Юрис Леон - Суд королевской скамьи
Вздохнув, Эйб отвел глаза от сына, мучаясь необходимостью спросить то, что весь день терзало его.
— Я видел тебя и Иосси в компании военного атташе израильского посольства.
— Положение дел оставляет желать лучшего, папа, — сказал Бен.
— Черт бы побрал этих русских, — сказал Эйб.— Сукины дети. Они вечно разжигают страсти. Ради Бога, когда же нас оставят в покое?
— Лишь на небесах, — прошептал Бен,
— Бен... послушай меня. Сынок... ради Бога... не горячись в воздухе.
21
Абрахам Кэди и его сын, с красными после прошедшей ночи глазами, вошли в помещение суда. Мужской туалет размещался между двумя совещательными комнатами. Эйб направился к писсуару. Почувствовав, что кто-то стоит у него за спиной, он глянул из-за плеча. Это был Адам Кельно.
— До этой пары еврейских яиц ты так и не добрался, — сказал Кэди.
— Замолчите!
Хелена Принц, миниатюрная женщина в изящном платье, вошла в зал суда с уверенностью; которой не отличались другие женщины. Хотя, вне всяких сомнений, она была лидером среди них, но Шейла чувствовала, что Хелена на грани нервного срыва.
С помощью переводчика с французского она сообщила, что родом из Антверпена, родилась в 1922 году, и зачитала вытатуированный у нее на руке номер. Такая процедура проходила в суде уже несколько раз, но она не переставала оказывать воздействие на тех, кто был ее свидетелями.
— Вы продолжали носить свою девичью фамилию Бланк-Имбер даже после того, как в начале войны вышли замуж, — вы и ваша сестра Тина.
— Ну, на самом деле замуж мы не выходили. Видите ли, немцы высылали женатые пары, и мужа и жену, так что мы с сестрой свершили брачные обряды при раввинах втайне, но официально мы не были зарегистрированы. Наши мужья были уничтожены в Аушвице. И после войны я вышла замуж за Пьера Принца.
— Могу ли я предложить свидетелю выслушать и оценить последовательность событий? — спросил Баннистер.
— Не возражаю.
— Весной 1943 года вас с сестрой Тиной отправили в третий барак, где подвергли облучению. Это же, как теперь совершенно ясно, было произведено и по отношению к другим парам близнецов, сестрам Ловино и Кардозо из Триеста.
— Совершенно верно. Нас облучили и прооперировали как раз перед тем, как в бараке появились другие пары близнецов.
— В то время вами занималась женщина-врач, полька Габриела Радницки. Она покончила с собой, и ее место заняла доктор Мария Вискова?
— Верно.
— Итак, примерно через месяц после облучения вас отправили в пятый барак. Не можете ли рассказать нам, что дальше происходило с вами?
— Нас осмотрел доктор Борис Дымшиц.
— Откуда вы узнали, что это был именно Дымшиц? — Он представился.
— Помните ли вы, как он выглядел?
— Он был очень старым, слабым и рассеянным. Я помню, что его руки были покрыты струпьями экземы.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Он отправил меня с Тиной обратно в третий барак. Он сказал, что мы в таком плохом состоянии после облучения, что нас нельзя оперировать.
— Кто-нибудь еще присутствовал при этом?
— Восс.
— Протестовал ли Восс? Требовал ли он, чтобы вас прооперировали в любом случае?
— Он злился, но ничего не сделал. Через две недели темные пятна исчезли, и нас снова забрали в пятый барак. Доктор Дымшиц сказал, что ему придется оперировать нас, и пообещал, что оставит здоровый яичник. Я получила укол в руку и впала в дремотное состояние. Затем, помню, меня на каталке доставили в операционную, после чего я погрузилась в сон.
— Вы знали, какого рода анестезию к вам применяли?
— Хлороформ.
— Как долго после операции вы оставались в лежачем состоянии?
— Много, много недель. У меня были осложнения. Доктор Дымшиц часто навещал нас, но в полутьме, стоящей в бараке, он почти ничего не видел. А потом он исчез.
— И вы слышали, что его отправили в газовую камеру?
— Да.
— И доктор Радницки покончила с собой.
— Да, в бараке.
— И ближе к концу года, после того как в бараке оказались сестры Ловино и Кардозо, вас снова подвергли облучению.
— На этот раз мы с Тиной пробовали сопротивляться.
Она описала сцену бедлама в предоперационной пятого барака.
— Я дралась изо всех сил. Мы с Тиной сопротивлялись тому, чтобы нас разделили, но они скрутили меня и сделали укол в спину. Но даже после него нижняя часть тела не потеряла чувствительности. Я по-прежнему все чувствовала.
