Александр Тамоников - Белый царь – Иван Грозный. Книга 1
Проговорив это, Иван Васильевич ушел в покои, где тут же рухнул на постель.
А дума сдалась! Бояре видели, что царь болен, но уже не при смерти. Он смог сказать долгую обличительную речь.
Вельможи устрашились жесткого гнева царя, пользовавшегося огромным авторитетом в народе, среди набирающего силу дворянства, сильных воевод, способных поднять свои полки, и пошли целовать крест. Был приведен к присяге и князь Владимир Старицкий.
Узнав об этом, князь Лобанов-Ростовский тут же отправился к Ефросинье Старицкой, ждавшей новостей из Кремля.
Она встретила его кратким вопросом:
– Что?..
– Беда, княгиня, – выдохнул Лобанов. – Бояре приняли присягу.
– Все?
– Можно сказать, что все. Только Курлятов схитрил, объявил себя занемогшим, не имеющим сил явиться в Кремль.
– А Владимир?
– Он тоже целовал крест, княгиня. Я слышал, Иван ему смертью пригрозил. Вот князь и сдался, как и бояре, поначалу отказавшиеся присягнуть младенцу. Они испугались царского гнева.
В светлицу вошел князь Владимир. Встал посреди комнаты, опустив голову.
– Прости, матушка, не смог я выстоять против Ивана. Никак не ожидал, что он поднимется с постели и выйдет к боярам. Я испугался близкой смерти и присягнул на верность царевичу Дмитрию.
– Слюнтяй! Слабак! Я с верными боярами тебе трон чуть ли не на руках поднесла, вызвала в Москву удельные войска, а ты? Вместо того чтобы проявить твердость, сдал Ивану и себя, и верных людей! Да ты же всем нам приговор смертный подписал. О чем думал, гаденыш? О том, что, покорившись воле царя, сохранишь жизнь и свое положение? В свое время отец твой Андрей Иванович поверил обещаниям Елены Глинской, и что? Где он? В могиле, преданный лютой казни!
– Но ведь Иван потом помиловал нас.
– Пошел прочь, сопляк! Видеть тебя не желаю! Жди, когда за тобой стража явится да потащит на плаху. А с тобой и меня, и бояр, которых ты предал. Вон отсюда!
Князь Владимир опустил голову и ушел, испуганный и подавленный.
Князь Лобанов обратился к Ефросинье:
– С Владимиром все понятно, а что ж теперь делать нам? Мне, князю Петру Щенятеву, Ивану Турунтаю-Пронскому, Дмитрию Немому, Петру Серебряному, Семену Микулинскому, другим вельможам, принявшим твою сторону?
– Что делать? Держать в тайне наш сговор, дать присягу Дмитрию и прекратить открытое сопротивление царю.
– А удастся ли сохранить тайну, княгиня?
– Против царя никто ничего не говорил, так? А об истинных наших планах знают только те, кто участвовал в заговоре. Сомневаюсь, что ты, князь Лобанов-Ростовский, побежишь к Ивану каяться. Да и другие не самоубийцы. А я царя не боюсь.
– Эх, княгиня, донесут на нас враги. Я последнее время частенько замечал у твоего подворья ратников дружины князя Ургина. А он первым за царя встанет.
Ефросинья вскричала:
– Почему только сейчас об этом сказал?
– Да раньше как-то недосуг было.
– Недосуг? А откуда, интересно, Ургин прознал про то, что ко мне бояре ездят?
– Не могу сказать.
– А я думаю, ты людей Ургина сюда и привел, но ладно, это все ерунда. Мало ли кто и к кому в гости ездит, главное, что разговоров наших слышать никто не мог.
– А слуги?
– Надежные люди. Под пыткой не выдадут.
– Что ж, поехал я к себе, княгиня.
– Езжай, да передай мои слова верным боярам. Противостояние с царем на время прекращаем. Да не торопись особо, на подворья не езди. Встретишь кого, передашь мои слова. И сам держи язык за зубами, Семен. Тебе вслед за мной отвечать придется, ты же у меня первый помощник.
– Почему я, княгиня?
– А кто же? Ты и есть. Но оставь меня!
Князь Лобанов-Ростовский направился к себе в полном смятении чувств. В голове билась одна только мысль, – бежать из Москвы в Литву. Слуги у Ефросиньи надежные? В темнице палачи быстро развяжут им языки. Но сразу не убежать. На подготовку нужно время. Начинать ее надо немедля. Пока же, глядишь, и пронесет. А нет, значит, на то воля Божья. От нее не убежать, не скрыться.
– Господи! – взмолился шепотом князь Семен. – Молю, не дай пропасть. Спаси и сохрани.
Князь истово перекрестился под удивленными взглядами прохожих. Храма поблизости нет, а вельможа молится. Конечно, каждый православный волен делать это где угодно и когда угодно, но все равно чудно. Особо для вельможи, который обычно хлещет кнутом тех, кто попадается ему по дороге, а не творит молитву.
