Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий
Но его решительные действия не возымели должного действия на народ — брожение все усиливалось и могло закончиться открытым мятежом. Тогда Ирод взял под стражу нескольких зачинщиков беспорядков и после жестоких пыток казнил. Но подобная мера устрашения оказалась не только бесполезной, но и вызвала дополнительное ожесточение. Теперь толпы народа собирались у дворца Гиркана, не расходясь даже ночью. Из соседних деревень прибывали крестьяне, так что толпа с каждым днем становилась все более шумной и агрессивной.
Первосвященник несколько раз говорил об этом с Иродом, просил, увещевал, пугал восстанием, которое могло распространиться из Иерусалима по всей Иудее. Ирод и сам понимал, что нужно что-то делать, чтобы успокоить народ, но, во-первых, не знал что, а во-вторых, не желал слышать советов от Гиркана. Вообще в последние месяцы отношения с первосвященником совершенно разладились, и причиной тому была Мариам. Однажды Ирод прямо и настойчиво выразил Гиркану свое желание жениться на Мариам. Гиркан стал говорить, что еще не время и что нужно подождать, пока утихнут страсти в народе и в семье Мариам, к тому же лучше всего дождаться возвращения Антипатра, чтобы понять, сумел ли тот войти в доверие к новому правителю Рима, Цезарю, или не сумел. Еще он добавил, что сам, конечно, желает этого брака, но, так как Мариам все-таки не частное лицо, нужно понять, как на это посмотрит прокуратор Сирии.
— Какой прокуратор Сирии?! — едва сдерживая гнев, нетерпеливо воскликнул Ирод. — Нет там теперь никакого прокуратора!
И в самом деле, Метелл Сципион после убийства Аристовула и Александра покинул Дамаск и скрылся в неизвестном направлении, а Цезий Флак перенес свою ставку в Антиохию и сидел там, не вмешиваясь в дела провинции, в ожидании разрешения Цезаря покинуть проклятую Азию и вернуться в благословенный Рим.
— Там будет тот, кого назначит Цезарь, — ответил Гиркан и добавил, просительно глядя на Ирода: — Тебе нужно запастись терпением, Ирод, и, кроме того, вести себя так, чтобы не возбуждать народ, и…
— Я не нуждаюсь в твоих советах! — оборвал его Ирод. — Занимайся своим делом, а я буду заниматься своим, — И, больше ничего не добавив, твердо ступая и гулко стуча каблуками, он вышел.
Теперешние их отношения были полной противоположностью тех, прежних. Гиркан больше не называл его сыном и смотрел на Ирода с видимой неприязнью, хотя и не без страха, а Ирод в свою очередь держался заносчиво, и жестами, и словом, и взглядом стараясь уязвить и унизить первосвященника, показать, кто настоящий властитель Иерусалима.
Гиркану он это показывал, и даже слишком нарочито, но сам не только не чувствовал власти над городом, но, напротив, нередко ощущал себя пленником, заложником горожан. Да, его отряд идумейцев насчитывал больше двух тысяч человек, это были умелые и испытанные воины, которые не отступят перед крикливой толпой. Но собиравшаяся у дворца Гиркана толпа была только малой частью жителей Иерусалима, и, если представить, что хотя бы половина мужского населения присоединится к ней — уже не считая тех, кто постоянно прибывал из деревень, — то они одной своей массой без всякого оружия задавят Ирода и его солдат.
Люди ненавидели Ирода, а он ненавидел их. Когда-то отец учил его, что власть предполагает не одну только силу, но и правильное отношение к народу, уважение и любовь к нему. На последнем отец особенно настаивал. И когда Ирод возразил, что нельзя заставить себя любить насильно, отец ответил с усмешкой, что в умении заставить себя любить собственный народ и заключается главное достоинство правителя.
Может быть, Антипатр был прав, говоря такое, хотя Ироду всегда казалось, что отец излишне усложняет то, что так просто и понятно. Сам он считал, что ни о какой любви не может быть и речи, а нужна только крепкая власть и мощная военная сила. К тому же он не мог заставить себя полюбить народ, который его ненавидел. Он и вообще считал иудеев негодным народом — слишком гордым, слишком внутренне свободным, слишком обособленным, чтобы они могли быть преданными и послушными подданными. Если соблюдать их древние законы и обычаи, за которые они так держались, то лучше оставить мечты о власти. Нет, с иудеями можно управляться лишь силой, другого отношения они не понимают. Они не жалуют и своих исконных правителей, что же говорить о нем, презираемом чужаке!
Когда возмущение жителей Иерусалима вылилось в открытые выступления — то там, то здесь, в разных частях города, люди стали нападать на его воинов, забрасывать их камнями, — Ироду не оставалось ничего другого, как просить помощи у брата, Фазаеля, и он послал за ним в Массаду.
