Милица Матье - Кари, ученик художника
Корзиночки почти такие же, как та, которую уже выбрал маджай, поэтому он берет ларчик – небольшой, весь сплетенный из бледно-зеленой соломки с широкой пестрой гирляндой из цветов и плодов на крышке.
– Я беру ларчик, он очень хорош, – говорит Монту. Он снимает с руки нитку великолепных красных сердоликовых бус, которая была намотана на запястье вместо браслета, и протягивает ее девочке. – Вот тебе за корзинку и ларчик, согласна?
– Это слишком много, – отказывается Таиси.
– Бери, бери, носи на счастье! – И Монту бросает ей бусы на колени.
Девочка надевает их и радостно улыбается. Подруги с любопытством разглядывают и хвалят обновку.
– Ну, прощайте, мне пора, – говорит Монту. – А врач Бекенмут все-таки будет лечить тебя, Таиси, вот увидишь! – Монту забирает корзиночку и ларчик и, помахав всем рукой, начинает взбираться наверх.
– А теперь идем и мы, Тути, – говорит Кари. – Тебе лучше как можно скорее добраться домой, понял?
– Понял, – отвечает Тути.
Новые друзья прощаются, и мальчики уходят вниз, в долину.
На этот раз дорога кажется Тути менее трудной и утомительной. Он хорошо отдохнул, а уверенность в том, что теперь он не заблудится, придает ему силы. Тути быстро идет следом за Кари по тропинке и легко перебирается через камни. Страшная Вершина Запада осталась далеко за поселком, и мальчики разговаривают и смеются, не боясь разгневать Мерит-сегер, «любящую молчание», грозную богиню кобру.
Солнце уже давно не в зените, и хотя все еще жарко и душно, но тени, отбрасываемые скалами, становятся все длиннее, и мальчикам все чаще удается ускользать от знойных лучей.
Кругом такое же безмолвие, такие же голые скалы.
Но вот тропинка выводит мальчиков на перекресток. Здесь сходятся еще три тропинки, а дальше вниз начинается уже довольно широкая дорога. Тути останавливается.
– Постой, Кари, – просит он, – скажи, куда ведут все эти пути?
– Вот эта дорога ведет к Святилищу, мы по ней и пойдем, – показывает Кари, – а эта тропинка – в Долину гробниц цариц и царских детей… – Кари зажимает рот рукой, но уже поздно: он проговорился!
– Ага, значит, ты все-таки все знаешь! – Тути весело хлопает в ладоши. – Ну, уж говори дальше, раз начал! Ну хочешь, я поклянусь тебе, что никому не скажу?
Кари искоса взглядывает на Тути и молчит, потом машет рукой и говорит:
– Ладно, чего уж там… И так не будешь болтать, сам понимаешь, чем может кончиться! Так вот, если идти в ту сторону, то действительно придешь в долину, где находятся гробницы жен фараонов, их сыновей и дочерей. А вот та тропинка идет по направлению к гробницам самих фараонов – только не прямо, и вообще это очень далеко. Смотри же помни, ради всех богов, – обо всем, что я сказал, – никому ни слова! А теперь идем.
Дорога постепенно становится все шире и удобнее. Видно, что здесь много ходят. Вниз, вниз, еще два поворота, потом Кари останавливается и, протягивая вперед руку, говорит:
– Ну, вот и пришли. Отсюда дальше ты уж иди один, а я пойду обратно!
Тути подбегает к нему. Действительно, пришли! Хотя справа и слева еще высятся горы, но впереди их уже нет; дорога спускается среди небольших скал, а потом идет уже просто по каменистой равнине. А дальше внизу, направо и налево, точно звенья длинной цепи, стоят каменные здания – то гигантские святилища, то маленькие молельни. Это поминальные храмы фараонов, построенные здесь в течение пяти столетий. Их фасады обращены на восток, туда, где расстилаются поля, где видны пересекающие эти поля оросительные каналы, пальмовые рощи, хижины. А еще дальше катит свои бесконечные волны великий Хапи[8] – широкая река, на противоположном берегу которой виден огромный город.
Все залито розовеющим светом вечернего солнца, спускающегося за те горы, откуда вышли мальчики. То оранжевыми, то красными начинают казаться колонны храмов на восточном берегу, и золотые верхушки их обелисков точно горят пламенем. Ответным пламенем сверкают обелиски храмов западного берега. Постепенно краснеют обычно желтые воды Нила, появляются огненные блики на каналах, на прудах около храмов.
Проносится легкий ветерок. Снизу слышен лай собак, мычанье коров. Вот по дороге вдоль храма промчались две колесницы, клубится поднятая ими пыль.
– Ну, как, доберешься? – спрашивает Кари.
– Ну конечно, – весело отвечает Тути, – ведь теперь уже совсем близко, смотри! – И он показывает на большую группу зданий, расположенных немного правее того места, где стоят мальчики. – Это и есть Святилище – дом Рамсеса Мериамона.
