и с моими генералами нельзя не одержать победы! – ответил Лефевр.
– Императорская гвардейская пехота, которой ты командовал, была великолепна! – похвалил Наполеон.
– Императорская конная гвардия, которой командовал Бесьер, была тоже очень хороша! – возразил Лефевр, которому незнакомо было чувство зависти.
Он любил всех маршалов, за исключением Бернадотта. Честный, прямой Лефевр чувствовал недоверие к хитрому маршалу и подозревал его в измене.
– Да, вы все были восхитительны, – повторил Наполеон, – скажи сегодня своим гренадерам, что император очень доволен ими.
– Благодарю, благодарю вас, ваше величество! – радостно воскликнул Лефевр. – Солдаты будут счастливы, и они вполне заслужили вашу благодарность. Знаете ли вы, ваше величество, что гвардия совершила переход в четырнадцать миль ни разу не отдыхая, причем ей приходилось еще все время отбиваться от неприятеля. Вы, ваше величество, дали мне когда-то свою саблю; теперь было бы недурно, если бы вы предложили мне другую, – с некоторой фамильярностью прибавил маршал. – Видите, эта совершенно иступилась и больше похожа на штопор.
– Хорошо, хорошо, – прервал его Наполеон, – вместо своей сабли ты получишь шпагу. У тебя уже есть трость, а если еще прибавить шпагу…
– Я не понимаю, ваше величество, что вы хотите сказать, – заметил Лефевр, у которого соображение было мало развито. – Объясните мне, пожалуйста.
– Ведь у тебя уже есть трость – жезл маршала! – пояснил император.
– Да, это правда. А какое значение имеет шпага? – продолжал недоумевать Лефевр.
– Ты поймешь впоследствии. А теперь выскажи мне свое мнение относительно прусской королевы, – попросил император.
– Смею ли я, ваше величество! – начал Лефевр.
– Говори со смелостью солдата, не умеющего приукрашивать истину! – с пафосом произнес Наполеон, любивший иногда цитировать трагических героев. – Я тебя слушаю, Лефевр.
– Хорошо, ваше величество! Я не стал бы воевать с женщинами, и на вашем месте я не трогал бы королевы прусской! – ответил Лефевр.
– Она сама хотела войны, – возразил Наполеон, – по ее милости мои храбрые воины спят вечным сном под холмами Иены.
– Прусский народ тоже желал войны! – заметил Лефевр.
– Королева соблазнила его, обманула, – настойчиво продолжал Наполеон свое обвинение. – Рабочие, крестьяне, ремесленники были очень огорчены этой войной. Горсточка женщин и несколько молодых офицеров произвели всю бурю и нанесли страшный вред своей стране. Нет ни одного благоразумного человека ни в Париже, ни в Берлине, кто не предугадал бы, чем окончится эта битва.
– Да, это верно, – согласился Лефевр. – Пруссаки не могли вообразить, что побьют Наполеона, Нея, Даву и меня с моими гренадерами! – прибавил маршал с такой наивной простотой, которая исключала малейший намек на хвастовство.
– Умные люди, – продолжал Наполеон, весь поглощенный одной мыслью, – обвинят в несчастье Пруссии императора Александра. Со дня его приезда прусская королева совершенно изменилась. Скромная, застенчивая женщина, занятая исключительно своим домом, превратилась в воинственную амазонку, жаждущую битвы и крови. И все это произошло благодаря впечатлению, произведенному на нее прекрасным императором Александром.
– Вы думаете, что королева влюбилась в него? – спросил Лефевр.
– Во всяком случае она хотела понравиться ему и потому старалась подделаться под его вкус, – ответил Наполеон. – Она начала командовать полком и присутствовала на военных советах. Она так ловко провела своего мужа, что тот даже не заметил, что в течение нескольких дней его трон очутился на краю пропасти. О, женщины, женщины, какие вы пагубные советчицы, в особенности для властителей государства! Лучше было бы, если бы вы сидели за своими прялками, предоставив мужчинам управлять скипетром. Подожди, Лефевр, я еще хочу сказать кое-что по поводу этой отважной, дерзкой королевы. – Наполеон снова подошел к своим секретарям и приказал одному из них писать дальше. – Прибавьте к тому, что вы написали, следующее: «Во всех лавках города и даже в избах крестьян можно найти картину, возбуждающую всеобщий смех. – Наполеон остановился, как бы отыскивая наиболее язвительную фразу; на его губах блуждала ироническая улыбка. Затем он продолжал диктовать: – На картине изображена прусская королева, а рядом с ней прекрасный император Александр. По другую сторону королевы находится прусский король, который, подняв вверх руку, клянется над могилой Фридриха Великого, что разобьет французскую армию. Королева, драпируясь в шаль, наподобие леди Гамильтон, которая изображена на английских гравюрах, прижимает руку к сердцу и смотрит на русского царя. Тень Фридриха Великого содрогнулась бы при виде этой картины. Весь ум, весь гений этого короля, все его мысли и желания принадлежали французской нации; он говорил, что если бы он был королем Франции, то ни один пушечный выстрел во всей Европе не раздался бы без его разрешения».
Наполеон улыбался, диктуя последнюю фразу; по-видимому, он был доволен собой и смотрел на Лефевра, как бы ожидая от него одобрения.
Но маршал был погружен в созерцание плана, лежавшего на столе императора. Все поля этого плана были испещрены линиями, черточками, геометрическими фигурами.
– Ты здесь видишь прекрасную работу, – проговорил Наполеон, подходя к Лефевру. – Это – труд весьма достойного инженера, генерала Шасслу.
– Да, да! – безразличным тоном пробормотал маршал и отвернулся от чертежа, который был для него так же мало понятен, как китайская грамота.
– Это план города Данцига, – пояснил Наполеон, – здесь отмечены все возвышенности, расстояния от одного пункта до другого, расположение построек.
– А, это Данциг? Очень хорошо! Я никогда не слыхал о нем! – тем же безразличным тоном заметил Лефевр.
– Ты скоро поближе познакомишься с ним, мой милый Лефевр, – с улыбкой проговорил Наполеон. – Это первейший порт на Висле. Торговля всего севера сосредоточена на этом месте. Данциг – очень богатый город; там находятся неистощимые запасы провианта, который понадобится нам, когда мы двинемся к равнинам Польши. Я думаю пойти навстречу русским.
– Тем лучше! – воскликнул Лефевр. – Мне доставит удовольствие померяться силами с более солидным войском, чем армия прусского короля. Когда же мы выступим навстречу русским?
– Погоди, имей терпение, Лефевр! Россия – огромная империя и очень трудно добраться до нее. Ее охраняют расстояния, морозы и голод. Мои солдаты умрут с голода и застрянут в снегах Польши, не добравшись до центра России, если я не буду уверен, что у нас имеются позади большие запасы провианта. Ввиду этого мне и нужен Данциг.
– Если он нужен вам, то вы получите его! – уверенно заявил Лефевр.
– Надеюсь! – ответил Наполеон. – Но нужно знать, что Данциг представляет собой первоклассную крепость, ее охраняет гарнизон в четырнадцать тысяч пруссаков и четыре тысячи русских. Губернатором Данцига состоит маршал Калькрейт. Это храбрый, энергичный солдат. Он способен скорее сжечь город, чем сдаться осаждающим. Но это еще не все. Взгляни на карту.
Наполеон начал водить кончиком пальца по карте, а Лефевр широко раскрывал глаза, напрягал все свое внимание и все-таки ничего не мог вынести из труда гениального инженера Шасслу.
