Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха
— На сей вопрос в начальной стадии дознания едва ли можно отвечать хотя бы с минимальной достоверностью. Даже сама постановка его неправомерна. Надо думать о другом — о быстроте действий... По-моему, мы топчемся на месте
— Может, вы подскажете, как именно действовать? — съязвил Дараев.— Нет? То-то. Позвольте мне?
— Пожалуйста!
Вадим Акимович поднялся с места.
— Я буду краток. Первое: сторож не видел никого из грабителей, он только слышал скрежет срываемых замков, топот ног, неясные голоса. Лишь к утру ему удалось немного освободить руки и выстрелить. Короче: внешних примет преступников мы не имеем. А местные работники милиции до сих пор не выявили ни возможных очевидцев, ни подозреваемых лиц. О какой же версии можно вести речь? На чем ее строить? На догадках?
— На этот раз вы правы,— зaметил эксперт.
— Темновато уже,— сказал Тигран Вартанович.— Зажгите-ка, братцы, лампу. Вадим, возьмите бумагу и записывайте.
Дараев повиновался.
То, что продиктовал Ивасьян, не выходило за рамки самых общих мер, которые обычно принимаются по розыску преступников, когда нет прямых улик и вещественных доказательств. Касалось это выявления скупщиков краденого, называемых на воровском жаргоне барыгами, возможных каналов сбыта и так далее.
Встав из-за стола, Ивасьян приказал, обращаясь к Дара-еву:
— Вы пока останетесь здесь, Меджид вам поможет Срок — два дня. Мы с экспертом и Губановым возвращаемся в город. Вернемся послезавтра. Желаю успеха!
* * *Переночевав у Тамара Эдиджева, на другой день к вечеру, измотанные и недовольные результатами дня Дараев и Куваев сидели с участковым в одной из комнатушек сельсовета.
За окном медленными хлопьями сыпался снег, выбеливая крыши домов и пристывшую грязь на улицах. Ветра не было, и казалось, что темнеющее небо, земля и весь этот приглушенный сумерками сельский пейзаж прошиты белой мельтешней, как мохнатыми нитками.
Вадим Акимович не шутил и не рисовался, как обычно. Один день уже прошел, а они ни на шаг не продвинулись вперед. Эдиджев посасывал папиросу, а Куваев молча ковырял пальцем порванное сукно на столе, изредка посматривая на Вадима.
— Подытожим,— прервал, наконец, молчание Дараев.— Что нам удалось выяснить? Завмаг Гиссе Хатхе дал весьма пространные показания, но совсем не утешительные. Он никого не подозревает. Ничего не может сказать и о том, кто знал, что в оцинкованном ящичке находятся деньги.. Да, Меджид, что там у тебя с ездовым сельпо? Как его?.. Ахмед.
— Ахмед Бжасов,— подхватил Куваев.— Он действительно очень часто бывает в магазине, доставляет товары. Но за сутки до грабежа Бжасов уехал на похороны умершего родственника в другой аул, где находится и сейчас По этому поводу есть по всей форме рапорт Тамара...
Эдиджев кивнул.
— Словом, алиби надежное,— продолжал Дараев.— Хорошо. Пойдем дальше. С населением и активистами говорили, предъявляли на опознание холщовый мешок, в который бандиты засунули сторожа... взяли отпечатки пальцев у двадцати шести человек — грузчиков, продавцов, счетоводов, словом, у всех мужчин, кто имеет хотя бы отдаленное отношение к магазину, и...
— И — ничего...— вздохнул участковый.— Прямо как сквозь землю провалились.
— Да...— сказал Куваев, заглянув в записную книжку,— у меня есть сведения, что пекарь Алисаг Женетлев накану не грабежа заходил в магазин и крутился возле кассы. Вероятно, он заметил ящичек с деньгами. Потом расспрашивал продавца о ценах на шерсть и шелк. А часом позже его видели в кузне. Он унес оттуда железный прут. Зачем он ему, не сказал.
— Его надо допросить!
— В ваше отсутствие я взял у Женетлева оттиски пальцев...
-Ну?
— Ничего похожего на трехдельтовый узор..
— И все-таки этого мало,— несколько оживился Дараев.— Нужно выяснить, с кем он встречается, и всех прощупать. Справитесь с этим, Гамар?
— Так точно,— с готовностью встал Эдиджев — Могу идти?
— Идите.
В дверях участковый едва не столкнулся с Гаруном Каде, председателем Афипского сельсовета. Фигура эта была, прямо сказать, колоритная. Крупное, кирпичного цвета лицо с живыми темными глазами, в которых светились ум и едва заметная усмешка. «Ну, как, пинкертоны,— словно говорили они,— что-то мало проку от ваших стараний» Гарун Каде носил усы и, как видно, уделял им немало внимания. Черные, без признаков седины (хотя обладателю их было под пятьдесят), они молодцевато закручивались вверх, как у рубаки-кавалериста. Одет он был в добротное темно-синее пальто, на ногах — яловые сапоги, на голове — пепельно-серая каракулевая папаха.
