Федор Шахмагонов - Твой час настал!
— Как же тому не быть? Надвигается зима, зимовать под Смоленском нам привычно, а зимовать нашему войску в палатках у ворот Москвы — унизительно!
— В Москве волнение! Опять тянут к Вору, а в иных городах ему вновь присягают.
— Вор, то ваша забота. Ваши люди пришли к нему на службу. Вы его породили, самим вам от него и избавляться!
— Разве мы его породили? Его привели польские люди...
— Люди, хотя и польские, но не королевские. У нас вольности. Каждый пан сам себе пан. Наши люди были в гневе за убийства их ближних.
— Мы целовали крест королевичу Владиславу. Не в его ли интересах схватить Вора? Едва, ваша милость, вы отведете войска под Смоленск, Вор тут же явится под Москвой.
— Москва имеет свое войско. Идите под Калугу, поймайте Вора!
— Ловили, да не дается в руки.
Жолкевский посуровел и встал, давая знать, что разговор окончен.
Мстиславский то же встал и произнес:
— Бояре московские и всей русской земли люди бьют челом королю, оставить польское войско, с вашей милостью, для защиты Москвы. Мы готовы его разместить в городе.
Того Жолкевский и ждал, но вида не подал, поспешил показать, что о такой возможности и не думал.
— С таким челобитьем, — ответил он, — московским людям надобно обратиться к королю. Я извещу его величество!
Александр Гонсевский, узнав о боряской челобитной, восторженно поздравил Жолкевского, заявив, что он свершил то, чего не смог свершить Стефан Баторий и объявил:
— Я готов ехать в Москву готовить размещение войска!
— Тебе Москва не внове! — согласился Жолкевский.
16-го сентября Гонсевский с квартирьерами въехал в Москву. Начали расписывать дома для постоя. Над Москвой загудел набат. На Пожар сбегались люди. Над площадью многоголосые крики:
— Ляхи берут Москву!
— Бояре — изменники!
— На плаху изменников!
Купцы торговых сотен всегда прямили Шуйскому. Они подбили людей идти к патриарху, чтобы звать Шуйского обратно на престол. Патриарх ответил:
— Пострижение царя Василия свершено не по уставу. Зовите его на царство, иначе погибель православной вере!
Гонсевский пристуал к Мстиславскому с упреками, что русские люди не блюдут договор. Мстиславский повернул дело против Шуйского.
— Это Василий Шуйский и его братья мутят народ.
Гонсевский знал о намерении короля пленить Шуйского и привезти его под Смоленск. Такого еще не бывало, чтобы полякам удалось бы пленить московского государя. Пришел и этому позору час!
Гонсевский сговорил Мстиславского перевезти Шуйского из Чудова монастыря в Иосифо-Волоколамский монастырь, а его братьев с их супругами отправить в город Белый, ближе к королевскому лагерю. Екатерине, супруге Дмитрия Шуйского, дочери Малюты Скуратова, пришлось испытать наказуемость злодеяний.
Гонсевский явился с польским конвоем к Дмитрию Шуйскому. Не мог себе отказать отыграться за свое унижение, когда был пленен царем Василием. Он велел поставить перед собой супругов. Дмитрий еще надеялся , что Москва поднимется против поляков в его защиту. Екатерина была во всем умнее своего супруга. Она приказала прислуге накрыть стол с угощением для гостей, прихватил с собой щепотку яда на погибель и гостям и себе. Не дав Гонсевскому слово сказать, поклонилась ему в пояс и молвила:
— Ясновельможный господин! Знаю, что не с добром ты пожаловал, а по нашему обычаю ты гость. Зла тебе на нас иметь не за что, удостой принять хлеб-соль, а потом уже исполнишь то, ради чего чего пришел.
Не с Гонсевским играть Екатерине в замысловатые игры. Еще в те годы, когда он правил посольство при царе Дмитрии, сказывали ему московские люди, умер Борис Годунов, посидев за трапезой со своячницей, во всем польском стане было известно, что Скопин отправлен на тот свет этой же отравительницей. Гонсевский усмехнулся и ответил:
— Не гостем званым я пришел в твой дом, а карающей десницей его величества, короля нашего. Званым пришел бы, остерегся бы принять из твоих рук чашу вина, царева невестка. Не довольно ли тебе Бориса Годунова и Михаила Скопина? А, чтобы над собой не учинила от расстройства, то обыщут тебя до нитки.
Жолнеры подхватили Екатерину под руки. Гонсевский предлжил:
— Сама отдашь отраву, или дозволишь поглядеть на твои престарелые прелести? Не всегда наказание за грехи откладывается, является наказание и неотложно.