— То есть укол не оказал воздействия?
— Нет.
— И когда вас доставили в операционную, вам не давали наркоза, не так ли?
— Я была в ужасе. Я все чувствовала и сказала им об этом. Я. попыталась сесть и спрыгнуть со стола. Двое закрутили мне руки и опрокинули спиной на стол. Доктор несколько раз ударил меня по лицу и рявкнул на меня: «Verlichte Judin... проклятая еврейка!» Я молила его убить меня, потому что не могла выносить эту боль. Я выжила только благодаря доктору Тесслару.
— Вы были в плохом состоянии после операции?
— Я вся горела от жара и чувствовала, что схожу с ума. Сквозь бред до меня доносились рыдания Тины... а потом я ничего не помню. Я не знаю, сколько прошло времени, пока снова начала все воспринимать. Может, прошло несколько дней. Я спросила, где Тина, и доктор Вискова сказала мне, что Тина в первую же ночь умерла от кровотечения.
Качнувшись на месте, она ударила кулаками по перильцам возвышения. Потом внезапно вскочила на ноги и, повернувшись, ткнула пальцем в доктора Кельно.
— Убийца! Убийца! — вырвался у нее мучительный стон.
Эйб рванулся по проходу, отбрасывая людей, попадавшихся ему на пути. Миновав места для прессы, он обхватил Хелену Принц руками.
— Я забираю ее отсюда, — сказал он.
Пристав взглянул на судью, который сделал ему знак оставить их в покое, и Эйб почти на руках вынес из зала суда рыдающую женщину.
Гилрой хотел сказать несколько слов присяжным относительно того, что данную сцену не стоит принимать во внимание, но он не смог этого сделать.
— Хотите ли вы подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу, сэр Роберт?
— Нет. Она настолько расстроена, что не в состоянии вынести его.
— Члены суда видели и слышали то, что происходило у них перед глазами, — заметил судья. — И не смогут забыть этого. Леди и джентльмены, — усталым голосом обратился он к присяжным, — иного поступка, нежели тот, который сделал сэр Роберт, и нельзя было ждать от английского юриста. И когда позже я буду подводить Перед вами итоги представленным доказательствам, я попрошу вас не забывать, что данную свидетельницу не подвергали перекрестному допросу. Не объявить ли нам перерыв?
22
— Я хотел бы пригласить на свидетельское место сэра Бэзила Марвика, — известил Брендон О'Коннор.
Внешний вид и поведение Марвика выдавали в нем типичного англичанина, приверженца традиций. Он принес присягу на Новом Завете, назвал себя и сообщил, что живет на Уимпол-стрит. Суду было доложено, что ан давно считается видным анестезиологом, преподавателем и автором многочисленных трудов, которые выходят в свет вот уже четверть века.
— Будьте любезны объяснить милорду и суду присяжных, что представляют собой два основных вида наркоза.
— Существует общий наркоз, при котором пациент находится полностью в бессознательном состоянии, и местный, при котором подвергается обезболиванию только та часть тела, на которой предстоит оперировать.
— И определяет, к какому наркозу прибегнуть, конечно, сам хирург. Если же при нем нет анестезиолога, он сам может провести обезболивание.
— Да. В случае необходимости он может прибегнуть к комбинации этих двух видов наркоза.
— Какие средства использовались для общего наркоза в начале сороковых годов в Центральной и Восточной Европе?
— 3фир, этилхлорид, хлороформ, эвипал, закись азота, смешанная с кислородом, и другие.
— Я вынужден вмешаться, — сказал Хайсмит.— Мы слышали свидетельства двух хирургов из Ядвиги, что общий наркоз там, как правило, не применялся.
— О чем у нас и идет речь, — отпарировал О'Коннор.
— Понимаю, — пробормотал Гилрой. — Вы предполагаете, что в Ядвиге вполне могли давать общий наркоз.
— Из показаний свидетелей доктора Кельно мы убедились, что они были полностью в бессознательном состоянии, — сказал О'Коннор. — Вы слышали рассказ миссис Принц, что во время первой операции, которую проводил доктор Дымшиц, она была под общим наркозом. И я мог предположить, что доктор Кельно не считал нужным прибегать к общему наркозу лишь в тех случаях, когда перед ним на операционном столе оказывался еврейский пациент.
— Мистер О'Коннор, я разрешаю вам продолжать допрос свидетеля, но должен вас предупредить, что вы ступаете на опасную почву. И советую членам суда, пока данная точка зрения не получит убедительного подтверждения, относиться к показаниям доктора Марвика по этому вопросу с большой осторожностью.
