Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война
— Зато второй раз наломали дров. Это же надо додуматься — взять группу прямо на границе! После такого последнему дураку в японской контрразведке стало понятно, где искать агента. О чем только думали в Москве?
Несмотря на смуглую кожу, румянец проступил на щеках Дервиша. Поиграв желваками на скулах, он обронил:
— Значит, по-другому было нельзя.
— Но почему? Что мешало провести операцию прикрытия? Мы тут из кожи лезли, а нас даже не предупредили, — горячился Павел.
— Видишь ли, — смягчил тон Дервиш, — это железное правило нашей профессии: каждый участник операции должен знать только то, что необходимо. По плану их предполагалось взять на подходах к Москве, но в последний момент все переиграли.
— Понятно. Решили перестраховаться, а о нас, о Леоне, Есауле не подумали? — обида прозвучала в голосе Павла.
Лицо резидента затвердело, и он сурово отрезал:
— Думали. Но ты не хуже меня знал, что в группу отбирали не просто головорезов, а убийц-смертников! А с чем они шли? Оружие разрабатывали лучшие спецы Японии. Противотанковая пушка по сравнению с их ружьем — детская игрушка! Снаряд запросто пробивал сорокамиллиметровую броню. Вот и представь, что с таким арсеналом они бы натворили в Москве.
— Представляю, — согласиться Павел, но не удержался от упрека. — И все-таки обидно, могли бы сказать. Хотя нет, не могли.
— Могли, не могли — сейчас это не имеет значения! — положил конец неприятному разговору Дервиш и заявил: — Центр располагает достоверной информацией, что японцы не угомонились и продолжают вести активную подготовку новой группы. К сожалению, сроки проведения акции и маршрут выдвижения неизвестны. Главную роль они снова отводят Люшкову.
— Вот же, мерзавец, все неймется ему! — с ожесточением произнес Павел.
— Что мерзавец, то мерзавец. Но в уме ему не откажешь. Нанесет удар оттуда, откуда и не ждешь. Потому японцы и трясутся над ним, как Кощей над яйцом.
— Думаю, ничего у них не выйдет.
— Это почему же?
— Да вспомнил старую прибаутку, как раз к нашему злодею относится, — и улыбка тронула губы Павла.
— Ну-ка, ну-ка, — оживился Дервиш.
— А знаете, почему у Кощея нет детей?
— Ну, наверно, с Бабой-ягой их поздно заводить.
— Нет, просто его яйцо залежалось и протухло, — оба дружно рассмеялись, и Павел закончил мысль: — Так и с Люшковым получится, если его через Леона скомпрометировать, как залежалый товар. Глядишь, японцы сами мерзавца ликвидируют.
— А что, дельное предложение, — согласился Дервиш. — Доложу в Центр. Надеюсь, поддержат, но сначала надо отыскать негодяя.
— Вот только где? — задался вопросом Павел.
— А если подловить на слабостях: женщины, кабаки. Помнится, он не пропускал вечера в «Новом свете» и «Погребке Рагозинского».
— Отгулялся! После последнего покушения носа не кажет.
— Жаль, — лицо резидента помрачнело, а затем просветлело. — Есть ниточка. Была у него одна болячка, замордовал ею ребят из разведотдела. Они таскали ему разные китайские штучки и водили к одному знахарю.
— Вы хотите сказать, что надо искать знахаря? — сообразил Павел.
— Именно, Паша! Вот тебе и ниточка.
— Не совсем. Мы работаем с сырьем, а препараты готовят в аптеках.
— Все равно — зацепка.
— Аптек в Харбине море, еще бы знать какой препарат он использовал.
— С этим проблем не будет. В нашей конторе ничего не пропадает. Запрошу Центр.
— Это меняет дело, — оживился Павел и, разлив водку по рюмкам, тихо произнес: — За победу под Москвой!
Заканчивался их обед под пьяный рев луженых глоток. Немцы не остановились на пиве, перешли к водке и пошли в разнос. Зал загудел от топота ног, и хилая, вихляющая из стороны в сторону, шеренга из ошалевших китайцев-официантов безуспешно пыталась овладеть искусством прусской шагистики.
— Пора уходить, а то скоро и до нас доберутся, — завершил встречу Дервиш.
— Скорее, мы до Берлина! — с ожесточением ответил Павел, но согласился и подозвал официанта.
Тот подлетел к столику и алчными глазенками зашарил по портмоне. Чтобы усыпить его подозрения, Павел щедро расплатился. Они вышли из ресторана и поднялись на Китайскую. Там их пути разошлись. Резидент отправился в район Мадягоу. Павел нанял извозчика и поехал в контору.