— Ас-салам алейкум! — звучным баритоном приветствовал он всех, изысканно растягивая первый слог.— Чем обрадуете?
— Алейкум ас-салам,— почтительно вставая, ответил Меджид.— Пока ничем, Гарун Башчериевич...
— Здравствуйте,— сказал Дараев.— Мы бы хотели посоветоваться с вами относительно пекаря Женетлева и ездового Бжасова...
Выслушав, председатель подкрутил ус и высказал свое мнение с осторожностью и деловитостью, которые сделали бы честь любому дипломату. По его словам, Женетлев и Бжа-сов злоупотребляли спиртными напитками и вели довольно легкомысленный образ жизни. Могли ли они совершить преступление? Кто знает. При определенных обстоятельствах, возможно, и могли. А возможно, и нет. Кто знает. И потом, лучше сказать меньше, чем больше, особенно, если точно не знаешь.
Потом он поинтересовался, насколько замешан во всей этой истории завмаг. Получив ответ, что к Гиссе Хатхе угрозыск не имеет претензий, Каде ничем не выразил своего удовольствия или неудовольствия.
— Тертый калач ваш председатель,— покачал головой Дараев, когда тот ушел.
— Он не любит болтать без надобности,— с ноткой обиды в голосе отозвался Меджид.
В это время вернулся Эдиджев и сел к огню, потирая руки.
— Холодно, шайтан его возьми.
— Что-нибудь выяснил?
— Так точно. Пекарь ни с кем не знается. Только с Бжасовьш. Пьют они вместе. Третьего дня Женетлев был в колхозной кузне. Выпросил там три формы из листового железа для,выпечки хлеба. Взял с собой зачем-то металлический прут толщиной в палец и длиной около полуметра.
— Где он был в ночь грабежа? — не утерпел Вадим Акимович.
— В пекарне. До утра, говорит, был в пекарне. Когда ушел, я не сумел проверить.
— С похорон Бжасов вернулся?
— Так точно. Дома сидит.
Волнуясь, Гамар говорил с еще большим акцентом. Маленького роста, коренастый, с крупной кудрявой головой и короткими ножками, он с первого взгляда вызывал улыбку. Но, удивительное дело, постепенно люди проникались к нему безграничным доверием. Всегда широко открытые живые и честные глаза его излучали дружелюбие.
— Все больше убеждаюсь в их причастности к ограблению! — сказал Дараев.
— Может быть, и так,— задумчиво проговорил Меджид.
— Что ж, утро вечера мудренее. Завтра прощупаем обоих, а сейчас, Гамар, веди нас к себе спать, с ног все валимся.
... Утром неожиданно ударил морозец. И довольно крепкий. Грязь застыла окончательно, и ходить по улицам стало гораздо легче, но зато ноги в непросохших сапогах отчаянно мерзли. Дараев злился и проклинал все на свете: и мороз, и неизвестных грабителей, и свою профессию. Дело в том, что утро не принесло ничего обнадеживающего. Выяснилось, что Бжасов в ночь грабежа действительно неотлучно находился в доме умершего родственника, а Женетлев с вечера до утра выпекал хлеб.по особому договору с участковой больницей.
— Для какой цели вы сделали лом? — в упор глядя на допрашиваемого, спросил Вадим Акимович.
— Какой еще лом?
— Хватит врать. В кузнице зачем железную полосу взяли?.
Женетлев усмехнулся сухими губами:
— Так я же на кочергу. Кочергу сделал. Она и сейчас в пекарне.
— С какой целью вы вертелись возле кассы в магазине?
— Там у них ящик хороший... Хотел я у заведующего попросить его, да потом раздумал. Решил, что не даст.
— А зачем вам такой ящик?
— Приспособить под форму хотел. Мои формы прогорели почти все...
— Что-то у вас все вдруг поломалось и прогорело: и кочерга, и формы,— с досадой прервал его Дараев.— Ладно, можете идти...
Оборвалась последняя надежда. Ни допрос, ни обыск не дали ничего нового. Ни одного метра ткани из магазина в домах Женетлева и Бжасова обнаружено не было...
И этот день прошел зря
Возвращаясь вечером из сельсовета к гостеприимному дому Тамара Эдиджева на линейке, все хмурились и молчали. Услышав храп лошадей у ворот, навстречу выбежала жена Тамара, черноглазая стройная адыгейка и на родном языке что-то зашептала мужу.
— Скорей пойдем, в дом пойдем! — засуетился участковый, торопя своих спутников.
