Марианна Яхонтова - Корабли идут на бастионы
Адмирал вдруг вспомнил, что ему совсем нечем угощать гостя. Не было ничего, кроме небольшого мешочка коринки, подаренного какой-то незнакомой старухой на Занте.
– Обязанность воина довольствоваться тем, что есть, – сказал он, улыбаясь, и высыпал коринку на стол. Лоцман понимающе посмотрел на Ушакова.
– Я жалею, что у меня нет сына, – взволнованно произнес он. – Я бы тогда мог рассказать ему, что был вашим гостем. Людям полезно помнить о том, что возвышает душу.
И Кеко неторопливо осушил стакан.
– Ваше превосходительство, к вам граф Булгари, – доложил Балашов.
Вслед за Балашовым в каюту вошел человек невысокого роста. Плотную фигуру гостя облегал черный кафтан. Шейный платок был завязан очень старательно, но без малейшего изящества.
– Николай Булгари, – назвал себя вошедший. – Я слишком рад видеть здесь русскую эскадру, чтобы уверять вас. Я сам имел честь служить в русском флоте под командованием графа Орлова-Чесменского.
– Ваши заслуги, граф, перед Россией известны каждому, – отвечал Ушаков, поспешив навстречу гостю.
Булгари слегка наклонил голову.
– Я хотел бы и дальше служить стране, которая всегда была лучшим другом моего отечества, – произнес он.
– Кеко говорил мне, что вы перенесли много притеснений от французов за чувства ваши к России, – сочувственно проговорил адмирал и оглянулся на лоцмана, но Кеко уже не было в каюте.
– Не знаю, что говорил Кеко, – тихо возразил Булгари, – но я перенес не больше, даже меньше других. Посмотрите на порт Гуино, господин адмирал, и вы увидите, что значат подлинные бедствия.
– Правда ли, что Гуино разрушен до основания?
– Там не осталось ничего. Разрушены все жилища. Люди ютятся под открытым небом.
– Я и адмирал Кадыр-бей сегодня же будем в Гуино.
Булгари сделал протестующий жест:
– Здесь ждут русских, только русских, а не турок.
– Знаю это, государь мой. Мы с вами должны разъяснить жителям, что турки, пришедшие с нами, – носители доброй воли… А русская эскадра сумеет позаботиться, чтобы сия воля всегда и неизменно оставалась доброй.
Ушаков помолчал и, глядя в лицо Булгари, спросил:
– Надеюсь, вы не откажетесь взять в свои руки управление островом и возглавить отряды из здешних жителей?
Булгари не замедлил с ответом:
– Долгом своим почту объединить моих соотечественников, чтобы помочь вам, господин адмирал, изгнать презренных захватчиков, не пощадивших даже дома мирных жителей.
Пока головная шлюпка под андреевским флагом, в которой находились Ушаков, Булгари и Балашов, пробиралась к берегу среди затопленных французами больших и малых судов, адмирал рассматривал развалины города и порта Гуино. На месте зданий арсенала виднелись остовы с черными провалами окон, на месте доков – мутные озерки. За ними торчали обгорелые стены сожженных и взорванных домов. Между обломками пестрели палатки из ковров, наспех сколоченные лачуги из обугленных досок, всюду лежали узлы со скарбом, домашняя утварь, сновали люди. Все это напоминало огромный табор.
Как только Ушаков и его спутники вышли из шлюпки, их моментально окружили возбужденные островитяне.
– Вот видите, как поступают гунны, новейшие гунны! – воскликнул, указывая на разрушенные дома, худой, остроносый человек, волосы которого были так черны, что отливали синевой. За спиной у него висела мандолина и крестьянский суконный плащ. Остальная одежда обличала представителя иного сословия. На нем был коричневый фрак и грязный белый жилет. Шарф и манжеты почернели от копоти.
– Уничтожить дома, в которых живут мирные жители! Зачем, скажите, господин адмирал?
– Не знаю, сударь, почему это понадобилось генералу Дюбуа, – с негодованием произнес адмирал. – Такова, как видно, его стратегия. Я придерживаюсь иной методы, а потому не понимаю этого так же, как и вы.
– Целый город выброшен на улицу! – возмущенно продолжал корфиот и вдруг, проведя ладонью по волосам, решительно схватил руку Ушакова. – Прошу принять меня в российскую службу, господин адмирал!
– Кто вы, сударь?
– Инженер Маркати, – тотчас сказал Булгари. – Он может быть весьма полезен.
Маркати вдруг нахмурился и еще более решительно проговорил:
– Не нахожу нужным скрывать. Я служил до недавнего времени во французских войсках. Я верил в революцию. Да! Но Францией уже не управляет дух свободы, и она несет другим народам только рабство!
– Радуюсь вашему желанию помочь союзному флоту в его трудах, – сдержанно отозвался Ушаков.
