Феликс Дан - Борьба за Рим
— Да, для тебя, конечно, все равно, римлянин. Что тебе до наших войск! Но Нарзес не так относится к ним. На него страшно подействовала эта ужасная неожиданность. Он упал припадок и потерял сознание, протянув мне жезл главнокомандующего. А я, конечно, принял условие.
— Это условие не обязательно для меня! — вскричал префект. — Я тотчас начну битву снова.
— Нет, ты не сможешь сделать этого. Тейя оставил большую часть пленных и всех предводителей у себя заложниками, и если ты выпустишь хотя бы одну стрелу, он убьет их. А за это Нарзес не поблагодарит тебя.
Между тем Тейя и Гильдебранд, окончив битву, поспешили к тому месту, где лежал труп Тотилы. С рыданием бросился навстречу им Адальгот и, взяв за руки, повел к гробнице. Здесь на своем щите лежал молодой король. Торжественное величие смерти придало благородным чертам его строгость, которая делала это лицо еще прекраснее, чем сияние жизнерадостности, бывшее при жизни. Слева рядом с ним лежал труп Юлия, а между двумя друзьями, на белом, залитом кровью плаще Тотилы, лежал третий труп — прекрасной римлянки Валерии. Когда ей сообщили, что в монастырь несут ее жениха, она без слез, без вздоха, бросилась к широкому щиту, на котором Адальгот и Алигерн торжественно вносили покойника в ворота, помогла уложить его в саркофаг и затем спокойно, не торопясь, вынула из-за пояса кинжал и со словами: «Вот, строгий Бог христиан, возьми и мою душу!» — вонзила острое орудие себе в сердце.
У ног ее плакала Гото. Кассиодор с маленьким крестом из кедрового дерева переходил, шепча молитвы, от одного труда к другому, и обильные слезы текли по лицу его.
Вскоре часовня наполнилась воинами. Молча подошел Тейя к трупу Тотилы, положил правую руку на глубокую рану в его груди и, нагнувшись, прошептал «Я окончу твое дело».
Затем он отошел к высокому дереву, которое росло на вершине холма у могилы, и обратился к толпе воинов, молча стоявших вокруг:
— Готы! Битва проиграна, и государство пало также. Кто из вас хочет перейти к Нарзесу и подчиниться ему, — пусть идет. Я не удерживаю никого. Сам же я хочу сражаться до конца. Не для того, чтобы победить, — это невозможно, — а чтобы умереть смертью героя. Кто хочет разделить мою участь, — оставайтесь. Вы все хотите? Хорошо.
Тут поднялся старик Гильдебранд.
— Король умер. Но готы не могут, даже когда идут на верную смерть, сражаться без короля. Аталарих, Витихис, Тотила… Только один есть среди нас, который может быть четвертым после этих трех благородных героев, — это ты Тейя, наш последний, наш самый великий герой!
— Да, — ответил Тейя, — я буду вашим королем. Не на спокойную жизнь, а на геройскую смерть поведу я вас. Тише! не приветствуйте меня ни радостными криками, ни звоном оружия. Кто хочет иметь меня своим королем, сделайте то же, что я.
И он сорвал с дерева, под которым стоял, маленькую веточку и воткнул ее себе в шлем. Все молча последовали его примеру.
— О король Тейя? — прошептал Адальгот, стоявший подле него. — Ведь это ветки кипариса. Так увенчивают обреченных в жертву!
— Да, мой Адальгот, ты говоришь, как предсказатель: обреченных на смерть!..
КНИГА VII. Тейя
Глава I
История готов быстро подвигается теперь к концу, точно камень, катящийся с крутой горы. Под Капрой и Тагиной погиб цвет их пехоты: из двадцати пяти тысяч, которые привел туда Тотила, не осталось ни одной. На флангах тоже погибло много готов, так что осталось всего не более двадцати тысяч человек, с которыми Тейя поспешно двинулся на юг по фламиниевой дороге. По пятам за ними гнались Цетег и лангобарды, а за ними Нарзес, окруживший готов с запада, юга и севера.
Движение готов сильно замедлялось огромным количеством неспособных к войне — женщин, детей, стариков, больных, которые, в ужасе от жестокостей Нарзеса, бежали изо всей Италии в лагерь короля. Чтобы не допустить неприятеля нагнать себя, готам приходилось почти каждую ночь жертвовать небольшим отрядом. Выбиралось место, где бы небольшой отряд мог надолго задержать огромное войско неприятеля, и человек пятьсот оставались там и вступали в ожесточенную борьбу с врагами. Победить они, конечно, не надеялись, но своим храбрым сопротивлением задерживали врага на несколько часов и этим давали возможность своим уйти дальше. Около Фоссатума Тейя узнал от бежавших готов, что Рим потерян для них, что римляне в условленную ночь умертвили всех бывших там готов с их женами и детьми. После этого идти к Риму было бесполезно. Надо было изменить направление пути. Тейя оставил под Фоссатумом тысячу готов под начальством графа Маркья, чтобы задержать Цетега и Альбоина, а сам повернул к Неаполю. К полудню подошли сюда войска Цетега и Альбоина, и началась битва. Она продолжалась до самой ночи. Когда рассвело, в лагере сотов была гробовая тишина. С величайшей осторожностью приблизились преследователи к окопам готов: все также тихо. Наконец Цетег, а за ним его Сифакс, взобрались на шанцы.
