Алекс Ратерфорд - Великий Могол
Через минуту падишах заговорил:
– Помогите ему встать… Кто ты?
– Мустафа Эргюн, турецкий военачальник на службе Татар-хана.
– Я понял, что ты хочешь служить мне.
– И моя сотня тоже.
– Почему?
– Мы присоединились к Татар-хану в надежде на добычу и положение, если он станет падишахом Индостана. Но мы поняли, что он нерешителен в достижении своей цели. Пока Татар-хан слонялся по окраинам Гуджарата, нежась в объятиях наложниц, он направил нас в этот сомнительный поход против самого слабого из его соперников, Адил-шаха. Он даже не дал нам достаточно людей, оружия и снаряжения для такого дела, да и плату задержал на три месяца. Мы считаем, что ты серьезно относишься к своим планам по возвращению имперского трона, и если преуспеешь, то щедро наградишь нас.
– Хорошо помню, как высоко мой отец ценил турецких пушкарей. У меня служат люди разных народов. Байрам-хан, к примеру, перешел ко мне от персидского шаха… Но как могу я быть уверен в вашей надежности?
– Готовы поклясться в верности тебе на Священной Книге, или позволь нам воевать на твоей стороне в следующем бою, чтобы мы могли доказать тебе свою надежность.
– Обдумаю оба предложения. А сейчас даю вам первое задание. Идите к другому отряду вашей армии, окруженному на том холме, и убедите их сдаться. Вот мои условия – либо они уходят со своим личным оружием, но оставляют тяжелое вооружение, либо, как ты, сдаются и присоединяются к моему войску. Если они не сдадутся, то я прикажу тебе начать атаку на них. Принимаешь ли ты мои условия?
– Да, повелитель.
– Снимите с него путы.
Четверть часа спустя Мустафа Эргюн выехал из лагеря Хумаюна в сопровождении десяти человек. Когда он подъехал к холму, на котором стоял военный совет, враги расступились перед ним. Хумаюн видел, как он со своим сопровождением поднялся на холм и начал переговоры с командирами. Вскоре отдельные командиры разошлись, чтобы переговорить со своими воинами. Перед тем как снова расступились войска, послышались крики радости, и Мустафа Эргюн и его люди поскакали обратно к позициям Хумаюна.
Двое телохранителей падишаха подвели к нему и стоявшим рядом с ним Байрам-хану и Акбару улыбающегося Мустафу Эргюна.
– Каковы успехи?
– Больше никакого кровопролития, повелитель. Отряд на холме под предводительством гуджаратского князя по имени Селим и две трети войска гуджаратцев, нанятых Татар-ханом, когда он впервые решил занять имперский трон, устали от этой кампании и желают вернуться домой, приняв твои условия.
– Хорошо. А остальная треть?
– Смешанный отряд из разных мест. Много совсем еще мальчишек, которые присоединились к нам ради приключений, когда мы проходили через их деревни. Большинство не желают ничего, кроме как остаться в живых. Другие – закаленные воины вроде нас, включая сотню стрелков из моего родного края под командой моего старого боевого друга Кемил Аттака, и почти столько же персов, набранных для обслуживания нескольких небольших пушек. Все они хотят служить тебе своим оружием, как и мы.
– Ты хорошо поработал, и я готов принять на службу и тебя, и твоих людей. Могут присоединиться все желающие при условии, если их командиры докажут свою преданность мне. – Повернувшись к Байрам-хану, Хумаюн сказал: – С каждой победой мы все ближе к цели. Но мы не имеем права на ошибку, иначе все наши победы окажутся напрасны. Сегодня вечером мы будем пировать и приветствовать наших новобранцев, но завтра отправимся на бой с последним претендентом на мой трон – Сикандар-шахом. Он гораздо более успешный полководец, и его армия самая большая из трех. В Дели засел его ставленник, а сам он охраняет дорогу к столице. Впереди у нас величайшее сражение.
Поздно вечером, когда в лагуне все еще слышались радостные голоса и пьяное пение, Хумаюн покинул пир и на мгновение остановился посмотреть на звезды, мерцающие в черном бархате ночи. Потом он вернулся в шатер. Слуга поднял занавеску, падишах вошел и сел за низенький стол. Взяв перо, он обмакнул его в нефритовую чернильницу и в мерцающем свете масляной лампы стал писать письмо Хамиде, чтобы утром передать его гонцу, который отправится в долгое путешествие в Кабул. Он писал о том, что Акбар в безопасности, о том, как он любит ее, и о своей уверенности, что скоро он снова взойдет на трон Индостана.
