Мария Фагиаш - Танец убийц
После взрыва королевская чета наверняка сообразит, что враг ворвался в дом, поэтому Михаил решил оставаться с заговорщиками и следить за происходящим. Он последовал за ними через зияющую дыру между вестибюлем и холлом и с ужасом увидел страшные последствия взрыва. Повсюду горела камчатая ткань обивки стен, здесь и там вспыхивало и тут же затухало пламя. Огромное чучело медведя, охотничий трофей Милана, стояло неповрежденным. Могучий зверь, освещаемый отблесками пламени — рядом горела дверь, — угрожающе возвышался в темноте, как будто собирался напасть на ворвавшихся.
Первые из них столкнулись в темноте с человекоподобной, но не вполне человеческой фигурой, которая походила на те, которые турки обычно ставят у могил погибших мусульман. В длинной ночной рубашке Мика Наумович, с виду совершенно пьяный, остекленелым взглядом уставился на мятежников. Апис схватил его за ворот.
— Так вот ты где запрятался, подлец! — заорал он.
Наумович смотрел непонимающе. Медленно стал до него доходить смысл происходящего, и, когда он этот смысл для себя уяснил, рот Наумовича скривился в торжествующую улыбку.
— Ну что, вроде бы не все гладко идет, а? — язвительным тоном спросил он. — Ты думал, я открою тебе дверь да? Ты устроишь свой путч, и пожалуйте — ты герой, так что ли? И впредь, сколько тебе влезет, сможешь иметь жен своих товарищей, как сейчас имеешь мою жену? Ничего из этого не выйдет! Ваша песенка спета, все будете болтаться на виселице.
Не сказав ни слова, Апис поднял револьвер и выстрелил Наумовичу в голову. Торжествующая улыбка на лице Мики приняла как бы задумчивое выражение, словно он ждал реакции Аписа на удачную шутку. Он продолжал стоять, половина рта все еще кривилась в безмолвной улыбке, когда правая сторона лица, словно маска, стала отделяться от костей. Как подкошенный он рухнул вперед, на Аписа, который, сквернословя, оттолкнул тело и с отвращением стал стряхивать с формы кровь, обрывки кожи и осколки костей. Апис несколько раз сглотнул, борясь с рвотой. Но тут его внимание привлекла фигура, появившаяся в темноте из комнаты флигель-адъютантов; он узнал капитана Йована Мильковича, зятя премьер-министра. С револьвером в руке капитан стоял на пороге, в отблесках огня его светлые волосы отливали золотом.
— Йован! — закричал Апис. — Положи револьвер. Не стреляй! Ради бога, будь благоразумным! — Он почти умолял.
Милькович помедлил, затем опустил руку с револьвером и уставился своими голубыми глазами на освещаемые отблесками огня лица.
— Что это значит? — крикнул он резко. — Вы что, все с ума посходили? Или вы не клялись в верности своему королю? Где же ваша честь? Где ваша порядочность? Вы офицеры или бандиты?
Он встал перед дверью, ведущей в Сербский зал, и поднял револьвер.
— Сюда никто не войдет. Назад, или я буду стрелять!
— Не будь дураком, Йован! — крикнул снова Апис.
В этот момент из группы, стоявшей в нескольких шагах от Мильковича, раздался выстрел. Капитан качнулся, направил револьвер на стоящих впереди, тут раздался еще один выстрел, затем быстро еще два.
Милькович тоже успел выстрелить, но промахнулся и попал в остатки рухнувшей при взрыве хрустальной люстры. Застонав, он упал на пол.
— Какого черта вы стреляли в него? — закричал Апис.
Машин встал перед ним.
— Сейчас это было необходимо. А зачем Вы застрелили Наумовича? Хорошо, он проспал, это непростительно, но за это человека не убивают как собаку. Я приказываю здесь. Понятно?! А что оставалось людям делать? Ждать, когда Милькович перестреляет их одного за другим? Он был Вашим другом, согласен, но сейчас ничем не поможешь. Это не игра. Если Вы не можете подчиняться, убирайтесь.
Апис окинул Машина суровым взглядом, но промолчал. До полковника, видимо, не дошел весь смысл слов Наумовича, а у Аписа не было никакого желания что-то ему разъяснять. Он попросил Михаила помочь унести тело капитала, и они положили его на диван в комнате адъютантов. Апис с нежностью закрыл Мильковичу глаза и погладил кудрявые волосы.
Между тем в Сербском зале раздавались взволнованные крики:
— Свет! Свет! Лампу или свечи! Здесь темно, хоть глаз выколи!
— Сходите кто-нибудь за слугами, — заорал теряющий, видимо, терпение Машин. — Нужны свечи. — Когда никто не сдвинулся с места, он рявкнул: — Какого черта?! Найдите кого-нибудь из слуг. Мы не можем торчать здесь всю ночь.