Князь же не обращал на посадских, среди которых были и ратники Ургина, никакого внимания.
После принятия присяги князь Ургин прошел в покои царя. Он опасался увидеть Ивана изможденным, возможно, в беспамятстве, но царь выглядел неплохо. Он держал в руках ладонь любимой жены Анастасии.
Царь повернул голову и сказал:
– Дмитрий я что-то не заметил священника Сильвестра. Был ли он?
Ургин улыбнулся.
– Был, конечно, и до твоего появления, и после. Ты прости, государь, но поведение Сильвестра, которому ты безгранично доверяешь, вызывает брезгливость.
– Вот как? Объяснись понятней, – заинтересовался царь.
– Да вел он себя двояко. Как и Адашев. Ведь только от твоей прямой воли зависит их дальнейшее пребывание у власти.
Иван утвердительно кивнул.
– Это правда. Продолжай!
– Никто не может гарантировать им сохранение высокого положения в случае твоей смерти.
Иван согласился и с этим.
– Когда стало известно, что ты при смерти, Сильвестр и Адашев не настаивали на принятии присяги членами Боярской думы. Адашев просто отстранился, наверное, имея обещания Ефросиньи о сохранности его положения. Оговорюсь, государь, это только мои предположения. Никаких доказательств измены Сильвестра и Адашева у меня нет. Но Адашев бездействует, когда должен был защищать твои интересы, Сильвестр же выбирает хитрую политику миротворца. Своей суетой, целью которой он называет примирение бояр, Сильвестр заслуживает благосклонность в стане врага. Оба они думают не о пользе государства, а о собственном благополучии. Возможно, я несправедлив к твоим ближайшим советчикам, но мое мнение таково.
Обличая любимцев царя в подлом поведении, Ургин прекрасно знал о весьма приязненном отношении Анастасии к священнику Сильвестру. Он ожидал, что царица вступится за советника мужа и своего духовного наставника, но ошибся.
– А ведь князь Ургин прав, – заявила она. – Я в последнее время тоже замечала, что Сильвестр изменился, стал слегка рассеян. Не оттого ли, что противоречивые думы занимают его разум?
Иван поцеловал руку жены.
– Умница ты моя дорогая! Прикажи-ка принести лучше водицы студеной, пить хочу.
– Так тебе студеной нельзя. Вон травы, отвар.
– Чувствую, болезнь отступает, силы возвращаются, разум проясняется.
– Ой, слава Богу! – воскликнула Анастасия. – Сейчас я, Иван, быстро. – Она вышла, и по дворцу пошло эхом: – Славьте, люди добрые, Господа, на поправку царь пошел.
Иван выздоровел. Но стал другим человеком. Он вернулся со дна бездны, заглянул в глаза тому полному одиночеству, которое было страшнее смерти. Теперь от его взора веяло холодом. Только Анастасия еще могла иногда обогревать душу Ивана простой человеческой добротой и любовью.
– Что же происходит, Дмитрий? Стоит лишь на мгновение ослабнуть, так над тобой сразу же начинает черной стаей кружиться измена. Самый преданный человек может оказаться лютым врагом. Как преодолеть отчуждение к тем, кому доверял? Как править страной, коли даже собственное дитя защитил с трудом? Как просто жить дальше, Дмитрий, когда уже не ведаешь, кому верить, а кому нет? У тебя, князь, есть ответы на эти вопросы?
– Нет, государь, а вот совет дать, если позволишь, могу.
– Давай хоть совет.
– Не вини всех без разбору, не гони от себя тех, кто готов был за тебя и сына твоего кровь пролить. Не лишай доверия людей, до гроба преданных тебе, потому как это станет для них хуже смерти. Не ожесточайся без меры. Ты правишь великой страной, должен быть выше всех заговоров. Сейчас в тебе смута. Пред тем как принимать какие-либо решения, обдумай, почему бояре учинили мятеж, кто стоит над заговором, кто заслужил наказания, а кто – твоей милости. Ни жажда мести, ни сиюминутное желание покарать всех неугодных не должны владеть тобой. Надо во всем спокойно разобраться, провести дознание, тех, кто виновен, предать суду, невинных же отпустить. А для того чтобы все обдумать спокойно, я советовал бы тебе отправиться на богомолье. Не сейчас, а как окрепнешь, когда дороги встанут, вода в реках спадет. Бога за выздоровление поблагодаришь в молитвах, и душой в общении с женой оттаешь, и с мудрыми людьми поговоришь. Посмотришь, как русский народ тебя, своего царя, принимать будет.
Иван принял решение мгновенно.
– Поеду на край земли, в Кирилло-Белозерский монастырь. К старцу Вассиану Топоркову. Ему всецело доверял мой отец, значит, могу и я. Он не откажет в духовной поддержке, поможет разобраться в мыслях, подскажет, как следует поступить. Особо в отношении боярства. Несмотря на все опалы и лишения, Вассиан всегда был непреклонным сторонником самодержавия и ограничения влияния боярства на управление страной. В мае и поеду!