Весь большой участок, на котором размещены здания, окружен двойными массивными стенами с широкими зубцами наверху. В стенах есть двое ворот – на западной и восточной сторонах. По бокам каждых ворот, точно в крепости, стоят высокие зубчатые башни. Внутри стен – множество разных построек.
– Где ты там живешь? – спрашивает Кари. – И кто еще там живет?
– Сейчас расскажу. Видишь, посередине большой-большой храм? – показывает Тути. – Это поминальный храм фараона Рамсеса Мериамона. Я там никогда внутри не был. А вон справа – сад храма, большой пруд, дворец, вон там и там – кладовые. Ох, сколько в них всего – и зерна, и вина, и тканей, и золота! Всего, всего! Сюда все время привозят всякое добро. Я это постоянно вижу. А вон, налево, вдоль стены, – много-много домиков, видишь? Это жилища всех, кто работает в храмовых мастерских, в самом храме, в его хозяйстве. Тут живут ремесленники, садовники, стража, пастухи, пчеловоды… Здесь-то мы и живем. А дальше, ближе к Восточным воротам, – там дома большие и красивые. Там живут жрецы и всякое начальство – писец войск Кашути, начальник Западной части Города Пауро, потом писец сокровищницы, главный садовник, начальник привратников… всех не пересчитать! Теперь найдешь меня?
– Найду, конечно, – отвечает Кари.
– Знаешь, что? Приходи к нам на Праздник Долины! – неожиданно предлагает Тути. – В этот день с того берега привезут статуи богов! Отсюда навстречу поплывет много лодок. Я попрошу отца взять и тебя в нашу лодку, хочешь?
– Еще бы! Спасибо, Тути! Если меня отпустит мой отец, я непременно приду! – обрадованно отвечает Кари.
Тути благодарит своего нового друга, и мальчики расстаются. Кари быстро убегает вверх по дороге, изредка он оглядывается и машет рукой смотрящему ему вслед товарищу. Вот он скрывается за поворотом… Все! Надо идти домой.
«Интересно, ищут меня?» – с тревогой думает Тути.
Эта мысль впервые сегодня приходит ему в голову. Правда, вечер еще не кончился… Ну что же, он скажет, что бродил в горах, немного заблудился, ничего особенного! И мальчик бодро шагает к Святилищу.
Пройдя между гигантскими башнями Западных ворот, он бежит вдоль огромных длинных зданий кирпичных кладовых, перед которыми стоят стражники, потом проходит по узким улочкам между двумя рядами домов. Вот и его дом. Мальчик останавливается, переводит дух и осторожно заглядывает во двор. Что это? Никого нет? Куда же все ушли? Он вбегает в дом и в дверях почти сталкивается с выходящей ему навстречу старушкой; Тути едва успевает ухватиться руками за створку двери, иначе он налетел бы на старушку, и они оба, наверное, упали бы на пол.
– Ох, прости, бабушка, – извиняется Тути, переводя дыхание.
Бабушка испугана и рассержена.
– Вот, всегда ты несешься, как дикий осел! Что это такое? Чуть с ног не сбил!
Тути еще раз извиняется и хочет пройти в дом, но бабушка успевает цепко схватить его за руку:
– Постой, постой! Где ты был целый день, а? Отец искал, искал, а тебя все нет?!
– А где отец, бабушка? – Тути пробует вопросом заменить ответ, и это ему вполне удается.
– Отец в садах, – отвечает бабушка, – сегодня много работы, главный садовник осматривал сады и вызвал всех. Кроме того, привезли новых пленных, надо было их посмотреть, узнать, что они умеют делать, и поставить их на работы.
– А где мама?
– Она пошла помочь по хозяйству твоей тете, та заболела, так надо за всем домом присмотреть.
– А где Таха?
– Печет лепешки.
– Я пойду к ней, бабушка, я есть хочу! – Тути делает робкую попытку освободить руку; прямо сопротивляться бабушке нечего и думать, она старше всех в доме и, как обычно в Египте, пользуется всеобщим уважением. Ее слушаются все, начиная с отца и матери.
– А умыться? – строго спрашивает бабушка. – Ты же весь в пыли. Смотри, какой грязный! Сейчас же ступай мыться и надень чистую одежду. Совсем разбаловался! Хоть бы отец пристроил тебя к делу, а так и до беды добегаешься, чует мое сердце.
Бабушка отпускает Тути, и он покорно идет мыться, переодеваться и есть. Когда он выходит снова, уже совсем темно.
В доме зажигают светильники, и их неровный свет падает колеблющимися лучами через высоко расположенные окна комнат на отдельные участки двора. Тути садится на сложенную из кирпичей завалинку у ворот. Наконец-то он дома, чистый, сытый! Ноги все еще гудят, в голове мелькают скалы, тропинки, поселок, новые знакомые…
