Евгений Бажанов - По законам Дикого поля
– Ползи, – попросил Вожа. Ему было жаль бросать промышленного коня.
И случилось чудо. Конь пополз, припав на колени. С помощью тянущих его звероловов он вначале втиснул в пещеру голову и грудь, а потом и круп. Других коней отпустили, потому что кочевники уже приближались к краю воронки.
Вожа выстрелил в потолок у входа в пещеру и обвалил массу известняка, почти прикрывшего вход. Опасения его были напрасны. Узкий вход оборонять не сложно. Кочевники даже не попытались войти в пещеру, расположились у края воронки, решив устроить засаду.
Из глубины пещеры дул ветерок.
– Оставим Тополя у входа, а сами пойдем вперед, – предложил Вожа. – Здешние починки сказывали, что в одной воронке начинается длинная пещера. Тянется она верст на двадцать и выходит в Сокольих горах. Это русло подземной реки, текущей во время таяния снегов. Похоже, мы в нее попали. Проверим.
Из топора вынули топорище, накололи из него много тонких лучинок. Одну из них зажгли и пошли искать выход. Вышли звероловы в овраге возле Волги.
Тем временем экспедиция и семья мельника благополучно добрались до Алексеевского пригорода. Гарнизон крепости накануне слышал стрельбу, но из крепости не вышел, так как половина небольшого гарнизона ушла на выручку в селитьбу по реке Самаре.
Меж тем Вожа и Васек на купленных конях вернулись к истоку подземной реки. Кочевников там уже не оказалось. Они еще будут рассказывать легенды, как знаменитый зверолов Вожа ушел под землю и исчез. Звероловы расширили вход в пещеру и освободили Тополя, который заиграл на солнце, будто весной.
Из Алексеевского пригорода Вожа довел экспедицию и нескольких солдат из крепости до урочища Барбошина поляна, что в двенадцати верстах от Самары. Здесь Вожа стал прощаться с экспедицией.
– Пойду домой, капитан. Жена, чай, заждалась. До Самары час-другой пути вдоль дубровы. Дойдете сами.
Капитан обнял проводника:
– Спасибо за добрую службу. Без тебя весь путь не прошли бы. Наш долг благодарности ничем не выплатить. Трудами нашими и таких, как мы, огромный Заволжский край будет введен в общую систему прочих областей Российской империи. Усилия наши не были бесплодны. Верю, потомки в дальнейшем не раз оценят наши труды. Будь здоров и счастлив, Вожа.
Вожа не умел говорить так возвышенно. Он молча еще раз обнялся с Долматовым, быстро обнял других участников экспедиции, с кем несколько месяцев грелся у одного костра, сел на коня.
От Барбошиной поляны Вожа, Васек и Мамон ушли в свои селения. Долматов и другие участники экспедиции долго махали им вслед.
ВСТРЕЧА У ЧЕРНОГО ВСАДНИКА (РУССКАЯ ОХОТА)
1
Весну и большую часть лета зверолов Вожа водил по Дикому полю отряд ученых Оренбургской экспедиции. В августе в усадьбе табунщика Максима Калачева его встретили как человека, вернувшегося с того света.
Молодая жена не отходила от Вожи ни на шаг. Подолгу молча смотрела, как он колет дрова или мастерит новую уздечку. Вожа смущался, сердился и уходил в степь.
В степи Вожа ловил ястребов и соколов для продажи кочевникам. Хищников приманивал на дикого голубя, привязанного к колышку, вбитому в землю. Рядом натягивал сеть. Сокол, бьющий добычу сбоку, запутывался в сети. Удача не покидала зверолова. В капканы и сети попадались и лисицы, и волки…
Выросший среди лесов и степей, Вожа смутно помнил родителей, потерянных в раннем детстве. Воспоминания о семье рассеялись за годы странствий. Потому после недавней свадьбы, оказавшись в центре внимания дружной семьи табунщиков, Вожа с некоторой настороженностью открывал для себя новый мир, в котором было уютно.
В августе Максим объявил дома о намерении поехать в Самару, чтобы продать нескольких коней и поправить хозяйство после зимнего пожара, случившегося во время боя с кочевниками. Вожа и Мотя собрались ехать вместе с ним.
Накануне отъезда Вожа привез из степи страшно изможденного человека. Он был чрезвычайно худ, черен от степного солнца и пыли, слаб от истощения, так что даже на лавке сидел с трудом. Назвался самарским пастухом и шорником[157] Николаем Чеботаревым. Он сообщил, что «выбежал из асиатского полона».
Беглеца покормили и дали поспать. Он быстро восстанавливал силы и уже на другой день свободно ходил по двору.
– Как тебя угораздило попасть к асиатцам? – спросил Максим беглеца за самоваром.
– Из-за предательства, – сказал Николай Чеботарев. – Купец Самыга нас продал. Есть в Самаре такой торговый человек. Отправляет в Ташкент и Хиву караваны. Набирает людей из числа пришлых переселенцев и отправляет их вместе со знакомыми ему асиатскими купцами.