Он перевел взгляд на высокого пожилого человека с рыжими волосами и огненными усами. Тот кричал громче всех, указывая на крепость и осторожно прикасаясь к обшлагу Ушакова. Рядом с ним стоял подросток лет четырнадцати в рваных штанах, с кудрявой шевелюрой, заменявшей ему шапку. Сверкая белками глаз, он уставился на адмирала.
– Перед вами жители окрестных селений, – пояснил Булгари. – Они просят вас защитить их. Каждую ночь французы устраивают набеги на их селения за провиантом и фуражом.
– Но, по сведениям, сообщенным вами и Кеко, – сказал Ушаков, – у французов нет недостатка в продовольствии!
Булгари усмехнулся:
– Они рассчитывают на длительную осаду и на то, что из Анконы придут подкрепления. А подкрепления надо кормить. Кроме того, в их интересах, чтобы у вас было меньше продовольствия.
– Мы не собираемся отбирать его у жителей.
– Вам очень трудно придется, – сказал Булгари.
– Очень может быть, но мы, русские, привыкли не устрашать себя трудностями, а побеждать их. Так будет и здесь. У сих несчастных людей мы не возьмем даже горсти коринки.
В это время рыжий человек с осторожной настойчивостью снова ткнул пальцем в обшлаг адмирала.
– Передайте им, – сказал Ушаков Булгари, – что мы пришли защищать их и сделаем для этого все, что в наших силах. Мы призываем всех помочь нам в наших усилиях.
Едва Булгари перевел эти слова, поднялся шум с возгласами: «Ура! Россия! Ура!», люди кинулись к Ушакову, хватали его за руки, наперебой предлагали свои услуги русской эскадре. Особенно старался, вопя во все горло, курчавый парнишка.
– Они готовы на все, – растроганно бормотал Булгари. – Скажите только им, что они должны делать.
Звенящий голос курчавого парнишки неожиданно оборвался, в глазах появилось выражение испуга и растерянности. Он поднял руку и показал на море.
Через несколько мгновений в порту Гуино наступила глубокая тишина.
Ушаков обернулся.
На песчаном, в обломках и тине, берегу стоял адмирал Кадыр-бей, в шапке, похожей на сахарную голову, и, наклонясь, рассматривал свою намокшую желтую туфлю.
– Говорите же с ними, государь мой, – обратился Ушаков к Булгари. – Скажите, что я и мой доблестный союзник адмирал Кадыр-бей сейчас обсудим, что предпринять и где установить батареи, чтоб защитить жителей от набегов французов. Прочтите и растолкуйте им еще раз воззвание святейшего патриарха Григория.
А про себя адмирал подумал:
«Доколе же мне таскать за собой сию чугунную гирю? Турок здесь ненавидят не менее французов…»
Между тем Кадыр-бей приблизился к нему со всем доброжелательством, на какое был способен, ибо турку нравился русский адмирал, который так много и хорошо за него действовал. Вдобавок в своих донесениях великому визирю и русскому посланнику в Стамбуле Ушаков всегда воздавал добрую хвалу уму, доблести и находчивости Кадыр-бея. Таким образом, он бесплатно предоставил ему покой, какого Кадыр-бей не мог дома купить за деньги.
Это было непостижимо для турецкого адмирала. Всю жизнь он провел среди волков Сераля и хорошо знал волчий закон, которому подчинялись все – от султана и великого визиря до писца на флагманском корабле турецкой эскадры. Даже у себя в каюте Кадыр-бей постоянно видел ожидающий хищный взгляд Махмуда-эфенди – советника по дипломатической части, посылавшего свои донесения сперва Нельсону, а потом уже великому визирю. Махмуд-эфенди во всем старался мешать русскому адмиралу. Кадыр-бей не хотел этого, так как понимал, что Ушак-паша трудится за него. Однако турецкий адмирал не забывал о том, что у Махмуда-эфенди большие связи при дворе султана и что пойти против намерений Махмуда-эфенди – все равно, что самому заказать для себя могильный памятник. Достаточно одного неосторожного слова – и волчья стая раздерет ослабевшего в клочья.
Турецкий адмирал видел, что жителей Гуино испугало его появление, но принял их испуг как должное и непринужденно уселся возле Ушакова на кучу щебня, покрытую ковром.
Когда оцепенение, вызванное появлением Кадыр-бея, прошло, корфиоты, успокоенные словами Булгари, принялись указывать наилучшие места для установки батарей.
– Так вы полагаете, что наиболее выгодно устроить одну батарею на холме против укрепления «Святого Авраама», а другую близ монастыря святого Пантелеймона? – спрашивал Ушаков у Маркати.
– Да, ваше превосходительство, этим мы защитим многие поселения, в том числе Мандукио и Кастрадо, – ответил инженер.
