Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 2
— Держись, лейтенант! — крикнул ефрейтор, вбегая на площадку. Один егерь прыгнул к нему, но не рассчитал своего прыжка и, налетев на Лейноннена-Матти, сразу же упал под ударом ножа. Финн хотел уже броситься на помощь ослабевшему офицеру, но в этот момент с бруствера окопа посыпались вниз темные лохматые фигуры солдат. И одна из них — прямо на второго егеря.
Это подоспели бойцы, форсировавшие Западную Лицу во втором эшелоне. Они перешли реку по семужьему забору, перекинутому над водой немного выше падуна, и были совсем сухие. Какой-то худенький невзрачный солдатик в непомерно длинной шинели, громко хлюпавшей по сапогам, сразу засуетился, тыча штыком в темноту ходов сообщения, и удивленно спрашивал:
— А егерь-то где? А?
— Ну, Матти, — сказал лейтенант, — вовремя ты подоспел. Если бы не ты, туго мне…
И не договорил, прижатый к земле ревом моторов: над окопом, засыпая солдат песком и щебнем, один за другим прошло несколько танков. В небе, просветленном вспышками разрывов, летели на запад стремительные штурмовики. И танки, и самолеты, и люди — все и всё направлялось на прорыв второго пояса вражеской обороны, который уже взламывали бойцы танкового десанта.
Прибежал запыхавшийся Левашев, с ног до головы обвешанный оружием; торопливо сбросив трофеи рядом с минометами, сказал:
— Товарищ лейтенант, Керженцев приказывает продолжать движение вслед за танками…
— Хорошо, — Стадухин натянул поглубже меховую шапку, хлопнул ефрейтора по плечу: — Ну, пошли, Матти…
Грохот орудий понемногу стихал, и теперь было слышно, как беспокойно шумит, перекатываясь невдалеке по камням Западная Лица — река бурная, холодная…
Во всем чистом
— Горнист!
— Есть, горнист.
— Играть сигнал: «Корабль к походу и бою изготовить».
— Есть, играть…
Матрос закинул лицо к небу, вдохновенно закрыл глаза и, раздувая щеки, забегал пальцами по холодным клапанам горна:
Наступил нынче час, когда каждый из нас должен честно свой выполнить долг, долг…
до-олг…
до-о-олг!..
И матросы, вспомнив старую традицию русских моряков, — скидывали с плеч пропотелые, засолившиеся голландки, надевали обмундирование первого срока, отчего как-то сразу становились красивее и моложе.
Веселый, почти праздничный гомон стоял в кубриках корабля.
— Наконец-то! — говорили матросы. — Наконец-то дождались!..
Перед съемкой с якоря на борт «Летучего» прибыл контрадмирал Сайманов. Поднявшись по трапу на палубу, он выслушал рапорт командира корабля, спросил:
— Гирокомпас установился в истинном меридиане?
— Так точно.
— Боезапас?
— Принят полный комплект.
— Добро, — сказал Сайманов, и, приветствуемый матросами, которые бросали работу и поворачивались лицом внутрь корабля, он прошел под полубак. Настил палубы слегка вибрировал от работы машин, из вентиляторов котельных отсеков могуче дышало жаром.
У двери в коридор кают-компании контр-адмирал сказал:
— Рассыльный! Вызвать в салон артиллериста корабля.
— Есть! — ответил матрос и, кошкой выгнув тело, нырнул в узкую горловину люка.
Раздвинув малиновые бархатные шторы, контр-адмирал прошел в салон, сел за мраморный столик, расстегнул тесный воротник кителя.
— Вот что, Бекетов, — сказал он, — сейчас снимаемся всем дивизионом… Наши два часа тому назад ударили по егерям от озера Чапр, форсировали Западную Лицу в ее среднем течении… Дождались, командир, а? — весело взглянул он на капитана третьего ранга. — Ну, так вот и мы снимаемся. Противник откатывается к Титовке, наши миноносцы должны…
В дверь постучали: «дру, дру, дру» — звенел под костяшками пальцев тонкий алюминий.
— Ладно, об этом потом, — сказал контр-адмирал и поднялся при появлении Пеклеванного. — Здравствуйте, товарищ лейтенант! Садитесь!.. Чем занимались?
— Проверял работу элеваторов подачи боезапаса к орудиям. Влажность воздуха в артпогребах нормальная…
— А клапаны затопления погребов на случай пожара проверили? — спросил Бекетов.
— Так точно!
Контр-адмирал поймал рукою подвешенную к абажуру грушу электрического звонка, нажал кнопку — мгновенно в дверях вырос весь в белом вестовой матрос.
— Слушаю, товарищ контр-адмирал!
— Чаю. С лимоном. Быстро.
— Есть!..
