Алан Саваж - Восемь знамен
— Напишите для меня письмо о том, что я сделал.
— С радостью. А затем поговорим о деньгах или, если хочешь, об устройстве на службу — на твой выбор.
— Я не хочу ни денег, Баррингтон, ни службы здесь, в Шанхае. Только напишите для меня письмо.
— Но что ты собираешься делать с этим письмом? На чье имя мне следует его написать?
— На имя Почитаемой, Лань Гуй. Джеймс нахмурился:
— Разве не ее отец приказал тебя оскопить?
— Хуэйчжэн теперь уже ничто. Зато его дочь — путь к моему благополучию. — Он взглянул на Джеймса. — Возможно, и к вашему, Баррингтон. Вы думаете, она забыла свою старую любовь?
— Боже праведный! Начинаю понимать твои намерения, Чжан Цзинь. — Он помрачнел. — Ты подверг себя такому огромному риску, спасая мою сестру, единственно ради письма к Лань Гуй?
— Она на пути к великому процветанию, — повторил Чжан Цзинь.
— Надеюсь, ты прав. Ну что ж, я напишу для тебя письмо и желаю тебе удачи.
Джоанна хотела только одного: остаться наедине с собой и обдумать все, что с ней произошло. А если удастся, то и понять.
— Тебе не хотелось бы уехать из Китая? — спросила ее мать.
Покинуть Китай? Теперь ей уже не покинуть Китай никогда, так как, куда бы она теперь ни поехала, повсюду станет объектом сплетен.
— Нет, мама, — ответила она, — я хочу увидеть дядю повешенным.
Цзэньцзин демонстративно вышла из комнаты.
— Страшная женщина, — заметила Джейн. — Удивительно, почему Мартин до сих пор не выкинул ее из дома.
На следующий день китаянка исчезла, и никто не знал, куда она отправилась.
— Разве что присоединилась к тайпинам, — предположил Мартин. Меньше всего он был намерен искать ее.
Невзирая на чувства, испытываемые Джоанной, несколько человек упорно стремились поговорить с ней. Одним из них был Цзэн Гофань со своим молодым помощником Ли Хунчжаном. Их интересовали сведения об армии тайпинов. Однако Джоанна мало что могла им рассказать.
Вторым оказался Гарри Паркс — британский министр. Он принадлежал к той категории мужчин, которых она больше всего недолюбливала. Этот высокий сухощавый господин с редкой шевелюрой и красным лицом, выступающие скулы которого украшали огромные бакенбарды, был просто чудовищно самоуверен: никогда не сомневался в своей правоте. Паркс слыл признанным британским экспертом по Китаю, так как жил на Дальнем Востоке с детства, а подлинного эксперта — Мартина Баррингтона — все еще считали ренегатом.
— Моя дорогая мисс Баррингтон, — начал Парке, — мое сердце обливается кровью, когда я гляжу на вас. Как бы мне хотелось, чтобы ваш отчим увез семью из Уху до того, как город захватили тайпины.
— Мой дядя тогда и представления не имел о том, что может случиться, господин Паркс. А вот что мне действительно непонятно, так это почему британцы, — она жестом указала с веранды на несколько боевых кораблей, застывших на якоре, — не помогают маньчжурам подавлять мятеж.
— Помогать маньчжурам? Да ведь именно провалы в политике маньчжуров привели к восстанию. Бог свидетель, любому здравомыслящему человеку не стоит большого труда разобраться, что жестокость и насилие идут рука об руку с китайской политикой — таков стиль жизни этого варварского народа. Если взглянуть на то, что лежит за этой кровью, становится ясно: тайпины выражают вполне справедливое недовольство подавляющего большинства китайского населения маньчжурами, отвращение к ним. Тайпинское восстание закончится только тогда, когда маньчжуры будут изгнаны за Китайскую стену, откуда они когда-то пришли.
Джоанна в недоумении уставилась на него:
— Вы это серьезно?
— Конечно, серьезно. И эту точку зрения я стараюсь довести до своего руководства.
— Но это же приведет к анархии, к полному уничтожению китайской цивилизации! — воскликнула Джоанна. — Господин Паркс, я жила среди китайцев и маньчжуров, даже среди тайпинов. Маньчжуры, безусловно, правят жестоко, но китайцы, по крайней мере, процветали, пока не пришли тайпины. Простые китайцы ненавидят их и боятся, считая проклятием, нависшим над страной. Вы что же, собираетесь сделать Хун Сюцюаня императором Китая? Да это все равно что пригласить Аттилу гуннов править Европой.
Улыбка Паркса была снисходительной.
