Александр Звягинцев - На веки вечные
– Различия между расами я, безусловно, признаю… Но я никогда не заявлял, что ставлю одну расу в качестве расы господ выше другой. Я указывал только на различия между расами.
– Считаете ли вы себя, как второго человека в Германии, ответственным заорганизованные в государственных масштабах убийства миллионов ни в чем не повинных людей? Ответьте коротко: «да» или «нет»…
– Нет, так как я ничего не знал об этих убийствах и не приказывал их проводить.
– Вы, второй человек в государстве, обязаны были знать эти факты! Миллионы немцев знали о творившихся преступлениях, а вы не знали… Вы заявили здесь, что гитлеровское правительство привело Германию к расцвету. Вы и сейчас так считаете?
– Катастрофа наступила только после проигранной войны.
– Значит, до этого все делалось правильно?
Не дождавшись ответа, Руденко припечатал:
– Подсудимый Геринг, вы и ваши коллеги привели Германию к полному и абсолютному краху.
Потом обернулся к судьям и абсолютно спокойно сказал:
– Ваша честь, у меня больше нет вопросов к подсудимому.
Постскриптум«За последние месяцы немецкий народ испытал такие ужасные страдания и голод, что сообщение о самоубийстве Гитлера, избежавшего таким образом людского суда, не вызвало почти никакого интереса и даже не стало темой для разговоров. В то время народ находился в состоянии такой апатии и усталости, что у него оставалось только одно страстное желание – чтобы со всем этим было покончено раз и навсегда.
Однако многим немцам (и притом далеко не самым худшим из моих соотечественников) пришлось вынести еще одно испытание. Этим испытанием было жестокое открытие, что все огромные жертвы и беззаветная преданность войск были напрасными, что миллионы храбрых людей рисковали своей жизнью и погибали ради дела, которое, как теперь стало ясно, было нечестивым».
Генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль, 1946 годГлава XII
Как генерал генералу
После эпических сражений с Паулюсом и Герингом, привлекших внимание всего мира, процесс словно решил несколько перевести дух и перешел вроде бы во вполне рутинное русло. Всем уже было ясно, что фултонская речь Черчилля суду ничем не грозит и он твердо намерен довести свое дело до конца. А предстоящие допросы Риббентропа сенсаций и особых разоблачений не сулили, всем было известно, что Риббентроп представляет из себя ныне довольно жалкое зрелище, и если на что способен, так это на бесконечную и бессмысленную ложь, которой он даже не старался придать видимость правдоподобия.
Однако у генерала Филина были на сей счет свои весьма основательные сомнения. Риббентроп, конечно, перепуган, способен лишь вилять и делать вид, что он ни к чему не причастен. Но по сведениям, поступающим от Гектора, на него давит Геринг, требуя, чтобы Риббентроп поставил в центр своего выступления так называемые секретные протоколы к договору о ненападении, который он подписал с Молотовым. Геринг, подавленный поначалу разгромом, который ему учинили Максвелл-Файф и Руденко, теперь снова налился злобой и вознамерился взять реванш руками Риббентропа. Он мечтает отомстить русским. Причем на сей раз его поддерживают и другие подсудимые. Риббентроп пока увиливает, мямлит, что этому договору придают какое-то особое внимание, но кто его знает, как все пойдет дальше… Тем более, что в дело могут вступить адвокаты, которые из-за чересчур джентльменского поведения председателя лорда Лоуренса, стали позволять себе черт знает что.
Обсудили еще раз ситуацию с Руденко, тот обещал быть постоянно начеку, но сказал, что суд какие-то сомнительные документы на сей счет уже отказался рассматривать, поэтому вряд ли пойдет на попятный. Да и никому это не нужно.
У Реброва тоже были свои заботы. Почему-то ему не давал покоя молодой помощник адвоката с выправкой и статью настоящего нордического воина Олаф Тодт. Над ним следовало бы хорошенько поработать, но что можно было сделать в зоне американской оккупации, где заокеанские ребята контролировали все и ни с кем не делились своими секретами, даже с англичанами? Ничего удивительно в том, что Тодт обладал военной выправкой не было – все молодые немцы проходили через спецподготовку. Но было в нем что-то подозрительное, от него исходило ощущение некоей опасности. Ребров даже подумал, не стоит ли поделиться своими соображениями с Филиным? А может, Гектор способен узнать что-то про этого самого Тодта? Но идти к Филину с неясными самому себе подозрениями, было глупо. Надо было что-то для начала предпринять самому…
Однако предпринимать Реброву ничего не пришлось, потому что позвонил Филин и сказал, что они срочно вылетают в Москву и он ждет Реброва на аэродроме.
