Стефан Цвейг - Мария Антуанетта
***
Бодрой рысцой, быстрее, чем четвёрка, восьмёрка лошадей тянет тяжёлую, громоздкую карету вдоль серой дороги, извивающейся, словно ручей. Всё располагает к хорошему настроению: дети выспались, король оживлён больше обычного. Шутят по поводу ролей, которые приходится играть беглецам: госпожа де Турзель теперь знатная дама мадам де Корф, королева – мадам Рошет, гувернантка её детей, король в ливрее лакея – дворецкий Дюран, Мадам Елизавета – камеристка, дофин превратился в девочку. В сущности в этой удобной карете семья чувствует себя свободнее, члены семьи – ближе друг другу, нежели дома, во дворце, под неусыпным наблюдением многочисленной прислуги и шестисот национальных гвардейцев. Вот уже заявляет о себе верный друг Людовика XVI – никогда не покидающий его аппетит. Извлекаются обильные припасы, едят вдоволь, на серебряном сервизе, из окон кареты летят куриные кости, пустые винные бутылки; не забывают и славных лейб–гвардейцев. Дети в восторге от приключения, играют в карете, королева весело болтает со всеми, король использует этот непредвиденный повод для того, чтобы познакомиться со своим королевством. Он достает карту и с большим интересом следит за маршрутом от села к селу, от деревушки к деревушке. Постепенно у них появляется чувство безопасности. На первой почтовой станции в шесть утра горожане ещё нежатся в своих постелях – никто не интересуется паспортом баронессы Корф: остаётся лишь проехать через город Шалон, и можно считать, что предприятие удалось. Ведь в пяти милях за этим последним препятствием, у Понт–де–Сом–Весль, их уже поджидает выдвинутый вперёд первый отряд кавалерии под командой молодого герцога Шуазеля.
Вот наконец и Шалон, четыре часа пополудни. Нет ничего подозрительного в том, что у почтовой станции собирается так много людей. Когда в городе появляется карета из столицы, очень хочется поскорее узнать от курьеров последние новости, при случае отправить на следующую станцию письмишко или посылочку, да и вообще в маленьком, скучном городишке любили и любят поболтать. Есть много охотников посмотреть новых людей, новую, красивую карету: Бог мой, чего же тут придумать другого, более интересного в жаркий летний день! Знатоки с профессиональным интересом рассматривают карету. Новёхонькая, с почтением устанавливают они прежде всего, и наверняка принадлежит очень знатной особе. Обита камкой, какая прекрасная отделка, какой великолепный багаж! Конечно же это аристократы, вероятно эмигранты. Собственно, любопытно бы посмотреть на них, поболтать с ними, но странное дело: почему–то после долгой, утомительной поездки все они, все шестеро, так упрямо отсиживаются в душной карете. Ведь стоит чудесный, тёплый день, можно бы выйти из неё, хоть немного поразмяться, выпить за разговором стакан холодного вина. Почему так нагло важничают эти лакеи в галунах? Кого это они корчат из себя? Странно, очень странно! Начинается тихое перешёптывание, кто–то подходит к почтмейстеру, говорит ему несколько слов на ухо. Тот выглядит смущённым, очень смущённым, но не вмешивается, давая карете спокойно продолжать свой путь. Однако – никому неизвестно, кто сказал это первым, – спустя полчаса весь город болтает только об одном – через Шалон проехал король с семьёй.
Те же ничего не знают, ни о чём не подозревают, напротив, несмотря на усталость, очень довольны. Ведь на следующей станции их уже ожидает Шуазель со своими гусарами. Будет покончено со всяким притворством и обманом, можно будет отбросить шляпу лакея, порвать фальшивые паспорта, услышать наконец "Vive le Roy! Vive la Reine!"[175] – клики, давно уже не ласкавшие слух. Полная нетерпения, Мадам Елизавета всё время выглядывает в окно, чтобы первой приветствовать Шуазеля, курьера. Защищая глаза ладонью от заходящего солнца, напряжённо всматриваются они, чтобы издали увидеть блеск гусарских сабель. Напрасно, ничего не видно. Наконец появляется всадник, один–единственный; гвардейский офицер подскакивает во весь опор к карете.
– Где Шуазель? – окликают его.
– Дальше.
– А остальные гусары?
– Здесь никого нет.
Хорошего настроения как не бывало. Тут что–то неладно. К тому же темнеет, близится ночь. Тревожно, боязно ехать сейчас вперёд, в неизвестность. Но пути назад нет, остановиться тоже нельзя, у беглецов одна лишь дорога – дальше и дальше. Королева утешает своих спутников. Нет здесь гусар, так в Сент–Менегу, всего в двух часах езды отсюда, стоят драгуны, там–то уж они будут в безопасности.
