Олег Михайлов - Александр III: Забытый император
Удивительно ли, что все бражничали и мотали деньги вовсю. Да и на подношения восточным вельможам не скупились. Хотя в поездку государь приказал отпустить четырнадцать сундуков с подарками на двести пятьдесят тысяч рублей, очень скоро все было роздано, и пришлось из Петербурга спешно отсылать новые сундуки.
А тут еще – совершенно не к месту и не вовремя – журнальная статья, где восхвалялся русский флот, бранились англичане и говорилось, что придет-де время – и мы покорим Индию. Император сделал выговор цензору и наложил резолюцию: «Верно, дельно сказано, но не время об этом рассуждать, так как цесаревич в эту минуту в Индии».
Как раз из Индии Ники прислал по-французски телеграмму, над содержанием которой бились и не могли его разгадать самые светлые умы:
ШЕСТЬ ДНЕЙ ЦЕЛУЮ БОЛЬШОГО КОТАПосле долгих размышлений царь пришел к выводу, что Ники был просто пьян, но тут телеграмму поглядела фрейлина Минни Козлянинова и прочла ее на русский лад:
SIX JOUR BAISE GROS CHATTo есть:
СИЖУ БЕЗ ГРОШАГосударь очень гневался, но повелел выслать путешественникам еще денег на их содержание. А дальше – нелепая кровавая история, подробности которой скрыли от императора. Японский посол в Петербурге Ниссу сперва лишь ограничился сообщением, что наследник получил удар по голове самурайским мечом.
12Все это случилось, как было сказано в шифрованной депеше, присланной из Токио, в воскресенье 23 апреля 1891 года, в два часа дня, в городе Оцу, известном своими притонами. В депеше утверждалось, что цесаревич серьезно ранен. Когда Ниссу разбирал по шифру депешу, то первым словом было: «attentat»,[167] отчего он очень смутился и тотчас послал сказать министру иностранных дел Гирсу, что вечером будет у него. Депешу расшифровали до конца лишь к одиннадцати вечера. Но так как император находился в Гатчине, то Гирс не решился сообщить ему столь поздно о несчастье. Всю ночь ни он, ни Ниссу не сомкнули глаз. Наконец под утро пришло новое сообщение, где говорилось, что рана наследника не опасна, что череп затронут, но не глубоко.
От Гирса слухи поползли по Петербургу, стремительно обрастая подробностями и домыслами. Судачили, что император строго-настрого наказал наследнику не посещать японские капища, где собирались религиозные фанатики, не заходить в сомнительные заведения с гейшами. Однако будто бы Николай Александрович в компании молодых офицеров несколько раз ездил в древнюю столицу Киото, и не только для обозрения храмов.
Конечно, легче всего осудить порывы ветреной молодости! Ведь не секрет, что неподалеку от порта Нагасаки, в деревне Инасса некая вдова по имени Омати-сан содержала ресторан с русскими поварами, сама свободно говорила по-русски, играла на пианино и на гитаре русские песни, угощала гостей крутыми яйцами с зеленым луком и свежей икрой и создала в своем заведении атмосферу типично русского трактира, который мог бы занять место где-нибудь на окраине Москвы. Но кроме того – и это самое главное – Омати-сан знакомила русских офицеров, не требуя за свои услуги ровно никакого вознаграждения, с временными японскими «женами», на что морской министр России смотрел сквозь пальцы.
Бывал и живал там – в миниатюрном домике с крошечным садиком, миниатюрными деревьями, маленькими ручейками и микроскопическими цветами – и кузен императора, молодой красавец великий князь Александр Михайлович. Отчего путь туда мог быть заказан и наследнику российского престола? По слухам, цесаревич не раз приезжал в Инассу, переодевался в кимоно и проводил время с японками, о которых восторженно отзывался как о лучших в мире женщинах. Слухи слухами, но ведь дыма без огня не бывает. И вот оно, драматическое продолжение.
Третье апреля 1891 года стало несчастным для России днем, который отозвался через четверть века громовым эхом Цусимы и Мукдена. В истории нет ни бессмыслиц, ни случайностей. И по отношению к истории нелепо и глупо употреблять сослагательное наклонение: «если бы…». Факт остается фактом, что именно с этого апрельского дня Николай Александрович возненавидел дальневосточных соседей, презрительно именуя их «косоглазыми япошками».