Хмурого Филина он нашел уже у самолета, вылетающего в Берлин. Чуть в стороне курил летчик.
– Чего ждем, капитан? – спросил его Филин.
– Просили еще одного пассажира взять, – объяснил летчик. – Видимо, большой человек, приказали обязательно дождаться.
В это время прямо к самолету подъехала громадная черная немецкая машина, из которой не торопясь выбрался полноватый военный с генеральскими лампасами. А потом оттуда появилась Белецкая в светлом плаще и белом берете.
Генерал подхватил Белецкую под руку, подвел к Филину.
– Доброе вечер, Сергей Иванович, это из-за меня вас задержали, но вы уж простите, все никак с женой не могу распрощаться… Соскучился…
– Вы тоже в Москву? – поинтересовался Филин.
– Нет, я в Берлин. Нечего мне здесь делать – я ведь в вашей юриспруденции не специалист. У меня теперь свой фронт работ – лично контролирую ход земельной реформы в нашей зоне с упором на коллективное хозяйство.
– Дело интересное, – вежливо сказал Филин.
– Еще какое!
Белецкий обнял жену.
– Ленок, а может, ну его этот Нюрнберг, а? Не надоели тебе эти фашисты! Может, все-таки со мной? Я с Москвой обо всем договорюсь?
Белецкая, которая все это время старалась не смотреть на Реброва, засмеялась:
– Как говорят наши союзники американцы, я должна отработать контракт до конца.
– Ну, смотри, – вздохнул генерал, видимо, уставший уже говорить на эту тему.
Поднявшись в самолет, Ребров долго смотрел в иллюминатор на красивую женщину в белом плаще, которая кому-то махала рукой…
Когда самолет набрал высоту, Белецкий подсел к Филину. От него попахивало коньяком, и вообще он был размякшим и разомлевшим после нескольких дней, проведенных с женой.
– Слышь, Сергей Иванович, я тебе вот что хочу сказать… Я к твоему вызову в Москву никакого отношения не имею. Это я тебе как фронтовик говорю. Я ведь, по-честному если, даже точно не знаю, зачем меня сюда прислали.
– Бывает.
– Ну, как не знаю? – поправился Белецкий. – Сказали мне так: ты – человек посторонний, объективный, так что посмотри, как там наши люди в Нюрнберге работают…
– Просто так взяли и сказали? – прямо спросил его Филин.
– Ну как просто… Я так понял, что были сигналы, что вы тут чуть ли не затягиваете процесс. Ну, или не мешаете затягивать его с целью срыва, не противостоите решительно проискам врагов. И вообще – обуржуазились тут на американских харчах. Ну, сам понимаешь, как это делается, чего я тебе рассказываю.
– Понимаю.
– От кого сигналы и кому – сам думай. В общем, на самом верху решили посмотреть, что у вас тут творится. Вот я и посмотрел. Нормально вы тут работаете, я даже не знаю, как у вас нервов хватает с этими Герингами и Гессами валандаться. Мразь людишки-то!.. Вот такая история, генерал. Так что я на вашей стороне. А вот кто под вас копает, извини, не в курсе…
Белецкий блаженно прикрыл глаза, что-то вспоминая…
– А что твой офицер-то такой мрачный? – вдруг кивнул на Реброва. – Будто горем убитый? Небось, влюбился в кого-то, а? Расставаться не хотелось?
– Может быть, – не стал спорить Филин.
– Парень-то красавец!.. За такими девки сейчас в очереди стоят. Наша хоть? Или иностранка?
– Скрывает.
– Ну и правильно делает.
ПостскриптумТогда остро стоял вопрос: в чем ехать в Нюрнберг? У меня, кроме шинели, никакой одежды не было. Лишь перед самым отправлением выдали отрез ткани на костюм, туфли и немыслимый берет. Я думала, что буду самой модной, но оказалось, что лучше всех были одеты американцы и англичане. Однако на продуктовые пайки и американские сигареты «Camel» мы быстро наменяли у немцев много модных платьев.
Нас поселили на окраине города в уцелевших после бомбежек союзников коттеджах. Мы с мужем жили в семье банкира. Продукты поставляли американцы, но обслуживали нас в столовой немцы. Давали различные соки, фрукты и шоколад, а вот под конец процесса якобы из-за дороговизны американцы нам отказали. Дня три мы вовсе голодали, так как купить продукты было негде… Однако нам вскоре начали поставлять пайки из советской зоны оккупации.