— Я понимаю, что вы должны думать о тайпинах, мисс Баррингтон. Это вполне естественно. Однако, знаете ли, люди моего положения — дипломаты, эксперты, если хотите, — не могут позволить своим чувствам влиять на аргументированные оценки. — Он потрепал ее по руке. — Именно поэтому женщинам нет места в дипломатии, моя дорогая.
Джоанне нестерпимо хотелось плюнуть ему в лицо.
Крошку принца назвали Цзайцюнь. Его рождение вызвало подлинную бурю страстей по всей империи. Поползли самые невероятные слухи, будто бы Лань Гуй спуталась с другим мужчиной, чтобы зачать наследника, будто бы ребенок был подменен… Эти слухи, передаваемые от Дэ Аньва, приводили Лань Гуй в бешенство.
Однако поистине ярость вызвало у нее присвоение нового титула. Ее назначили «Гуй Фэй», или наложницей второго ранга. Она не претендовала на звание императрицы наравне с Нюхуру, но мать дочери Сяньфэна Жуань получила титул «Хуан Гуй Фэй», или наложницы первого ранга. А Лань Гуй, подарившая императору наследника, оставалась во втором ранге. Она знала, всему виной ее недостаточно высокое происхождение, и не могла простить, пусть даже уже мертвого, отца за это. Не простит она и дядьев императора — принца Хуэя и его полукровного брата Сушуня, которые, по дошедшим до нее слухам, и были главными виновниками ее унижения.
Зато сын у нее прекрасный. Лань Гуй обожала его и до шести месяцев кормила сама. Позже его отдали кормилице, но спал он по-прежнему в ее апартаментах, хотя очень скоро — она знала это — его должны забрать у нее для воспитания и обучения, будто она сама не могла дать ему куда лучшее образование, чем любой мандарин.
Несмотря на все разочарования жизнь Лань Гуй приобрела совсем иной оборот, так как, без сомнения, сколько бы ее ни унижали в званиях, она оставалась фавориткой императора. Причем не только благодаря рождению наследника трона. Именно ее хотелось ему чаще других женщин. Поскольку он не мог прикоснуться к ней во время ее беременности, то теперь, когда она снова могла позволить себе интимные отношения, император вызывал ее каждую ночь вот уже на протяжении месяца.
Это утешало, но и выматывало. Более того, она ужаснулась, увидев, насколько ухудшилось состояние здоровья императора за то время, пока она отсутствовала в его постели. У него раздулась левая нога и возникли проблемы с опорожнением кишечника, а кроме того, еще большее затруднение вызывала эрекция. И хотя Лань Гуй по-прежнему лучше, чем другим наложницам, удавалось стимулировать своего господина, ее беспокоило то, что он пристрастился к странным, даже абсурдным, на ее взгляд, извращениям.
Не раз он заставлял ее любить себя вместе с еще одной наложницей в позе «Фениксы, танцующие в паре», и хотя во всех случаях она оставалась основной партнершей, ей пришлось подчиниться его неожиданному желанию взять ее сзади — в позе «Прыжка белого тигра». Однако, несмотря на изматывающие клинчи и манипуляции, ему не удавалось справиться со своей импотенцией.
— В ваше отсутствие, Почитаемая, — объяснил Дэ Аньва, — его величество, страдая от одиночества, посылал в город за проститутками и трансвестами. Больше всего ему понравились трансвесты.
Лань Гуй кипела от возмущения. Ее не столько рассердило известие о трансвестах, разумеется, недоступных в Запретном городе, где император был единственным полноценным мужчиной среда шести тысяч обитателей, сколько было противно, что он вызывал проституток обоих полов, когда его окружало столько тоскующих женщин.
Но более всего Лань Гуй беспокоила пресловутая инертность, с которой вершила дела высшая знать империи. Чувствуя укрепление своих позиций по сравнению с прошлым, Лань Гуй пыталась обратиться к императору по поводу своих опасений. И пусть тайпинские мятежники больше не решались вторгнуться на север, но до сих пор владели Янцзы и территориями к югу и востоку от Великой реки, да к тому же плодились, как саранча.
— Они — раковая язва, пожирающая вашу империю, господин, — сказала она Сяньфэну, когда они лежали вместе. — Их следует уничтожить.
— Они уничтожают сами себя, Маленькая Орхидея, — ответил он. — Мои наместники докладывают мне, что эти бандиты как мухи вымирают от болезней и внутренних распрей.
— Тогда сейчас как раз подходящий момент, чтобы направить против них наши армии, полностью разгромить их и смешать с грязью.
Он прошелся пальцами по ее волосам;
— Ты всего лишь ребенок, Маленькая Орхидея. Тебе не понять государственных проблем. Наши настоящие враги — длинноносые варвары с их большими кораблями, с их опиумом, с их коварством.