Ездовой, бывший хорунжий, с уныло обвисшими усами неспешно погонял старую заезженную клячу. Она тащилась по улицам слабой трусцой, надолго останавливалась на перекрестках и меланхолично посматривала на сверкающих никелем четырехколесных конкурентов. Те, презрительно выпустив ей под нос клубы сизого дыма, с места срывались в лихой галоп. На узких улочках китайского квартала горластые, нахальные рикши норовили ткнуть кляче в бок и оттеснить ее к обочине. Она и хозяин одинаково безучастно относились ко всему происходящему.
Павел начал терять терпение, когда, наконец, впереди показалось здание конторы. Стоянка перед ней была забита тележками и крестьянскими арбами. У стены на лавках и на земле, сбившись в кучки, сидели артельщики-заготовители. Длинная очередь выстроилась к двери в главный зал. Там царила особенная атмосфера. За тремя длинными столами происходили прием и сортировка корней женьшеня.
Бригадир артельщиков, пожилой коренастый китаец, бережно, словно драгоценную чашу, брал из лотка очередной экземпляр и поднимал вверх так, чтобы все оценили достоинства корня. Кончиками пальцев нежно поглаживая отростки и прицокивая языком, он нахваливал его. Два верхних отростка сравнивал с руками пловца. Легким касанием указательного пальца подчеркивал благородство и красоту их линий. В мощной, разветвленной нижней части находил сходство с ногами портового грузчика. Верхняя часть с ниспадающими изящными мочками была не чем иным, как головой и благообразными сединами самого господина Вана. Суровый цензор, оценщик Чжан, согласно кивал головой — это был действительно самый ценный из всех разновидностей женьшеня — судзухинский, доставленный контрабандистами из России, из Судзухинского заповедника. Такой экземпляр под радостные восклицания артельщиков ложился на первый стол.
Это был своеобразный спектакль, в котором каждому отводилась своя роль. В какой-то момент Чжан, придирчиво изучавший каждый экземпляр, нашел изъян. Недовольная гримаса появилась на его лице, и артельщики замерли. Окончательное решение оставалось за главным специалистом — невозмутимым Ху. Корень переходил к нему. Он легким касанием пальцев обнаруживал невидимые царапины на корне, острым глазом находил микроскопические узлы на мочках. Такой экземпляр безжалостно отправлялся на второй стол, и в зале звучал вздох разочарования. Гробовое молчание сопровождало экземпляр, отправлявшийся на третий стол — к «спящим корням».
Сцена приема повторялась до тех пор, пока на смену королю лекарственных растений — женьшеню, не пришли сишень — копытень, фанфын — лазурник и увэйцзы — лимонник.
Все это было хорошо знакомо Павлу. Не задерживаясь, он протиснулся сквозь толпу, зашел в конторку и там, к своему изумлению, увидел Виктора. Судя по его виду, в хулианской заготовительной артели произошло что-то чрезвычайное. Забыв поздороваться, Виктор потухшим голосом произнес:
— Паша, японцы арестовали Серегу и Лю.
— Как? — опешил Ольшевский.
Это был еще один тяжелый и неожиданный удар по цепочке связников.
Глава 3
Бронированная машина наркома внутренних дел СССР, покачиваясь на неровностях брусчатки, свернула с площади на улицу Куйбышева. Отсюда до Кремля было рукой подать, и тут водитель резко затормозил. Берию бросило вперед. Дорогу перегородили пожарные машины. Дежурные расчеты быстро и слаженно ликвидировали последствия недавней бомбежки фашисткой авиации. Одна из бомб пробила крышу дома и разорвалась на верхних этажах. Косматые языки пламени вырывались из разбитых окон.
«Хваленые сталинские „соколы“! Мать вашу так! Фашисты бомбят Кремль! — с ожесточением подумал Берия и вспомнил недобрым словом летчиков. — Этого выскочку Рычагова и вчерашних капитанов с генеральскими лампасами надо было ставить к стенке в тот же день, когда немецкий Ю-52 пролетел от Кёнигсберга до Москвы и средь бела дня сел на Ходынке».
Берию передернуло при воспоминании о том ЧП. 15 мая 1941 года он едва не попал под горячую руку взбесившегося Хозяина. В тот день Сталин, Ворошилов, Буденный и он после жаркого спора за обедом на Ближней даче о том, кто сильнее — «Динамо» или ЦДКА, прямо из-за стола отправились на футбольный матч.
Стадион в Петровском парке гудел, как пчелиный улей, в предвкушении захватывающей игры непримиримых соперников. Любимцы Берии — динамовцы с первых минут захватили инициативу и обрушили шквал атак на армейцев. Острые моменты у их ворот возникали один за другим. Гол назревал. Буденный с Ворошиловым негодовали.
