Кристофер Хибберт - Королева Виктория
В сентябре, когда королевская семья все еще находилась в Балморале, пришла срочная телеграмма от генерала Симпсона, который принял на себя командование британскими войсками в Крыму после трагической гибели лорда Раглана. В депеше сообщалось, что «Севастополь находится в руках союзников».
«Альберт сказал, что они должны немедленно отправиться к огромной пирамиде из камней и зажечь там ритуальный костер, символизирующий победу над врагом. Эту пирамиду и дрова для костра они подготовили еще в прошлом году, когда получили ложное сообщение о падении этого города. С тех пор все это находилось во дворе и ждало своего логического завершения... Через несколько минут Альберт, а вместе с ним все джентльмены, а также все слуги и придворные, к которым вскоре присоединились и многие жители деревни, направились к каменной пирамиде, взобрались на ее вершину и зажгли костер. А мы стояли внизу и с восторгом наблюдали за всем происходящим. Генералы дружно аплодировали и что-то кричали в честь британской армии. Когда костер разгорелся, все стали бегать и прыгать вокруг него, пританцовывая и выкрикивая патриотические лозунги... Альберт спустился вниз и сказал, что эта сцена напоминает ему «настоящий шабаш ведьм» и что он испытал неописуемое чувство волнения и радости по поводу победы. Все присутствующие стали пить виски за здоровье друг друга и вообще пребывали в состоянии неописуемого экстаза».
Однако это была победа не союзников, а исключительно французской армии. Британские солдаты, испытав невиданные лишения и потрепав себе нервы на подступах к городу, остановились у подножия кургана, окопались там и решительно отказались переходить в наступление под ожесточенным огнем противника. А французские войска, потери которых были в три раза больше, собрались с силами и захватили знаменитый Малахов редут, после чего русское командование приняло нелегкое для себя решение оставить Севастополь, который к тому времени превратился в руины.
Когда королева узнала подробности позорного поведения британских солдат, то выразила глубокое сожаление, что Крымская война закончилась так бесславно для британской армии. А лорд Пальмерстон, прекрасно понимая, что Франция потеряла много сил и теперь будет стремиться к миру любой ценой, решительно заявил, что ни за что не согласится на мирные переговоры в столь неблагоприятных для Англии условиях и предпочел бы продолжать военные действия даже без Франции, опираясь на помощь одной лишь Турции. «Я понимаю, что такой мир будет как гость в горле, — откровенно призналась королева. — Причем не только для меня, но и для всей нации».
Королева всегда уделяла большое внимание армии и привыкла считать себя дочерью солдата. Пока в Париже велись мирные переговоры, она старалась как можно чаще бывать в армейских частях, приветствовала возвращающихся из Крыма солдат и офицеров, постоянно навещала в госпиталях раненых и искалеченных, принимала участие в военных смотрах и парадах и делала все возможное, чтобы хоть как-то приглушить горечь неудачной военной кампании. А когда мирные переговоры уже подходили к концу, королева устроила грандиозный военный парад и принимала его, сидя на лошади. По ее словам, это было самое большое скопление британских вооруженных сил, «собранных в Англии после знаменитой битвы под Вустером в 1651 г.».
Между тем мирные переговоры завершились, и 30 марта 1856 г. был подписан Парижский мирный договор. В Англии он стал настолько непопулярен, что даже говорить об этом никому не хотелось. Отношения между бывшими союзниками стали быстро портиться. Франция, которая сыграла главную роль на завершающем этапе Крымской войны, не скрывала своего удовлетворения и всячески подчеркивала позорное поведение британских войск. А 14 января 1858 г. в Париже произошло событие, которое грозило прервать некогда дружеские отношения между двумя странами.
В тот вечер, когда император Франции отправился вместе с супругой в оперу, в их карету бросили три бомбы. В результате мощных взрывов погибли десять человек и две лошади, были выбиты все стекла в оперном театре, а император и императрица спаслись бегством, прикрывая окровавленными руками израненные лица. «Повсюду стоял страшный шум, кричали раненые, толпы людей метались из стороны в сторону, и многие из них были в. крови, — записала королева в дневнике со слов Эрнеста, брата принца Альберта, который в тот вечер находился в императорской ложе и ожидал начала спектакля. — Кровь раненых людей залила платье императрицы... Она вела себя весьма достойно и мужественно перенесла это страшное событие, в отличие от самого императора. Когда на место взрыва прибыла полиция, императрица сказала им: «Не волнуйтесь за нас, это обычные вещи для людей нашей профессии. Лучше позаботьтесь о раненых». Они остались на представлении и сидели там до конца». Надо сказать, что попытки покушения на жизнь императора Франции предпринимались и ранее. «Если хотите знать, — говорил император своему другу лорду Малмсбери во время своего первого визита в Англию, за три года до этого, — я не считаю себя фантазером или капризным чудаком, но даю вам слово чести, что недавно в пятидесяти футах от меня были задержаны три человека, вооруженные пистолетами и кинжалами... И все эти люди приехали во Францию прямо из Англии. Ваша полиция должна быть более внимательной и своевременно сообщать мне о готовящемся покушении».