* * *В неподвижном зное Хумаюн смотрел со своего наблюдательного пункта на невысоком холме из песчаника, как на горизонте собираются темные тучи. Такое всегда случалось в начале лета накануне муссонных дождей. Прошел почти месяц с тех пор, как были разбиты войска Татар-хана. Тогда он приступил к преследованию сил Сикандар-шаха, у которого, согласно сведениям разведки, было четверть миллиона людей, и это число сильно превышало силы Хумаюна, несмотря на то, что они выросли до двухсот тысяч.
Падишах быстро сообразил, что перед тем, как вступить в открытый бой, для уверенности в победе ему надо сильно сократить численность армии противника. Поэтому двумя неделями раньше он разослал всадников под предводительством Байрам-хана, чтобы те разорили форпосты врага и нарушили связь с Дели. Теперь он наблюдал возвращение войск перса по высохшей долине. Гонцы уже донесли, что они одержали некоторую победу, но падишаху хотелось услышать из уст Байрам-хана все подробности и все, что он и его люди разузнали о силе врага и его планах.
Сгорая от нетерпения, Хумаюн позвал охрану и, пришпорив коня, пустил его галопом со склона холма навстречу Байрам-хану. Через час в жидкой тени одинокого дерева они сидели со старым соратником на красно-голубом ковре, заваленном подушками.
– Успех достался нам с трудом, повелитель. В отличие от прежних противников, люди Сикандар-шаха дисциплинированны. Даже захваченные врасплох и будучи меньше числом, они не паниковали и не бежали, но сплоченными рядами давали сильный отпор, иногда принося нам немалые потери, пока мы наконец не победили.
– Как мы и опасались, они оказались сильным противником. Что ты узнал о передвижениях Сикандар-шаха?
– Перед тем как совершить следующий шаг, он сосредоточил главные силы в окрестностях города под названием Сиринд на южном берегу одного из притоков реки Сатледж. Согласно донесениям, полученным после захвата три дня тому назад нескольких гонцов Сикандар-шаха, он призвал подкрепление из Дели и ждет большой отряд в течение следующих десяти дней, вместе с дополнительными деньгами для выплаты войскам, а также с дополнительным вооружением.
– Уверен, что донесение было настоящим?
– На нем печать Сикандар-шаха, смотри сам…
Байрам-хан открыл потертую кожаную переметную сумку, достал большой сложенный лист бумаги с красной восковой печатью и передал его Хумаюну.
– Похоже, что настоящая. Но возможно ли, чтобы она была послана как некая уловка?
– Не думаю, повелитель. Отряд, который захватил гонцов, выследил их далеко, возможно, в сорока милях в сторону от главной дороги. Они сказали, что гонцы мчались галопом, когда они на них наткнулись. Если бы они хотели, чтобы их поймали, то ехали бы не спеша. Когда я с ними разговаривал, люди Сикандар-шаха произвели хорошее впечатление. Было видно, что они удивлены и растерянны, что их захватили врасплох. Если они притворялись, то игра их была безупречна.
– Тогда сплотим наши силы и перехватим их подкрепление, деньги и вооружение. Немедленно разошли разведчиков, чтобы следить за всеми дорогами и возможными подходами к ним.
* * *– Повелитель, их пикеты предупредили неприятеля о нашем приближении, – доложил Хумаюну слегка запыхавшийся Ахмед-хан. – Они остановились и приняли оборонительную позицию милях в двух отсюда, за тем хребтом, позади небольшой деревни, население которой сбежало при их появлении, расположили своих людей за деревенскими стенами и соорудили из повозок дополнительные заграждения.
– Сколько их там?
– Около пяти тысяч; в основном всадники, включая нескольких стрелков, защищающих обоз. У них даже есть несколько пушек.
– Теперь у нас нет возможности напасть неожиданно. Лучше всего атаковать до того, как они успеют подготовиться. Пусть Байрам-хан подготовит своих людей.
Через полтора часа Хумаюн стоял на гребне холма над деревней и наблюдал, как первая волна его воинов под командой Байрам-хана двинулась на заграждения, где скрывались люди Сикандар-шаха. Раздался громкий залп из вражеских пушек, и несколько человек Байрам-хана упали. Последовал треск мушкетных выстрелов, опустошивший еще несколько седел. От второго залпа пушек пали еще люди, не успев доскакать до баррикад, но люди Байрам-хана продолжили наступление.
– Папа, смотри, там, впереди отряда Мустафы Эргюна? – крикнул Акбар.
Хумаюн посмотрел в сторону, указанную сыном, сквозь белый дым, плывший над долиной. Его новый рекрут перепрыгнул на коне дувал, а за ним, не отставая, мчались его люди. Падишах видел, что несколько его отрядов попали под такой мощный обстрел и потеряли так много людей, что пришлось отступить, оставив у заграждения тела соратников и лошадей.