Эти два часа тянутся дольше, чем целый день. Но – ещё одна неожиданность – и в Сент–Менегу нет эскорта. Есть лишь командир драгун; кавалеристы долго ждали, весь день сидели в трактирах и там со скуки перепились, стали шуметь, да так, что заставили насторожиться всё население городка. Наконец командир, одураченный сбивчивыми сообщениями придворного парикмахера, решил, что разумнее вывести солдат из городка, чтобы они дожидались в стороне от дороги, он же остался здесь один. И вот катит пышная карета, запряжённая восьмёркой, а за ней пароконный кабриолет – второе таинственное событие этого дня для славных обывателей городка. Сначала неизвестно зачем и почему явились сюда драгуны, а теперь вот обе кареты с курьерами в роскошных ливреях; и смотри–ка, как подобострастно, как почтительно приветствует этих диковинных гостей командир драгун! Нет, не просто почтительно, а верноподданнически, всё время, пока говорит с ними, держит руку, приложив её к козырьку. Почтмейстер Друэ, член Клуба якобинцев и ярый республиканец, пристально следит за гостями. "Это, должно быть, знатные аристократы иди эмигранты, – думает он, – важная, очень важная сволочь. Их нельзя упустить". Сначала на всякий случай он тихо приказывает своим курьерам не очень–то торопиться на очередном перегоне с этими таинственными пассажирами, и карета с сонными седоками сонно громыхает дальше.
Но не проходит и десяти минут после отъезда экипажей, как распространяется слух – то ли пришло сообщение из Шалона, то ли подсказал инстинкт народа, – что в карете была королевская семья. Все приходят в движение, командир драгун быстро понимает нависшую опасность и хочет выслать эскортом своих солдат вслед беглецам. Но уже поздно, ожесточённая толпа протестует, и хорошо подогретые вином драгуны братаются с народом, не слушают команд. Кое–кто из решительных молодых людей бьет тревогу, и в этой суматохе лишь один человек принимает решение: почтмейстер Друэ даёт указание двум кавалеристам немедленно седлать коней и кратчайшим путем скакать галопом в Варенн, опередить тяжёлую карету. Там можно будет обстоятельно побеседовать с этими подозрительными пассажирами, и если это в самом деле король, то спасет его и его корону разве что Бог! Как и тысячи раз до сих пор, и в этом случае один–единственный энергичный поступок энергичного человека меняет ход мировой истории.
***
Между тем гигантская карета короля катит и катит в Варенн по извилистой дороге. Сутки пути в накалённом солнцем экипаже утомили седоков, тесно прижатых друг к другу; дети давно спят, король сложил свои карты, королева замолкла. Ещё час, всего лишь один час – и они под охраной надёжного эскорта. Но вот новая неожиданность. На последней предусмотренной планом побега станции, под городом Варенном, лошади не подготовлены. Приезжие топчутся в темноте, стучат в окна станции и слышат неприветливые голоса. Высланный вперёд парикмахер Леонар путаными, сбивчивыми сообщениями (никогда не следует своим посланцем выбирать Фигаро) убедил обоих офицеров, которым поручено ожидать здесь беглецов, что король не явится. Они улеглись спать, и сон этот для короля оказывается столь же роковым, как и сон Лафайета в ночь на 6 октября. Итак, дальше, на усталых лошадях в Варенн, возможно, там удастся их сменить. Но вторая неожиданность: под аркой городских ворот к форейтору подбегают несколько молодых людей с криком: "Стой!" Мгновение – и оба экипажа окружены толпой юнцов. Прибывший сюда десятью минутами раньше Друэ со своими единомышленниками собрал всю революционную молодежь Варенна, кого вытащив из постели, кого – из трактира. "Паспорта!" – приказывает кто–то. "Мы спешим, мы очень торопимся", – отвечает из кареты женский голос. Это "мадам Рошет", королева, единственный человек, сохранивший самообладание в момент опасности. Но сопротивление бесполезно, им приказано следовать к ближайшему постоялому двору (как зло иной раз шутит История!), именуемому "К великому монарху", а процессию уже ожидает мэр, лавочник по профессии, человек с аппетитной фамилией Сосс[176], желающий посмотреть документы приезжих.
Мелкий лавочник, внутренней преданный королю, полный страха угодить в скверное дело, бегло просматривает паспорта и говорит: "Всё в порядке". Что касается его, он готов отпустить карету. Но почтмейстер Друэ, уже чувствующий рыбку на крючке, ударяет по столу кулаком и кричит: "Это король и его семья, и если вы выпустите их из страны, то будете обвинены в государственной измене". От такой угрозы у славного отца семейства душа уходит в пятки, а тут товарищи Друэ бьют в набат, во всех окнах зажигаются огни, город поднят по тревоге. Возле карет растёт толпа, о продолжении пути не может быть и речи, лошади не сменены. Чтобы выпутаться из затруднительного положения, бравый лавочник–мэр предлагает госпоже баронессе Корф переночевать со своими домочадцами у него – уже поздно, не ехать же дальше ночью. "К завтрашнему утру, – думает хитрец, – так или иначе всё выяснится, а я не буду в ответе". Поколебавшись – ничего лучшего всё равно не придумать, к утру же драгуны явятся наверняка, – король принимает приглашение.