– Отчего же ты решил, что вас предали? – спросил Максим.
– Оружия нам купец для охраны товара не дал. Сказал, что асиатцы будут охранять. А народа для сопровождения нанял много. И я напросился. Заработать хотел, чтоб домишко подновить. Так вот, в степи асиатцы нас повязали, надели колодки на ноги. Часть тюков, набитых соломой, для отвода глаз побросали. Вот и оказался в рабстве. За нас уж и деньги уплочены были. Тут я понял, отчего караваны купца с товаром пропадали, а купец все богател и богател.
– Вот Иуда, – Дружина, сын Максимов, даже из-за стола поднялся от негодования.
– С вами в Самару поеду, – сказал Чеботарев. – К воеводе пойду. Даже если купчина откупится, самарцы ему жить в Самаре не дадут.
– Как бежал? – спросил Дружина.
– Ночью подполз к тлеющему костру и сунул туда руки. – Чеботарев поднял обожженные кисти рук. – Веревки перегорели. Потом ноги освободил. Утек. Да чуть с голоду не помер по дороге. Все ж дошел. Дошел! В этом вижу знак судьбы. Только я спасся. Да накануне пленения куда-то проводник Острога пропал.
– Острога? – у Вожи брови поднялись. – Он и тут поспел. За нашей экспедицией охотился, да не сумел съесть. Решил хоть тут урвать. Ну и ну.
2
В самарском кабаке загорелые здоровенные подвыпившие мужики плясали «русскую» или, как иногда говорят, «русского» под балалайку и гармонь с колокольцами. Плясали от радостного возбуждения и избытка сил, рожденных горячим летним солнцем и степным ветром, пропитанным духовитыми травами.
Плясуны, когда по одному по очереди, когда по нескольку сразу, выходили на свободную площадку и выделывали такие залихватские коленца, что зрители, стоявшие рядом и сидевшие за столами, хлопали в ладоши и выкрикивали приветствия. Неповторимый удалой танец зажигал. Была в этой пляске и простецкая веселость трудового человека, отдыхавшего и потягивающегося после тяжелой работы и крепкого сна, и двусмысленная скоморошья шутливость, и задиристость кочета.
И как это нередко бывает в кабаках, по мере того как посетители все сильнее упивались вином, движения плясунов становились более тяжелыми. Вместе с легкостью исчезли замысловатые коленца и прыжки, зато в пляске появилась особая исступленность. Плясуны оглушительно топали ногами по дощатому полу и, не жалея ладоней, хлопали себе по груди, поднимающимся коленям и подошвам сапог. При этом они громко выкрикивали. Их односложные возгласы не выражали ничего, кроме ярости. Праздничная пляска из-за излишка выпитого хмеля переросла в необъявленное состязание в выносливости и упрямстве. В кабацком варианте она производила не необвыкшегося человека страшноватое впечатление.
Часть посетителей уже разошлась, но человек пять самых неугомонных, и среди них Острога, упорно топтали пол:
– А! А!
– Оба!
– Вота!
Почти все оставшиеся посетители столпились вокруг плясунов:
– Еще!
– Давай «русского»!
– Петруша, поддай жару!
В разгар пляски в кабак вошли Вожа и пастух Николай Чеботарев. Они прослышали, что Острога гуляет в кабаке, и намеренно пришли сюда.
Вожа сбросил куртку и вступил в пляску. Он неспешно прошел круг и начал убыстрять темп и скорость движений. Острога при появлении Вожи настороженно сузил глаза, но пляску не оставил. Когда Острога увидел, что Вожа вступил в круг пляшущих, то решил, что Вожа хочет его переплясать, и усмехнулся.
Однако Вожа не собирался долго выплясывать. Скоро Острога почувствовал, что ему на ногу наступили. И тут же еще раз. Острога взвыл и было кинулся на отскочившего Вожу, но был сбит ударом Николая Чеботарева.
Посетители кабака загалдели:
– Двое на одного!
– Пусть двое разберутся сам на сам, а третий на мешайся! Николай Чеботарев поднял одну руку вверх, привлекая внимание, другой рукой показал на Острогу:
– У меня к нему свое дело! Мы с ним из одного проданного каравана! Зверолов Острога и купец Самыга продали наших караванщиков асиатцам. И я тому свидетель.
Острога кинулся к Чеботареву, но несколько сильных рук ухватили Острогу за куртку:
– Погоди-ка!
– Рассказывай про караван.
Николай Чеботарев рассказал присутствующим то же, что и табунщикам, подобравшим и приютившим его после побега. Над Острогой повисла гробовая тишина. Если в крепости еще был суд воеводский, то в одной версте от Самары судило мнение общины. А уж за сотню верст от Самары про воеводу мало кто слышал и почти никто за всю свою жизнь не видел.