А начинался день прекрасно…
Цесаревич очень подружился за время кругосветного путешествия с королевичем Греческим и Датским Георгием. Впрочем, они сблизились еще раньше, когда император пожаловал Георгия почетным званием офицера русского флота. Наследник и королевич совершили тогда на военном корабле «Орлов» плавание из Петербурга в Копенгаген. И внешностью, и по натуре они были полной противоположностью: цесаревич – ниже среднего роста, королевич Греческий – великан; Николай Александрович – натура пассивная, созерцательная, Георгий – волевой, страстный. Но недаром говорят, что крайности сходятся. И кузены в течение всего путешествия жили, что называется, душа в душу.
Правда, была у них и общая черта – беспечность. Хотя Александр III и предупреждал, напутствуя сына, что в Японии нужно держаться осторожно, наследник не внял его советам. А ведь дальневосточный сосед давно уже с тревогой и азиатской недобротой следил за тем, как укрепляется Россия на Тихом океане, как продвигается к Владивостоку великая Транссибирская магистраль. Да и само имя крепости и порта – разве не вызов Японии – владей Востоком!..
Но Николай и Георгий ходили по японским улицам словно по Невскому, простодушно принимая церемонную вежливость островитян, скрывавшую их истинные чувства, за проявление дружелюбия. Накануне они осмотрели святыни и дворцы древней столицы Киото, совершенно опустевшей с тех пор, как двадцать три года назад японский император переехал в далекое Токио.
Ранним утром в сопровождении свиты цесаревич и Георгий отправились на север. Стоял чудесный апрельский день. Дорога шла между небольших холмов, утопавших в розовом цветении японской вишни – сакуры. Городок Оцу был расположен на южном берегу красивого озера Бив-ко. Наследник еще издали заметил, что его ждут. Дома были украшены русскими и греческими национальными флагами, а перед въездом в город выстроилась официальная делегация. Приблизившись к именитым гостям, отцы города, одетые в традиционные кимоно, в деревянных сандалиях, склонялись в глубоких поясных поклонах и втягивали в знак глубокого почтения, по японскому обычаю, с шипением воздух.
Цесаревича попросили занять место в легкой двуколке, убранной ветками сакуры. Одна за другой целая вереница колясок тронулась с места, продвигаясь по узким улочкам Оцу. За шпалерами полиции толпились многочисленные зрители, которые громкими криками приветствовали чужестранных гостей. Стражи порядка едва сдерживали толпу. Но далеко не все лица выражали дружелюбие; наследник ловил злые взгляды и слышал неприязненные голоса. Теперь он вспомнил слова отца: «Японцы ищут пространства для экспансии своей перенаселенной страны. А великорусские колонисты укрепились на континенте и Сахалине. Не забывай об этом соперничестве…»
Рикши, тянувшие двуколки, плавно бежали между оглоблями. Экипажи съезжали вниз, по наклону главной улицы, к высокому зданию префектуры. Через переулок они выбежали в центр города, где было множество красочно-ярких магазинов. Постепенно середина и хвост вереницы опустели: Барятинский, Оболенский, Волков выбрались из двуколок, чтобы купить сувениры. Видевший это великий князь Георгий пробормотал:
– Ни греки, ни тем более датчане никогда бы не поступили так, как эти легкомысленные русские!..
В этот момент стоявший на правой стороне улицы здоровенный полицейский вдруг кинулся к двуколке наследника российского престола. Он с размаху рубанул цесаревича саблей – шляпа наследника слетела на мостовую, и из раны на его голове хлынула кровь. Затем полицейский перебежал на другую сторону коляски и уже занес руку для второго и, возможно, смертельного удара, но его предотвратил королевич Георгий.
Выпрыгнув из двуколки, он что есть силы хватил полицейского по голове дубиной. Тот грохнулся на землю. Никого из свиты наследника рядом не оказалось, и японцы внесли Николая Александровича в магазин сукон. Между тем покушавшийся попытался подняться. Полицейские на глазах у Георгия выхватили сабли и набросились на фанатика, нанося ему удар за ударом. Королевич с изумлением наблюдал, как несчастный, которому уже снесли полчерепа, все еще потрясал кулаком в его сторону, гневно проклиная Георгия за вмешательство.
Королевич поспешил в магазин сукон, где цесаревичу оказывали первую помощь. Рана на голове не была опасной, но Николай потерял много крови, которую никак не удавалось остановить. Пожилой японец, видимо хозяин магазина, намочил полотенце в полоскательнице, но Георгий заметил, что вода была грязной, и приложил к ране свой носовой платок. Тотчас принесли в кувшине чистую воду из колодца, находившегося во дворе за магазином. Наконец появилась свита наследника – перепуганная и подавленная случившимся.