Помешивая серебряной ложечкой крепкий чай, контрадмирал не спеша говорил:
— Управлять огнем корабельных орудий будет флагманский артиллерист, а вы, лейтенант Пеклеванный, пойдете на вражеский берег со стороны Мотовского залива в качестве корректировщика. Вам доверяется управление стрельбой всего дивизиона эскадренных миноносцев… Вы понимаете, как это ответственно?
— Понимаю, товарищ контр-адмирал.
— Это не в меньшей мере и рискованно, — добавил Сайманов, — однако, мне думается, вы человек осторожный. Слушайте меня внимательно. Далее…
Пришел флагарт. Вместе они обсуждали подробности предстоящего дела, и Пеклеванный, скромно участвуя в разговоре, постепенно начинал чувствовать себя именинником. Лейтенант был отчасти честолюбив, хотя и не желал признаваться себе в этом, и любое проявление доверия со стороны командования всегда льстило ему.
Скоро на всех эскадренных миноносцах дивизиона, еще с вечера выведенных на рейд, раздались команды:
— Па-ошел шпи-и-иль!..
Загрохотали цепи; боцманы с брандспойтами в рукаЯ засуетились на полубаках, тугими струями воды смывая налипший на цепи ил, и массивные каракатицы якорей еще не успели убраться в клюзы, как эсминцы уже тронулись на выход в открытое море…
Узок Кольский залив, негде разгуляться шторму. Но неистовое бешенство ветров вздыбило водную поверхность, подняло пляшущую толчею волн, и корабли, переваливаясь с борта на борт, зарывались отточенными форштевнями в воду. Расписанные причудливым камуфляжем в виде снежных скал и башен, они матово поблескивали своими бортами при свете полярного сияния и были похожи на скользких пронырливых рыб, всплывших наверх подышать свежим воздухом. А во внутренних отсеках — ни одной раскрытой двери, ни одного иллюминатора, и в сырых придонных помещениях все горловины задраены наглухо.
Эсминцы сильными рывками вспарывали океанскую волну, с ровным гулом бегущую им навстречу. С каждой милей замирали вдали встревоженные крики чаек, и с каждой милей все громче и громче нарастали под кожухами машин гудящие обороты турбинных валов.
Палубы миноносцев мерно вздымались на гребнях водяных насыпей, и стояли на этих палубах люди, одетые во все чистое, — люди, идущие в сражение…
Дивизион вошел в Мотовский залив, освещенный с немецкого берега ракетами. «Летучий» замедлил ход, и на его борту забегали матросы боцманской команды, спускавшие на воду легкий алюминиевый тузик. Лейтенант Пеклеванный, одетый в непромокаемый плащ и высокие резиновые сапоги, перетянутые у паха бечевками, выслушивал последние указания флагарта, нетерпеливо поправляя автомат, висевший на груди.
— Есть, — ответил он, прикладывая руку к виску, и почувствовал концами пальцев, как на виске нервно пульсирует кровь. «А все-таки волнуюсь», — отметил он про себя и еще раз повторил, стараясь вложить в это слово всю твердость своего духа: — Есть!..
— Можете спускаться в шлюпку, — разрешил флагарт, пожимая на прощанье руку Артема. Лейтенант прикинул на глаз расстояние до воды и решительно прыгнул в тузик.
— Отдай конец! — раздалась команда с мостика; сигнальщик Лемехов отвязал трос, соединявший шлюпку с эсминцем; корабль, до этого тянувший тузик за собой, плавно проскользнул мимо низкой черной тенью и скоро растаял во мгле, уходя в сторону губы Эйна.
— Ну, пошли! — сказал Пеклеванный, сразу почуявший какое-то тоскливое одиночество, и почему-то вспомнил Вареньку: «Где-то она сейчас, вот бы посмотрела…»
Не снимая со спины походной рации, радист Игнатьев греб в сторону берега размашисто и сильно. Пристроившись у его ног, сидел за рулем сигнальщик Лемехов, взятый в операцию как человек необыкновенной силы, удивительной выдержки и обладающий феноменальным зрением (это он сумел тогда разглядеть сквозь свистопляску шторма, как смыло с палубы «Жуковского» Сергея Рябинина).
Сильное течение относило верткий тузик на выход из залива. Приходилось грести по очереди, влагая в каждый гребок всю энергию своих мышц. Уже почти у самого берега сели на каменистую мель. Пеклеванный спрыгнул в воду, сталкивая шлюпку с камней, и в этот же момент с берега их окликнули по-немецки. «Патруль!» — быстро определил Лемехов, устанавливая ручной пулемет. Но патрулю, видимо, было не до этого. Егеря дали для очистки совести очередь из автомата, и стало слышно, как их подкованные железом сапоги протопали дальше…
— Кажется, неглубоко, — сказал Артем, и все трое, неся рацию и оружие, побрели по колено в воде к берегу. Но едва выбрались на берег, как сразу же напоролись в темноте на какой-то шнур.