— Идите смело! — обернувшись крикнул Цетег своим исаврийцам. — Опасности нет, вот все они лежат мертвые, — вся тысяча. Вот и граф Маркья, я знаю его.
Очистив дорогу, Цетег снова пустился в погоню за Тейей по фламиниевой дороге. Но местные крестьяне сообщили ему, что готы не проходили здесь, — всякий след их исчез. Цетег созвал совет и решил разделить свое войско, чтобы искать исчезнувших готов: одна часть под начальством Иоганна должна идти направо, Альбоин же — налево. Сам префект решил идти к Риму и, овладев городом при помощи своих верных исаврийцев, не пускать в него Нарзеса.
Пока префект обсуждал подробности этого плана, в палатку его вошел Нарзес, опираясь на руку Василиска.
— Ты позволил тысяче готов задержать себя здесь до тех пор, пока остальные успели скрыться, — с гневом начал главнокомандующий. — И к чему ты отправляешь Иоганна на юг? Тейя не пойдет туда, он наверно уже знает, что Рим для него потерян.
Глаза Цетега засияли.
— Да, — продолжал Нарзес. — Я послал в Рим нескольких умных людей, и они возбудили тамошнее население против готов. В заранее условленную ночь римляне умертвили всех живших среди них готов, с женщинами, детьми и стариками. Не более пятисот человек успели запереться в башне Адриана. Новый римский папа Пелагий прислал ко мне своих послов. Я заключил с ним договор, которым, надеюсь, ты будешь доволен. Видишь ли, добрые граждане Рима ничего не боятся так сильно, как третьей осады, и просят, чтобы мы не предпринимали ничего, что могло бы повести к новой борьбе из-за Рима. Готов в башне Адриана, — пишут они, — голод заставит сдаться. А после этого они поклялись открыть ворота своего города только своему естественному начальнику и защитнику, префекту Рима. Вот договор, читай сам!
С глубокой радостью прочел Цетег этот договор. Итак, они его не забыли, его римляне! К нему, а к ненавистным византийцам обратились они теперь, когда наступает решительная минута! Его зовут назад в Капитолий!
— Ну, что? — спросил Нарзес. — Доволен?
— Да, я доволен, — ответил Цетег, возвращая прочитанный документ.
— Я обещал не делать ми малейшей попытки овладеть городом силой, — сказал Нарзес. — Надо прежде отправить короля Тейю вслед за королем Тотилой.
Тейя между тем прекрасно воспользовался задержкой врага у Фоссатума. Оставив фламиниеву дорогу, он бросился на восток, к берегу моря, прошел Самниум и отсюда уже свернул на юго-запад, к Неаполю. Дорогой он узнал, что византийцы из Капуи угрожают Кумам.
— Ну, нет, — вскричал Тейя, — мы должны поспеть в этот город раньше их. Там у меня есть важное дело.
Оставив для защиты женщин и детей небольшой отряд, сам он бросился к Капуе и неожиданным нападением совершенно уничтожил значительное византийское войско. Эта удача была последней улыбкой готам бога побед. На следующий день Тейя вступил в Кумы.
Посреди этого города возвышалась высокая, крепкая башня, окруженная толстыми, высокими стенами. В этой башне содержались римские заложники, которых Тотила взял с собою, когда в последний раз уходил из города. Их было около трехсот человек, самых знатных граждан Рима, — сенаторов, патрициев. Они были приведены в эту башню ночью, в глубокой тайне, и, как ни старались римляне узнать, где они находятся, им это не удалось.
Теперь Тейя вошел в эту башню с несколькими готами, успевшими спастись во время последнего избиения их в Риме. По его повелению, готы рассказали заложникам, как римляне, возбужденные подосланными Нарзесом людьми, в одну ночь умертвили всех готов в городе, даже женщин и детей. Так ужасен был взгляд Тейи во время этого рассказа, что заложники поняли, что участь их решена. И действительно, через час головы их были выставлены на стенах города.
— Но не только за этим торопился я сюда, — сказал Тейя Адальготу. — Есть еще один священный долг, который мы должны исполнить здесь.