Михаилу показалось, что еще немного, и полковник потеряет рассудок. Его обычно молодцевато закрученные усы повисли, на бородке блестели капли слюны. Где-то при штурме двери он потерял перо из фуражки, один из эполетов был оборван, а мундир засыпан кирпичной пылью. Ордена на его груди напоминали Михаилу жалкие остатки украшений рождественской елки. Дело шло совсем не так, как планировал Машин, и страх перед провалом парализовал его.
Бой у поста жандармов на бульваре продолжался, и при каждом залпе лицо полковника нервно вздрагивало.
Люди, ворвавшиеся в Сербский зал, срывали портьеры и распахивали окна, пытаясь разогнать темноту. Слышны были проклятья и ругань, звон разбитого стекла и скрип раздавленных осколков. Дребезжали оконные стекла, и раздавались случайные выстрелы.
— Куда, черт побери, подевался Ристич? — закричал Машин. — Ристич, капитан Ристич!
Из Сербского зала с карманами, набитыми статуэтками, появился Ристич.
— В чем дело, господин полковник?
Взгляд Машина упал на карманы Ристича, и глаза его сузились до щелок.
— Мы здесь не для того, чтобы грабить, Ристич. Положите все вещи на место, или я отравлю Вас под трибунал! Господи, до чего низко падают люди!
— Да все это валялось на полу. Я только подобрал их, чтобы не раздавили, — оправдывался Ристич. — Слушаюсь, господин полковник, я все положу на место.
Он вынул из кармана золотые монеты и фигурки из слоновой кости и бросил их через плечо.
— Что-нибудь еще?
— Вы нашли генерала Петровича?
— Нет.
— Почему? Вам было приказано.
— Его здесь нет. Или Вы думаете, он настолько глуп, что ждет, пока мы его арестуем?
— Возможно, он еще во дворце. Найдите его.
Неожиданно громкие удары о дверь в Арабский зал заставили всех вздрогнуть. Кто-то раздобыл топор и начал рубить дверь в этот зал, как вдруг она распахнулась изнутри, и на пороге появился генерал Лаза Петрович в бело-золотом парадном мундире. Невозмутимо и бесстрашно генерал окинул взором место событий. Его внезапное появление лишило всех дара речи, люди уставились на него, не веря своим глазам. Лейтенант, который так храбро орудовал топором, выпустил и уронил его на ногу рядом стоящего.
— Зачем Вы ломали дверь? — спросил Лаза. — Она не была заперта.
Кто-то хихикнул, а лейтенант, который размахивал топором, яростно посмотрел на генерала, вытащил револьвер и прицелился, но, прежде чем он выстрелил, Михаил успел ударить лейтенанта по руке.
Это спасло генерала, но пуля вырвала кусок ниже плеча его левой руки, что вызвало сильное кровотечение.
Машин схватил лейтенанта за плечи.
— Вы что, сошли с ума? Я же ясно сказал, мне он нужен живым. — Полковник оглянулся. — Ристич! Капитан Ристич! У Вас был приказ арестовать генерала. Он все время находился здесь. Так Вы выполняете приказы?
Лаза Петрович осмотрел рану.
— Нет ли у вас, господа, случайно с собой ножа? — спросил он, с сарказмом делая ударение на слове «господа». — Хочу отрезать рукав.
Лейтенант Богданович протянул ему свой нож и помог отрезать рукав. Перевязав руку, генерал бросил презрительный взгляд на лейтенанта:
— Вы, значит, тоже участвуете в этом. Прелестно. Теперь я хотя бы понимаю, почему Вы всегда были мне противны. — Он повернулся к Михаилу; — И Вы тоже. Не думайте, что Вам удалось меня обмануть. Признаю, я сделал ошибку. Надо было арестовать Вас, что я и собирался сделать, когда узнал, что Вы выехали из Вены в Белград. Но я отменил приказ. Это было глупо. Я не думал, что дело зашло так далеко. Перевяжите здесь еще раз вокруг. — Это относилось к лейтенанту Богдановичу. — Я не собираюсь залить здесь все кровью, как зарезанная свинья. И без того все выглядит ужасно.
Он посмотрел вокруг, и его взгляд упал на одетое в ночную рубашку тело Наумовича.
— Мика! Его-то зачем вам нужно было убивать? Ясно, он не святой, только…
— Он был связан с ними, — спокойно пояснил Михаил. — Но потом передумал.
— Вот как?
Лаза задумчиво посмотрел на Михаила. То, что капитан сказал «с ними», а не «с нами», не осталось незамеченным. Михаил спрашивал себя, заметил ли Богданович, который все еще был занят перевязкой, эту оговорку.
Машин обратился к Лазе:
— Нам нужен свет. Распорядитесь, чтобы его включили.
— Боюсь, Вам придется позвать электрика.
— Ну так распорядитесь, чтобы позвали.