Отдала Екатерина крупинки яда. Супругов повязали и повезли под конвоем на Смоленскую землю в город Белый.
9
Патриарх Гермоген, прознав о том, что Мстиславский и бояре призывают поляков войти в Москву, позвал к себе Мстиславского. Мстиславский на зов не откликнулся. От патриарха явился посланец и объявил боярам, что если Мстиславский к нему не придет, то патриарх придет в Думу во главе духовенства. Мстиславский понял, что выход патриарха с духовенством превратится в крестный ход и поднимет московский люд на «седьмибоярщину».
Мстиславский с боярами пришел к патриарху. Начал с увещевания:
— Гетман объявил, о том у нас и договор, что пришел оборонить Москву от Вора. Не ночевать же нашим защитникам в поле, когда Вор собирает новое войско.
Кто-то из московских людей сказал:
— Мы пойдем на Вора, а на произвол поляков оставим жен и детей?
Подступали к Мстиславскому:
— Постыдился бы, боярин! Вышел гетман на Вора, с Сапегой помирился, а Вора упустил. Догонял бы Вора в Калуге, а ему Москву захватить желательно!
Мстиславский не привык говорить на равных с горожанами, разгневался.
— Кто вы такие, что собрались, где вам быть нельзя? Я с патриархом пришел говорить! Нам нельзя нарушать крестное целование Владиславу! Его мы общим согласием избрали царем.
— С условием, что королевич Владислав примет православную веру! — поправил боярина патриарх.
— Об этом не здесь говорить! Мы отправили к королю послов.
— Вот и подождать бы пересылки от послов, что Владислав принял причастие!
— Дело твое, святой отец, блюсти церковные дела, а в мирские дела тебе не след мешаться! Исстари ведется, что не попы правят государством.
— Исстари ведется, что священнослужители обороняют веру, а верой и царство стоит крепко. Не следует вам, боярам, веру нашу отдавать на поругание латинянам!
Александр Гонсевский, зная, что Мстиславский с боярами пошел уговаривать патриарха, пришел к нему на подмогу, не очень-то надеясь, что боярам удастся сломить упрямство патриарха. Войдя в патриаршую палату, Гонсевский с порога спросил:
— О чем спор, святейший? Не собираешься же ты отдать Москву Вору? Вижу и знаю, что ты против Вора, так о чем же спорить?
Гермоген встал, оперся на посох и сказал, не повышая голоса:
— Ложью и обманом вы надумали войти в город, а вот изыдите из него гневом Господнем!
В ночь с 20-го на 21-ое сентября 1610 года польские войска тихо, почти крадучись вошли в город. «Седьмичисленные» бояре ездили по улицам успокаивать московских людей. На строем идущую конницу бросится только безумец. Московский люд затаился. Вековечная мечта враждебного соседа свершилась. Стольный град Москва — пленена. Кремлевские святыни и сокровища, царская казна в руках поляков. Польские разъезды отсекали московский люд от кремлевских ворот.
Глава вторая
Польское войско без боя вошло в Москву, заняло стольный город Российско-го государства, а король все еще топтался под Смоленском.
7-го октября прибыло из Москвы посольство во главе с князем Василием Голицыным и митрополитом Филеретом. Послов ждали. С их прибытием связывали надежды занять Смоленск без боя. О Владиславе с послами спорить не собирались, а уйти в сторону разными увертками, лишь бы последовал от послов наказ воеводе Шеину открыть ворота Смоленска. Ради Смоленска, король дал послам аудиенцию в королевском шатре.
Король терпеливо, что должно было быть расценено послами, как милость, выслушал пространную речь Василия Голицына, который просил от имени всех русских людей на царский престол королевича Владислава, не приминув указать на необходимость принятия королевичем православной веры.
Ответил за короля канцлер Лев Сапега. Ходил он не раз послом в Москву, знал московские обычаи. Упрекал он русских людей за то, что посягнули на Бо-гом данных царей, впали в разбой и смуту, утверждая, что король принес на русскую землю не меч, а мир, что он полон желания утихомирить Московское государство. О Владиславе не было сказано ни слова.
После приема у короля, послов вывели из польского стана и разместили в шатрах на берегу Десны.
— Давить нас будут холодом, — заметил Василий Голицын.
— И голодом, — добавил Филарет.
Филарет взял Василия Голицына под руку и провел в свой шатер, давая знать остальным, что хочет остаться с главой посольства один на один.