Брат приехал в Иерусалим уже через несколько дней. Ирода удивило, что он взял с собой только сотню всадников. После приветствия, объятий, расспросов о здоровье родных Ирод осторожно упрекнул брата, что тот не выполнил его просьбы и не привел с собой значительное количество войск. Фазаель улыбнулся, положил руку на плечо брата, проговорил, покачав головой:
— Нельзя быть только воином, Ирод. Пойми, Иерусалим — не поле сражения.
— Он скоро станет полем сражения, — недовольно ответил Ирод и чуть шевельнул плечом, показывая неуместность ласки брата, — вот увидишь.
Но Фазаель руки не отнял, сказал, продолжая улыбаться:
— Мы с тобой должны постараться обойтись без крови, бессмысленно воевать с собственным народом, это не укрепит власть, не принесет славы.
— Они не мой народ! — сбросив наконец руку брата, уже не сдерживая гнева, заявил Ирод.
Без улыбки, но все еще спокойно Фазаель сказал:
— Отцу не понравились бы ни твои действия, ни твои слова.
— Отец далеко, и он оставил меня, чтобы…
— Чтобы ты помогал управлять Гиркану, — перебил Фазаель, чуть возвышая голос и с неожиданной для его мягкого нрава строгостью, — а не злил народ избиениями и казнями. Вот, — он достал из-под одежды свернутый в трубку свиток, — я получил послание отца несколько дней назад. Прочти.
Ирод нехотя развернул свиток, пробежал письмо глазами. Отец писал, что надеется скоро возвратиться, потому как победа Цезаря над египтянами близка. Он просил Фазаеля присмотреть за Иродом: «Он слишком горяч, а я не хочу возвратиться в пылающий мятежом город. Для всех нас будет полезнее, если Цезарь увидит покорную и мирную страну. Передай это мое желание Ироду, а если понадобится, отправляйся в Иерусалим и замени его там».
Некоторое время Ирод смотрел в свиток, не читая. Он понял, что отец имел сведения о положении в Иерусалиме. Значит, кто-то сообщал их ему. Кроме Гиркана — некому. «Проклятое семя!» — зло подумал Ирод и поднял голову.
— Значит, мне надо…
— Уехать в Массаду на время, — договорил за него Фазаель и тут же добавил примирительно: — Так будет лучше. Для всех.
Ирод передал командование своим отрядом брату и через два дня покинул Иерусалим. Он бы сделал это сразу после разговора с Фазаелем, если бы не Мариам. Оставаться здесь в данных обстоятельствах он считал позором, ведь получалось, что он плохо справился с поручением отца и Фазаель не просто отстранял его, но фактически изгонял из города. Но уехать вот так просто, оставив здесь Мариам, он не мог. И снова он стал обдумывать план, как выкрасть девушку и увезти с собой.
Фазаель принялся за дела в первый же день по приезде. Сначала он отправился к первосвященнику Гиркану и долго говорил с ним о чем-то. Ирод видел, как они вместе вышли из покоев Гиркана. Гиркан улыбался — за долгие месяцы впервые, а Фазаель, почтительно изогнувшись, шептал ему что-то. Ирод отвернулся. Он всегда любил и уважал брата, но в ту минуту он ненавидел его так же, как и первосвященника.
А утром — Ирод видел это через окно, выходившее на площадь, — к парадному входу подъехал всадник и, легко соскочив на землю, взбежал по ступеням. Собравшийся на площади народ приветствовал всадника — Ирод узнал Малиха. Того самого, друга предателя Пифолая, иудейского полководца. Когда Пифолай с тысячью воинов шел к Аристовулу, Малих не последовал за ним, затаился, жил как частное лицо. Ирод приказал строго следить за ним, про себя решив, что при малейшем враждебном действии возьмет его под стражу. Но хитрый Малих не только не предпринимал никаких враждебных действий, но и не давал никакого повода для ареста. Жил замкнуто, редко выходил из дома (даже в храм), как видно, опасался, что любовь к нему жителей Иерусалима — вернее, бурные проявления любви — может возбудить подозрения Ирода. Как ни старались шпионы Ирода, но ничего выведать не смогли. И вот затворник появился — открыто, смело. Ирод отпрянул от окна, до боли сжал кулаки. Значит, Фазаель открыто демонстрирует — не только Ироду, но и толпе на площади, — что правление изменилось.
Ирод заперся в своей комнате, боясь, что его увидит кто-либо, сидел, низко опустив голову и обхватив ее руками. Через некоторое время шум на площади перед дворцом усилился, послышались резкие крики. Ирод подошел к окну, осторожно, боясь быть замеченным, выглянул. С лестницы парадного входа спускались трое: первосвященник Гиркан, Фазаель и Малих, причем Фазаель скромно держался позади двух первых. Выйдя на площадь, они попали в окружение плотного кольца людей. Ирод видел только голову Малиха — он был высокого роста, головы тщедушного Гиркана и невысокого Фазаеля потонули в толпе. Шум затих, люди внимательно слушали, что говорили им первосвященник и Малих. Обращался ли к людям Фазаель, Ирод так и не понял.