А теперь он получил более серьезные основания для жалоб и нареканий. Как выяснилось впоследствии, и на этот раз покушение было связано с Англией, хотя подготовил и совершил его итальянский граф Феличе Орсини со своими сообщниками. Некоторое время назад Орсини получил восторженный прием в Англии, где его считали выдающимся революционером и отважным борцом за единство страны и объединение Италии. В изданной им в Лондоне книге, которая получила широкий отклик и вызвала бурю восторга, он откровенно называет себя агентом легендарного революционера Джузеппе Мадзини. Более того, даже бомбы, которые были брошены в карету императора Франции, были изготовлены в английском городе Бирмингеме. Министр иностранных дел Франции граф Валевский выразил свое возмущение тем, что такие люди, как Орсини, находят убежище в Англии, а некоторые французские офицеры открыто высказали требование немедленно вторгнуться в Англию и положить конец преступной деятельности террористов. «Сообщения из Франции становятся все хуже с каждым днем, — отмечал позже лорд Грэнвилл. — Я не удивлюсь, если начнется война с Францией». Лорд Пальмерстон проигнорировал грозные предупреждения французского посла, однако его правительство тем не менее внесло в палату общин законопроект по укреплению законности и предотвращению антигосударственных заговоров. Но общие антифранцузские настроения в стране, вызванные нападками Парижа и нагнетанием антибританских настроений во Франции, привели к провалу этого законопроекта и падению правительства лорда Пальмерстона.
За десять дней до покушения Орсини на жизнь французского императора Наполеона III старшая дочь королевы Виктории вышла замуж за прусского принца Фридриха, причем в той самой королевской церкви Святого Якова, в которой венчалась королева Виктория. «Я чувствовала себя так, будто снова выхожу замуж, только еще больше нервничала», — записала королева в дневнике. Она действительно нервничала, что было зафиксировано даже на дагеротипе, где она изображена вместе с молодоженами. Размытые очертания руки свидетельствуют, что руки ее заметно дрожали во время брачной церемонии и фотографирования. Позже она вспоминала, что очень боялась упасть в обморок прямо в церкви. Потом, правда, она немного успокоилась и вспоминала позже, что жених был смертельно бледен и волновался не меньше архиепископа Кентерберийского, стоявшего у алтаря. Королева была очень довольна поведением принцессы, «нашим дорогим цветочком», которая была совершенно спокойна, невинна, уверена в себе и необыкновенно серьезна. Когда она подошла к жениху, «ее вуаль спадала на плечи, а сама она находилась между своим любимым отцом и не менее любимым дядюшкой Леопольдом».
Чуть позже, когда принцесса поднялась вместе с женихом в Тронный зал, чтобы поставить подпись в журнале регистрации, прозвучал «Свадебный марш» Мендельсона. Королева была так растрогана видом счастливой дочери, что готова была «обнять каждого из присутствующих». А на следующий день, когда она наблюдала за тем, как молодая пара отвечала на приветствия толпы с балкона Букингемского дворца, а потом сидела за завтраком, ей вдруг стало очень грустно, что «все закончилось». Эта свадьба была «такой прекрасной, такой замечательной».
В тот вечер, когда молодожены отправились на короткий медовый месяц в Виндзорский дворец, королева впервые «ощутила себя одинокой без Вики». Правда, вскоре она получила от нее письмо и тут же ответила, не без удовольствия сообщив дочери, что та вела себя безупречно и что отныне родители передают ее «в другие, но не менее любящие и преданные руки». Конечно, королеве трудно было признаться, что она «немного ревнует» и вообще не может просто так отбросить все свои привычные материнские чувства. Для нее было «ужасно осознавать что она отдает свое невинное дитя в руки другого человека и что ей предстоит пройти в замужестве».